Ерунда. Здесь у новичка все в порядке…
Сана тоже почти не спала в эту ночь: ложилась, вставала, опять ложилась… Надежду Филипповну она встретила без энтузиазма, но с должной предупредительностью: обмахнула фартуком табурет, зачем-то переставила его с места на место (уж таков обычай: для уважаемого гостя табурет обязательно переставляется, даже если сидеть на нем окажется после этого менее удобно), приготовилась взять у Надежды Филипповны плащ.
Присесть Надежда Филипповна отказалась и плаща не сняла.
– Вы извините меня, я ненадолго. Я главным образом сообщить, что с Ксаной все благополучно. Сейчас она у меня. Чтоб вы не беспокоились.
– Да что ж… Спасибо вам…
Трудно что-нибудь прочитать в глазах Саны, и все же Надежда Филипповна заметила, что вместе с некоторым удовлетворением она вызвала у Ксаниной матери определенную долю неприязни к себе (дочь, видите ли, нашла спасение в доме учительницы, а не в материном доме).
– Пусть она успокоится немножко, поспит, – сказала Надежда Филипповна, – а после обеда придет домой… – Помедлила в нерешительности, ища, как бы поделикатней заговорить о вчерашних событиях. – Наверное, погорячились немножко?..
– Погорячишься, – холодно ответила Сана, – если не работа у них, а гулянки на уме.
– Ну, это вы напрасно, – возразила Надежда Филипповна. – Я, по крайней мере, ничего страшного не вижу.
– Оно конечно, – согласилась Сана. – У вас же нет своих детей.
Будто ножом полоснула.
– Нет… Не довелось, знаете… – подтвердила Надежда Филипповна. И сразу стала прощаться: – Ну, извините еще раз, мне пора. За Ксану не волнуйтесь. Пусть она отдохнет. – И проговорилась. Может, в отместку? Вот она, бабская натура! Не думая ведь, ляпнула: – Отогреется немножко, а то продрогла вся… – И Надежда Филипповна замолчала. Но поздно.
– Где продрогла? – шевельнув красивыми темными бровями, спросила Сана.
– Она, понимаете, сначала у Валеры была, а уж потом ко мне, – ответила Надежда Филипповна, проклиная себя за необходимость выворачиваться. – Вы, пожалуйста, не тревожьте ее пока. Так будет лучше. До свидания.
– Спасибо за беспокойство. Всего вам лучшего. Извиняйте, если что не так, – одно за другим проговорила Сана всегдашние напутствия, провожая учительницу на крыльцо.
* * *
В школу весть о вчерашних событиях принесла на хвосте сорока.
Слухи преувеличивались до крайности, тем более что на занятия Ксана не пришла. Лица девчонок, то у одной, то у другой, вспыхивали испуганным «Ох!» или «Ой!». Но ученики только шептались: украдкой, с ушка на ушко, «по секрету»…
Надежда Филипповна по известным нам причинам явилась в канцелярию позже всех. И, едва открыла дверь, ее встретили тревожным вопросом:
– Вы слышали?..
– О чем? – переспросила Надежда Филипповна, подходя к столу, за которым сидела географичка Валя, и пристраивая на уголке свой портфель, чтобы извлечь кипу тетрадей. Валя хотела подняться, Надежда Филипповна остановила ее.
– Как! Вы ничего не слышали?! Ксанку вашу, что с домиков, вчера мать выгнала!..
– Ах, об этом… – почти равнодушно проговорила она, выкладывая тетради на стол. – Слышала, конечно… От Ксаны. Она сейчас у меня. – И стала сортировать тетради по классам.
Ах, как хотелось Надежде Филипповне предупредить утром Валерку, Ксану, Димку, чтоб говорили, будто Ксана вообще ночевала у нее. Но, с одной стороны, учить детей даже этой праведной лжи было бы тяжко и противоестественно для нее (и как они сами не догадались прийти вечером!), а с другой стороны… может, все-таки надо было подсказать? И подумала: нет, подробности так или иначе всплывут. Сама не выдержала у Саны, а требовать этого от двух мальчишек и девчонки… К тому же она оказалась бы в роли сообщницы. А ребятам нужен сейчас хоть один крепкий защитник.
– Ну, и что она? – как бы между прочим, поинтересовалась Софья Терентьевна.
– Мать под горячую руку показала ей на дверь… А девочка она гордая.
– А за что все же? – уточнила Софья Терентьевна.
– Когда нервы не в порядке, причина всегда найдется, – уклончиво ответила Надежда Филипповна.
– Но в данном случае… – начала было Софья Терентьевна. – Говорят, ее… за дружбу с этим пареньком? – Она чуть не сказала «за связь», но вовремя поправилась.
– Вот именно, – подтвердила Надежда Филипповна, – за дружбу.
– Странная история, – словно бы размышляя вслух, обронила Софья Терентьевна.
