Эдди и Крейг молча наблюдали за мной. Крейг заговорил первым:
– Если хочешь, сосчитай до двадцати, а я пойду спрячусь.
Я пристально посмотрел на него – он широко улыбнулся, сверкнув зубами.
– Ты Крейг.
– А кто же еще?
– Ты знаешь, кто я? – угрюмо буркнул я. – И почему я здесь?
– Нет, но мы можем посидеть за чашечкой чая и попробовать вспомнить вместе.
Эдди нахмурился.
– Иди-ка оденься. Разговор будет серьезный, и на твоем месте я не стал бы валять дурака с этим парнем. Давай шевелись!
Крейг исчез в спальне. Эдди направился в кухню и поставил чайник.
– Хочешь чаю, Иан?
– Нет, – ответил я, но он все-таки заварил чай и налил себе и Крейгу, который вскоре появился.
Я повернулся к Эдди:
– Можешь возвращаться, дальше я сам.
– Сейчас, только чай допью и уберусь. Начинай, не бойся, я не буду тебе мешать. – Только я собрался начать, как он перебил: – Познакомься, Крейг, это Иан, тот самый парень, о котором я тебе рассказывал. – И прошептал, очень тихо – так, что его могли слышать только Крейг и я... ну и любой другой, кто находился в квартире: – Киллер!
Я прервал его восторженные кивки и подмигивания, предложив допить свой чай в метро на обратном пути в Лондон. Через две минуты он исчез.
Крейг смотрел на меня и ждал продолжения. Я молчал. Наконец он не выдержал:
– Наладилась погодка, да?
Я покачал головой и сел напротив него.
– Пара серьезных вопросов, требующих серьезных ответов. Ты знаешь, зачем я здесь?
– Работа. Что-то насчет работы. Ты покажешь мне все ходы и выходы, а я должен делать все, что ты скажешь, – беззаботно ответил он и хихикнул. – Только не в смысле секса. Не обижайся, ты красивый парень и все такое, но я этим не интересуюсь.
– Я тоже, – быстро ответил я.
– Не обижайся, я ничего и не думал, просто хотел сказать, что это не мое. Чтобы мы оба знали и не было никаких недоразумений.
– Не будет никаких недоразумений! – рявкнул я. – Я не голубой.
– Знаю, знаю, можешь не повторять, – невинно вытаращил он глаза. – Я на всякий случай. В наше время никогда не знаешь, кто есть кто.
– Ну что, хватит? – Я скрестил руки на груди.
– Извини, – улыбнулся Крейг. – Лучше ведь с самого начала знать, правда?
– Говорят, ты убил кого-то? – спросил я. Он кивнул. – Хочешь знать, сколько убил я?
– Сколько? – насторожился он.
– Тридцать четыре. – Я подождал, пока до него дойдет.
– Я думал, больше, – скривил он рот.
Я наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.
– Может, будет и больше, уже сегодня.
Он что, совсем кретин? Я же киллер, у меня пушка. Чего он добивается? Думает, имя Д. Б. на меня подействует? Да, конечно, я тут по его приказу, но каким же надо быть идиотом, чтобы дразнить человека, который зарабатывает на жизнь убийствами! Дебил хренов!
Ну что ж, попробуем зайти с другой стороны.
– У тебя один, а у меня – тридцать четыре. Ладно, мы оба убийцы, прекрасно! Чушь собачья! Разница между нами в том, что ты по уши в дерьме после одного-единственного дела, а я чист как стеклышко после своих трех десятков. Ладно, можешь валять дурака сколько хочешь, просто я подумал, что тебе было бы полезно научиться самому стоять на ногах. Но если ты предпочитаешь провести остаток жизни в этой дыре – ради бога, я ухожу. Впрочем, наверное, наведаюсь сюда еще разок – когда Д. Б. решит покончить с проблемой раз и навсегда.
Это его проняло.
– Извини. Ты Иан, да? Извини, Иан, я не прав. Больше никаких шуток, ей-богу, клянусь чем угодно и так далее. Продолжай, я слушаю. Извини.
Я уставился на него, постаравшись сделать взгляд по-настоящему стальным. Наконец он сдался и опустил глаза.
