Почувствовав у себя на спине ненавистного всадника, могучий конь пришел в ярость и попытался сбросить седока. Паррику казалось, что обезумевший скакун вытрясет из него душу, но он крепко вцепился в коня, словно репей в собаку.
Разъяренный конь встал на дыбы, но сбросить опытного всадника ему все же не удалось, и тогда он, несмотря на полученные раны, помчался во весь опор, подгоняемый силой ярости. Паррик до боли стиснул зубы и собрал всю свою волю, чтобы удержаться. Словно во сне перед ним мелькали плоскогорье, окружающие его вершины и сотни ксандимцев, пришедших поглазеть на поединок, когда рассеялся туман.
«О Боги, — подумал Паррик, — как бы мчался этот конь, будь он здоров!» Он даже забыл о боли, которую причиняла ему тряска, и в восторге воскликнул:
— Отец Богов! Что за скачка!
Но конь явно уставал. Он начал спотыкаться, дыхание его стало хриплым. Сделав еще несколько последних отчаянных прыжков, он вдруг остановился, и Паррик едва успел отскочить в сторону, прежде чем конь опрокинулся на спину. Кавалерийский начальник неловко брякнулся на землю, поврежденная нога подвернулась, и он упал, Паррик инстинктивно откатился в сторону, подальше от животного, но когда он смог встать на ноги, то сразу понял, что его противник уже не представляет опасности.
Паррик с болью смотрел, как беспомощное теперь создание тщетно пытается подняться.
— Проклятие! — воскликнул он. — Я не хотел этого.
Но тут его внимание было отвлечено злобными выкриками из толпы зрителей-ксандимцев. Кавалерийский начальник снова попытался обнажить меч, но безуспешно. Проклятый клинок намертво засел в ножнах. Потом он увидел, как, пробившись сквозь неспокойную толпу, к нему поспешно направляется какой-то человек. Вслед за Эфировидцем (а это был он) двинулись и другие ксандимцы, сжимая в руках оружие.
К удивлению Паррика, Чайм не обратил на него никакого внимания. Он остановился около поверженного Хозяина Стад и начал декламировать что-то на плавном ксандимском языке, сопровождая свои слова выразительными жестами. Толпа угрожающе качнулась вперед и тут же остановилась, словно натолкнувшись на какое-то невидимое препятствие. Все до одного застыли на месте, и на лицах их читались изумление и страх.
Паррик тоже взглянул на Эфировидца, и ему стало нехорошо. С лицом Чайма произошла какая-то жуткая перемена. Его карие глаза утратили человеческое выражение и стали похожими на ртуть. От этого взгляд его стал зловещим и словно потусторонним.
Наконец Эфировидец завершил свою жуткую декламацию. Слезы текли по его лицу, и вид у него был такой, словно он постарел на целый век. Пошатываясь от усталости, Чайм подошел к Паррику, и тот с облегчением обнаружил, что глаза его обрели прежнее выражение и цвет. Теперь у Паррика страшно болела поврежденная нога, да и все остальные болячки, на которые он в пылу битвы не обращал внимания, дали о себе знать, так что победитель не смог бы убежать, даже если б захотел. А он и не хотел (по крайней мере Паррик настойчиво себя в этом убеждал). Чайм взял его правую руку и поднял ее для всеобщего обозрения.
— Внимай мне, о мой народ! — вскричал он. — Сегодня здесь был принят вызов и состоялось единоборство по нашему древнему закону. Я дарую вам, о народ Ксандима, вашего нового Хозяина Табунов — Паррика!
Из толпы послышались насмешки и проклятия.
— Спокойно! — заорал Чайм, утратив прежнюю размеренность речи, и, к удивлению Паррика, ропот тут же прекратился.
— Вы все видели, что я сейчас сделал, — продолжал Эфировидец. — Я произнес заклинание, благодаря которому Фалихас должен остаться в обличье коня, пока заклятие не будет снято. Я сожалею об этом, но не вижу иного способа обеспечить безопасность нового Хозяина Стад, его спутников, а также и мою. Так как у меня нет наследников моего дара, то я один могу восстановить человеческий облик Фалихаса, и я это сделаю, обещаю.., со временем. А до тех пор тот, кто не примет нового Хозяина Стад, разделит участь прежнего.
В толпе снова поднялся ропот, но Чайм уже сказал главное, и на этот раз ему достаточно было поднять руку, требуя тишины, — и ксандимцы повиновались. Паррику, измученному и голодному, больше всего хотелось, чтобы Эфировидец наконец заткнулся и дал новому вождю возможность отдохнуть где-нибудь и хорошо выпить, что кавалерийский начальник вполне заслужил. И чтобы кто-нибудь занялся его ранами.
Но даже он, словно завороженный, слушал Чайма.
— Мой народ, — продолжал тот печальным голосом, — я знаю, вы считаете, что моя дружба с чужестранцами — измена, но я никогда не решился бы на это без серьезных причин. — Он выпрямился, глаза его загорелись. — О ксандимцы, вы должны быть готовы к битве. Казалимцы пересекли пустыню и вступили в союз со злыми колдунами, а также с другими нашими врагами — воинственным Крылатым Народом. Таково было мое видение, и я клянусь вам, что это — правда! — Следующие слова Чайма потонули в реве возмущенной толпы, и он был вынужден вновь призвать своих соотечественников к молчанию.
В наступившей тишине он продолжал:
— Мы невоинственный народ. Мы умеем хорошо защищать свою землю, но нам не хватает дисциплины и военного искусства, что позволяло казалимскому отребью в прошлом безнаказанно совершать набеги на нашу землю. Но теперь все будет по-другому!
Эфировидец повернулся к Паррику, изумленно взиравшему на него.
— Этот чужестранец может повести нас за собой. Он может научить нас военному искусству. Он разыскивает своих друзей, захваченных казалимскими подонками, и будет помогать нам, пока его друзья не будут освобождены, а наша земля очищена. После этого он поклялся отказаться от бремени вождя и покинуть нас, навсегда сохранив тайну нашего народа. О люди Ксандима, принимаете ли вы его — ради блага вашей земли и будущего ваших детей?
На этот раз ответом ему был дружный гул одобрения.
— Ну и мастак же ты речи толкать! — заявил Эфировидцу благодарный Паррик.
— Меньше всего я думал об этом, — скромно ответил Чайм.
Толпа окружила их, с любопытством глядя на Паррика, а кто посмелее, даже пытался потрогать одежду чужеземца.
Сангра, которая до этого стояла в сторонке, возле Сторожевого камня, с мечом в руках охраняя Элевина, протолкалась сквозь толпу.
— Молодчина, Чайм, здорово! — воскликнула она, хлопнув юношу по плечу.
Несколько ксандимцев подошли к поверженному Хозяину Стад и, к облегчению Паррика, помогли бедняге кое-как встать на ноги.
— Но теперь, когда меня признали, ты вернешь Фалихасу человеческий облик?
— спросил он Чайма. Тот покачал головой.
— Это слишком опасно, — прямо сказал он. — Далеко не все еще убеждены в правильности нашего дела, и если бы Фалихас заговорил, он бы мигом перетянул их на свою сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104