Разговор в канцелярии опять оживился. Но острых углов старались теперь не затрагивать, касаясь больше факта, нежели причин, хотя из отдельных полунамеков явствовало, что причины с повестки дня не снимаются.
Единственным человеком, который действительно ничего не знал, оказался математик Павел Петрович. Он явился перед самыми занятиями. Зайдя в канцелярию, чтобы взять журнал, флегматично поприветствовал всех и направился в восьмой класс.
А восьмой затаился в напряженном ожидании. На Димку старались не глядеть, и, когда Павел Петрович, заняв свое место, назвал Димкину фамилию, чтобы шел к доске, глаза всех, как по команде, обратились в его сторону. Димка встал.
– Я сегодня не готов к занятиям.
– Что ты сказал?
– Я не готов к занятиям, – повторил Димка. Ему хотелось дерзить, говорить грубости. Он видел, как перешептываются девчонки, знал, о чем перешептываются, и свой вызов к доске воспринял следствием того же праздного любопытства. В эти минуты он яростно ненавидел всех и не хотел быть в классе.
– Почему не готов? – спросил Павел Петрович.
– Некогда было, – вызывающе ответил Димка.
– Ясно, – сказал Павел Петрович. – Другому я, может, и учел бы эту причину, а тебе ставлю, учти, жирную, имей в виду, двойку. – И, называя новую фамилию, закрыл глаза.
Класс затаился в еще большем напряжении.
Валерка посмотрел на Димку тревожно и непонимающе: осуждать ему поступок друга или одобрять, он не знал. А через три урока, на большой перемене, Димку вызвали к директору.
В классе это послужило сигналом, что запрет с темы снят, и первой не выдержала Ритка.
– Ну вот! – выдохнула она. – Теперь начнется катавасия!
– А Ксанки все нет? – спросила испуганная Симка Долева, чтобы еще раз услышать подтверждение этому уже известному ей факту.
– Доигрались! – хохотнул Костыль.
Лицо Валерки пошло красными пятнами.
– Заткнитесь, вы! – Он вскочил на ноги. – Ты, болтушка, первой заткнись! Не марай людей! – заикаясь от ярости, крикнул он Ритке. – Ты, сопливый, тоже! – обернулся к Костылю.
– Кто, я болтушка?! – вспыхнула Ритка. – Я, да?!
Поднялся гвалт, и в споре начали выкладываться самые невероятные «подробности», самые невероятные «детали». Кажется, один только Сережка Дремов по неведомым причинам оставил свое мнение при себе.
Сана тем временем, не вняв советам Надежды Филипповны, сходила за дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Сана тоже почти не спала в эту ночь: ложилась, вставала, опять ложилась… Надежду Филипповну она встретила без энтузиазма, но с должной предупредительностью: обмахнула фартуком табурет, зачем-то переставила его с места на место (уж таков обычай: для уважаемого гостя табурет обязательно переставляется, даже если сидеть на нем окажется после этого менее удобно), приготовилась взять у Надежды Филипповны плащ.
Присесть Надежда Филипповна отказалась и плаща не сняла.
– Вы извините меня, я ненадолго. Я главным образом сообщить, что с Ксаной все благополучно. Сейчас она у меня. Чтоб вы не беспокоились.
– Да что ж… Спасибо вам…
Трудно что-нибудь прочитать в глазах Саны, и все же Надежда Филипповна заметила, что вместе с некоторым удовлетворением она вызвала у Ксаниной матери определенную долю неприязни к себе (дочь, видите ли, нашла спасение в доме учительницы, а не в материном доме).
– Пусть она успокоится немножко, поспит, – сказала Надежда Филипповна, – а после обеда придет домой… – Помедлила в нерешительности, ища, как бы поделикатней заговорить о вчерашних событиях. – Наверное, погорячились немножко?..
– Погорячишься, – холодно ответила Сана, – если не работа у них, а гулянки на уме.
– Ну, это вы напрасно, – возразила Надежда Филипповна. – Я, по крайней мере, ничего страшного не вижу.
– Оно конечно, – согласилась Сана. – У вас же нет своих детей.
Будто ножом полоснула.
– Нет… Не довелось, знаете… – подтвердила Надежда Филипповна. И сразу стала прощаться: – Ну, извините еще раз, мне пора. За Ксану не волнуйтесь. Пусть она отдохнет. – И проговорилась. Может, в отместку? Вот она, бабская натура! Не думая ведь, ляпнула: – Отогреется немножко, а то продрогла вся… – И Надежда Филипповна замолчала. Но поздно.
– Где продрогла? – шевельнув красивыми темными бровями, спросила Сана.
– Она, понимаете, сначала у Валеры была, а уж потом ко мне, – ответила Надежда Филипповна, проклиная себя за необходимость выворачиваться. – Вы, пожалуйста, не тревожьте ее пока. Так будет лучше. До свидания.
– Спасибо за беспокойство. Всего вам лучшего. Извиняйте, если что не так, – одно за другим проговорила Сана всегдашние напутствия, провожая учительницу на крыльцо.
* * *
В школу весть о вчерашних событиях принесла на хвосте сорока.
Слухи преувеличивались до крайности, тем более что на занятия Ксана не пришла. Лица девчонок, то у одной, то у другой, вспыхивали испуганным «Ох!» или «Ой!». Но ученики только шептались: украдкой, с ушка на ушко, «по секрету»…
Надежда Филипповна по известным нам причинам явилась в канцелярию позже всех. И, едва открыла дверь, ее встретили тревожным вопросом:
– Вы слышали?..
– О чем? – переспросила Надежда Филипповна, подходя к столу, за которым сидела географичка Валя, и пристраивая на уголке свой портфель, чтобы извлечь кипу тетрадей. Валя хотела подняться, Надежда Филипповна остановила ее.
– Как! Вы ничего не слышали?! Ксанку вашу, что с домиков, вчера мать выгнала!..
– Ах, об этом… – почти равнодушно проговорила она, выкладывая тетради на стол. – Слышала, конечно… От Ксаны. Она сейчас у меня. – И стала сортировать тетради по классам.
Ах, как хотелось Надежде Филипповне предупредить утром Валерку, Ксану, Димку, чтоб говорили, будто Ксана вообще ночевала у нее. Но, с одной стороны, учить детей даже этой праведной лжи было бы тяжко и противоестественно для нее (и как они сами не догадались прийти вечером!), а с другой стороны… может, все-таки надо было подсказать? И подумала: нет, подробности так или иначе всплывут. Сама не выдержала у Саны, а требовать этого от двух мальчишек и девчонки… К тому же она оказалась бы в роли сообщницы. А ребятам нужен сейчас хоть один крепкий защитник.
– Ну, и что она? – как бы между прочим, поинтересовалась Софья Терентьевна.
– Мать под горячую руку показала ей на дверь… А девочка она гордая.
– А за что все же? – уточнила Софья Терентьевна.
– Когда нервы не в порядке, причина всегда найдется, – уклончиво ответила Надежда Филипповна.
– Но в данном случае… – начала было Софья Терентьевна. – Говорят, ее… за дружбу с этим пареньком? – Она чуть не сказала «за связь», но вовремя поправилась.
– Вот именно, – подтвердила Надежда Филипповна, – за дружбу.
– Странная история, – словно бы размышляя вслух, обронила Софья Терентьевна.
Разговор в канцелярии опять оживился. Но острых углов старались теперь не затрагивать, касаясь больше факта, нежели причин, хотя из отдельных полунамеков явствовало, что причины с повестки дня не снимаются.
Единственным человеком, который действительно ничего не знал, оказался математик Павел Петрович. Он явился перед самыми занятиями. Зайдя в канцелярию, чтобы взять журнал, флегматично поприветствовал всех и направился в восьмой класс.
А восьмой затаился в напряженном ожидании. На Димку старались не глядеть, и, когда Павел Петрович, заняв свое место, назвал Димкину фамилию, чтобы шел к доске, глаза всех, как по команде, обратились в его сторону. Димка встал.
– Я сегодня не готов к занятиям.
– Что ты сказал?
– Я не готов к занятиям, – повторил Димка. Ему хотелось дерзить, говорить грубости. Он видел, как перешептываются девчонки, знал, о чем перешептываются, и свой вызов к доске воспринял следствием того же праздного любопытства. В эти минуты он яростно ненавидел всех и не хотел быть в классе.
– Почему не готов? – спросил Павел Петрович.
– Некогда было, – вызывающе ответил Димка.
– Ясно, – сказал Павел Петрович. – Другому я, может, и учел бы эту причину, а тебе ставлю, учти, жирную, имей в виду, двойку. – И, называя новую фамилию, закрыл глаза.
Класс затаился в еще большем напряжении.
Валерка посмотрел на Димку тревожно и непонимающе: осуждать ему поступок друга или одобрять, он не знал. А через три урока, на большой перемене, Димку вызвали к директору.
В классе это послужило сигналом, что запрет с темы снят, и первой не выдержала Ритка.
– Ну вот! – выдохнула она. – Теперь начнется катавасия!
– А Ксанки все нет? – спросила испуганная Симка Долева, чтобы еще раз услышать подтверждение этому уже известному ей факту.
– Доигрались! – хохотнул Костыль.
Лицо Валерки пошло красными пятнами.
– Заткнитесь, вы! – Он вскочил на ноги. – Ты, болтушка, первой заткнись! Не марай людей! – заикаясь от ярости, крикнул он Ритке. – Ты, сопливый, тоже! – обернулся к Костылю.
– Кто, я болтушка?! – вспыхнула Ритка. – Я, да?!
Поднялся гвалт, и в споре начали выкладываться самые невероятные «подробности», самые невероятные «детали». Кажется, один только Сережка Дремов по неведомым причинам оставил свое мнение при себе.
Сана тем временем, не вняв советам Надежды Филипповны, сходила за дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51