С этого дня моя жизнь покатилась ко всем чертям.
12. Наука убивать
Разумеется, я не мог бы тронуть и волоска на голове Крейга, даже если бы и хотел. Однако он об этом и не подозревал, что придавало мне некоторый авторитет и немало помогло нам обоим быстрее привыкнуть друг к другу.
Я ушел примерно через час, обещав заглянуть на следующее утро в девять.
С чего начать? Что я ему расскажу? Как учить кого-то своему делу, если сам имеешь к нему природный талант? Ничего не поделаешь, надо попробовать разобраться в себе. Почему я умею убивать лучше, чем другие?
Может быть, причина в том, что я не чувствую вины?
То есть, конечно же, вина есть, ее никуда не денешь, но тем не менее я никогда особо не переживал по поводу содеянного. В самом деле: что, если мне придется убить, например, вас? Мы друг друга не знаем, так о чем мне горевать? Да и вы едва ли станете лить слезы над моей могилой – тут и говорить не о чем.
Да, пожалуй, дело именно в этом.
Чувство вины – это не что иное, как попытка подсознания засадить вас на тридцать лет за решетку без всякой видимой причины. Как правило, люди убивают под влиянием момента и потом так страдают, что рано или поздно выдают себя. Чаще всего просто рассказывают обо всем кому-то в напрасных поисках сочувствия и оправдания. Как будто ждут, что он улыбнется и скажет: «Ты правильно сделал, что удавил этого гада его же собственным ремнем. Я бы сделал то же самое на твоем месте, и любой другой тоже. Не переживай». Чувство вины – это орудие борьбы против инстинкта самосохранения, и навязывается оно обществом. Нам с детских лет промывают мозги, вбивая в сознание дурацкие общечеловеческие ценности, чтобы существующий порядок вещей не обрушился и в мире не воцарились насилие, грабеж и анархия.
Как говорит Логан, мораль, религия и футбол – вот три кита, на которых стоит «цивилизованное» общество. Уберите одного из них – и да поможет Господь всем нам.
Однако если вы никогда не ощущали себя частью этого общества, то с какой стати следовать его правилам? Задумано ведь как – вы подчиняетесь законам, и за это получаете награду: друзей, деньги, полноценную жизнь, любовь и счастье. Так все и делают. Но что, если друзей нет, а любви и счастья вы не нашли – зачем тогда зря мучиться?
Поэтому когда я убиваю, то не испытываю никаких неприятных эмоций, а значит, имею гораздо больше шансов выйти сухим из воды.
Но как, черт побери, объяснить это Крейгу?
Взять, например, мое первое убийство. Вообще-то оно не было первым – троих я убил еще в тюрьме, – но там все устроено по совершенно другим правилам: всем, как правило, известно, кто убил, но никто ничего не скажет. Тоже общественный порядок, но со своими законами. На воле же о том, что ты убил, узнают, только когда тебя поймают, и чувство вины работает сильнее, потому что одобрения и оправдания тут не дождешься. Я не хочу особо распространяться на эту тему. Короче, все сводится вот к чему: человеку нужно, чтобы ему простили то, что он сделал, или как минимум оценили его лихость.
Я знаю, о чем говорю, потому что сам это чувствовал после того, как провернул свое первое дело, выйдя из тюрьмы. Его звали Бен Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Если хочешь, сосчитай до двадцати, а я пойду спрячусь.
Я пристально посмотрел на него – он широко улыбнулся, сверкнув зубами.
– Ты Крейг.
– А кто же еще?
– Ты знаешь, кто я? – угрюмо буркнул я. – И почему я здесь?
– Нет, но мы можем посидеть за чашечкой чая и попробовать вспомнить вместе.
Эдди нахмурился.
– Иди-ка оденься. Разговор будет серьезный, и на твоем месте я не стал бы валять дурака с этим парнем. Давай шевелись!
Крейг исчез в спальне. Эдди направился в кухню и поставил чайник.
– Хочешь чаю, Иан?
– Нет, – ответил я, но он все-таки заварил чай и налил себе и Крейгу, который вскоре появился.
Я повернулся к Эдди:
– Можешь возвращаться, дальше я сам.
– