Мы грешим ежедневно.
— Так ведь вы в этом не виноваты, — объяснила ему Дора. — У вас же нет никого на свете.
Нет, к нему это теперь не относилось: теперь у него есть мать. Он ликующе засмеялся:
— Вот и падре Жозе Педро так мне говорил. И еще он сказал…
Счастливый смех не давал ему договорить, и Дора тоже заулыбалась, зараженная его весельем.
— …сказал, что, может быть, я когда-нибудь приму сан.
— Конечно, примешь.
— Хочешь, подарю его тебе? — неожиданно для самого себя спросил Леденчик, показывая на Христа-младенца.
Он был похож в эту минуту на мальчишку, который, получив от матери монетку на леденцы, делится с нею лакомством. И Дора кивнула в знак согласия, как мать, которая возьмет конфетку из рук сына, чтобы доставить ему радость.
Профессор никогда не видел мать Леденчика, не знал, кто она и что. Но сейчас на месте Доры стояла она — в этом не было сомнения, — и он позавидовал счастью своего товарища.
Они нашли Педро на пляже. Эту ночь он провел не в пакгаузе, а здесь, на нагретом и ласковом песке, глядя на луну. Дождь перестал, а ветерок был теплый. Профессор растянулся рядом. Дора села посередине. Педро поглядел на нее искоса, ниже надвинул на лоб берет.
— Вчера ты очень помог нам с братом… — сказала она.
— Тебе надо уйти, — ответил Педро.
Дора не произнесла ни слова, но заметно опечалилась. Тогда заговорил Профессор:
— Нет, Педро. Не надо ей уходить. Она нам, как мать. Честное слово, всем — как мать. И повторил еще и еще раз: — Как мать… Как мать…
Пуля окинул их взглядом, снял берет, сел на песке. Дора смотрела на него ласково. Им она, как мать. А ему она и мать, и сестра, и жена. Он сконфуженно улыбнулся ей:
— Я просто подумал, цапаться из-за тебя начнем… — Она замотала головой, но он продолжал: — А потом улучат минуту, когда нас с Профессором не будет…
Все трое засмеялись, а Профессор снова сказал:
— Теперь уже можно не бояться. Она нам, как мать.
— Ладно, оставайся, — решил Педро, и Дора улыбнулась ему: он успел стать ее героем, хоть она никогда еще не думала ни о чем подобном, — время не пришло. Она любила его, как сына, лишенного ласки и заботы, как старшего брата, который всегда придет на помощь, как возлюбленного, равного которому нет в целом свете.
Но Профессор заметил, как они улыбаются друг другу, и, помрачнев, повторил еще раз:
— Она нам, как мать!
А помрачнел он потому, что и для него она была не матерью. И ему стала она возлюбленной.
Дора, сестра и невеста
В платье особенно не побегаешь и через забор не перепрыгнешь, а Дора ничем не хотела отличаться от «капитанов». Она выпросила у Барандана штаны, которые ему подарили в каком-то богатом доме. Негритенку они были велики, и потому он согласился, а она укоротила штанины, подпоясалась веревкой, следуя негласной моде «капитанов», а платье заправила в них, как рубашку. Если б не длинные золотистые волосы и не груди, ее вполне можно было бы принять за мальчишку.
В тот день, когда она в своем новом обличье предстала перед Педро, тот захохотал так, что не устоял на ногах и покатился по полу. Наконец он с трудом вымолвил:
— Ох, уморила…
Дора опечалилась, и он перестал смеяться.
— Я не желаю у вас на шее сидеть. Отныне всюду буду с вами.
Удивление Педро было безмерно:
— Это что же…
Дора спокойно глядела на него, ожидая, когда он договорит.
— …ты с нами отправишься дела делать?
— Вот именно, — отвечала она решительно.
— Да ты с ума сошла!
— Вовсе нет.
— Неужели сама не понимаешь, что это занятие не для девчонки? Мы, мужчины…
— Тоже мне мужчины! Мальчишки вы, а не мужчины!
— Но мы по крайней мере в брюках ходим… — только и нашелся он что возразить.
— И я тоже! — радостно воскликнула она.
Педро в замешательстве поглядел на нее, смешно ему уже не было. Потом после некоторого раздумья сказал:
— Если полиция нас возьмет, мы выкрутимся. А ты?
— И я выкручусь!
— Тебя отправят в приют. Ты даже и не знаешь, что это такое…
— И знать не хочу. Что с вами будет, то и со мной.
Педро пожал плечами, как бы говоря, что с таким упрямством совладать не может. Его дело — предупредить, а она пусть поступает как знает. Но Дора заметила, что он озабочен, и потому сказала:
— Вот увидишь, я не подведу.
— Да где это видано, чтоб девчонка путалась в такие дела?! А придется схлестнуться — ты что, в драку долезешь?!
— Необязательно мне драться. Разве мне другого дела не найдется?
Педро согласился. В глубине души он был доволен настойчивостью Доры, хотя и не знал, что из этого всего выйдет.
И вот полноправным членом шайки Дора, неотличимая от «капитанов», шла с ними по улицам Баии. Теперь город уже не казался ей враждебным: она полюбила его и изучила все его улицы и закоулки, она овладела искусством вскакивать на подножку движущегося трамвая и лавировать в потоке автомобилей. Она стала ловчее самых ловких, проворней самых быстроногих. Ходили они обычно вчетвером: Дора, Педро, Большой Жоан и Профессор. Верзила негр никуда не пускал ее одну и тенью следовал за нею, расплываясь в счастливой улыбке, когда она обращалась к нему. Он был предан ей, как пес, и не уставал удивляться ее дарованиям и талантам: ему казалось, что в храбрости она не уступит самому Педро.
— Похлеще любого парня! — с изумлением говорил он Профессору.
А тому как раз это не очень нравилось: он мечтал, чтобы Дора поглядела на него с нежностью, — только не с материнским участием, как на малышей или на Вертуна с Леденчиком, и не с братским чувством, как на Большого Жоана, на Кота, на Безногого и на него самого. Профессор хотел, чтобы она поглядела на него с любовью — как на Педро, когда тот мчался по улице, удирая от полицейских, а вслед ему несся истошный крик хозяина какой-нибудь лавчонки:
— Держи его! Держи вора! Караул, грабят!
Но такие взгляды она обращала только к Педро — к нему одному, — а он и не замечал их.
Вот почему Профессор отмалчивался, когда Большой Жоан начинал расхваливать отвагу Доры.
В ту ночь Педро Пуля явился в пакгауз с заплывшим глазом и расквашенными губами. Эти увечья он получил в схватке с Эзекиелом, главарем другой шайки, куда более дикой и малочисленной, чем «капитаны». Эзекнел — с ним было еще трое, в том числе — паренек, которого Педро когда-то выгнал вон за то, что тот воровал у товарищей, — подстерег его. Педро проводил Дору и ее брата до Ладейра-де-Табуан, оттуда до пакгауза было рукой подать. Жоан был в это время чем-то занят и не смог пойти с ними. Педро сначала хотел довести их до самой «норки», но потом рассудил, что еще белый день и даже самый отпетый негр не рискнет увязаться за девушкой. Ему же еще надо было поспеть к Гонсалесу, чтобы получить деньги, причитающиеся «капитанам» за золотые безделушки, похищенные у одного богатого араба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Так ведь вы в этом не виноваты, — объяснила ему Дора. — У вас же нет никого на свете.
Нет, к нему это теперь не относилось: теперь у него есть мать. Он ликующе засмеялся:
— Вот и падре Жозе Педро так мне говорил. И еще он сказал…
Счастливый смех не давал ему договорить, и Дора тоже заулыбалась, зараженная его весельем.
— …сказал, что, может быть, я когда-нибудь приму сан.
— Конечно, примешь.
— Хочешь, подарю его тебе? — неожиданно для самого себя спросил Леденчик, показывая на Христа-младенца.
Он был похож в эту минуту на мальчишку, который, получив от матери монетку на леденцы, делится с нею лакомством. И Дора кивнула в знак согласия, как мать, которая возьмет конфетку из рук сына, чтобы доставить ему радость.
Профессор никогда не видел мать Леденчика, не знал, кто она и что. Но сейчас на месте Доры стояла она — в этом не было сомнения, — и он позавидовал счастью своего товарища.
Они нашли Педро на пляже. Эту ночь он провел не в пакгаузе, а здесь, на нагретом и ласковом песке, глядя на луну. Дождь перестал, а ветерок был теплый. Профессор растянулся рядом. Дора села посередине. Педро поглядел на нее искоса, ниже надвинул на лоб берет.
— Вчера ты очень помог нам с братом… — сказала она.
— Тебе надо уйти, — ответил Педро.
Дора не произнесла ни слова, но заметно опечалилась. Тогда заговорил Профессор:
— Нет, Педро. Не надо ей уходить. Она нам, как мать. Честное слово, всем — как мать. И повторил еще и еще раз: — Как мать… Как мать…
Пуля окинул их взглядом, снял берет, сел на песке. Дора смотрела на него ласково. Им она, как мать. А ему она и мать, и сестра, и жена. Он сконфуженно улыбнулся ей:
— Я просто подумал, цапаться из-за тебя начнем… — Она замотала головой, но он продолжал: — А потом улучат минуту, когда нас с Профессором не будет…
Все трое засмеялись, а Профессор снова сказал:
— Теперь уже можно не бояться. Она нам, как мать.
— Ладно, оставайся, — решил Педро, и Дора улыбнулась ему: он успел стать ее героем, хоть она никогда еще не думала ни о чем подобном, — время не пришло. Она любила его, как сына, лишенного ласки и заботы, как старшего брата, который всегда придет на помощь, как возлюбленного, равного которому нет в целом свете.
Но Профессор заметил, как они улыбаются друг другу, и, помрачнев, повторил еще раз:
— Она нам, как мать!
А помрачнел он потому, что и для него она была не матерью. И ему стала она возлюбленной.
Дора, сестра и невеста
В платье особенно не побегаешь и через забор не перепрыгнешь, а Дора ничем не хотела отличаться от «капитанов». Она выпросила у Барандана штаны, которые ему подарили в каком-то богатом доме. Негритенку они были велики, и потому он согласился, а она укоротила штанины, подпоясалась веревкой, следуя негласной моде «капитанов», а платье заправила в них, как рубашку. Если б не длинные золотистые волосы и не груди, ее вполне можно было бы принять за мальчишку.
В тот день, когда она в своем новом обличье предстала перед Педро, тот захохотал так, что не устоял на ногах и покатился по полу. Наконец он с трудом вымолвил:
— Ох, уморила…
Дора опечалилась, и он перестал смеяться.
— Я не желаю у вас на шее сидеть. Отныне всюду буду с вами.
Удивление Педро было безмерно:
— Это что же…
Дора спокойно глядела на него, ожидая, когда он договорит.
— …ты с нами отправишься дела делать?
— Вот именно, — отвечала она решительно.
— Да ты с ума сошла!
— Вовсе нет.
— Неужели сама не понимаешь, что это занятие не для девчонки? Мы, мужчины…
— Тоже мне мужчины! Мальчишки вы, а не мужчины!
— Но мы по крайней мере в брюках ходим… — только и нашелся он что возразить.
— И я тоже! — радостно воскликнула она.
Педро в замешательстве поглядел на нее, смешно ему уже не было. Потом после некоторого раздумья сказал:
— Если полиция нас возьмет, мы выкрутимся. А ты?
— И я выкручусь!
— Тебя отправят в приют. Ты даже и не знаешь, что это такое…
— И знать не хочу. Что с вами будет, то и со мной.
Педро пожал плечами, как бы говоря, что с таким упрямством совладать не может. Его дело — предупредить, а она пусть поступает как знает. Но Дора заметила, что он озабочен, и потому сказала:
— Вот увидишь, я не подведу.
— Да где это видано, чтоб девчонка путалась в такие дела?! А придется схлестнуться — ты что, в драку долезешь?!
— Необязательно мне драться. Разве мне другого дела не найдется?
Педро согласился. В глубине души он был доволен настойчивостью Доры, хотя и не знал, что из этого всего выйдет.
И вот полноправным членом шайки Дора, неотличимая от «капитанов», шла с ними по улицам Баии. Теперь город уже не казался ей враждебным: она полюбила его и изучила все его улицы и закоулки, она овладела искусством вскакивать на подножку движущегося трамвая и лавировать в потоке автомобилей. Она стала ловчее самых ловких, проворней самых быстроногих. Ходили они обычно вчетвером: Дора, Педро, Большой Жоан и Профессор. Верзила негр никуда не пускал ее одну и тенью следовал за нею, расплываясь в счастливой улыбке, когда она обращалась к нему. Он был предан ей, как пес, и не уставал удивляться ее дарованиям и талантам: ему казалось, что в храбрости она не уступит самому Педро.
— Похлеще любого парня! — с изумлением говорил он Профессору.
А тому как раз это не очень нравилось: он мечтал, чтобы Дора поглядела на него с нежностью, — только не с материнским участием, как на малышей или на Вертуна с Леденчиком, и не с братским чувством, как на Большого Жоана, на Кота, на Безногого и на него самого. Профессор хотел, чтобы она поглядела на него с любовью — как на Педро, когда тот мчался по улице, удирая от полицейских, а вслед ему несся истошный крик хозяина какой-нибудь лавчонки:
— Держи его! Держи вора! Караул, грабят!
Но такие взгляды она обращала только к Педро — к нему одному, — а он и не замечал их.
Вот почему Профессор отмалчивался, когда Большой Жоан начинал расхваливать отвагу Доры.
В ту ночь Педро Пуля явился в пакгауз с заплывшим глазом и расквашенными губами. Эти увечья он получил в схватке с Эзекиелом, главарем другой шайки, куда более дикой и малочисленной, чем «капитаны». Эзекнел — с ним было еще трое, в том числе — паренек, которого Педро когда-то выгнал вон за то, что тот воровал у товарищей, — подстерег его. Педро проводил Дору и ее брата до Ладейра-де-Табуан, оттуда до пакгауза было рукой подать. Жоан был в это время чем-то занят и не смог пойти с ними. Педро сначала хотел довести их до самой «норки», но потом рассудил, что еще белый день и даже самый отпетый негр не рискнет увязаться за девушкой. Ему же еще надо было поспеть к Гонсалесу, чтобы получить деньги, причитающиеся «капитанам» за золотые безделушки, похищенные у одного богатого араба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63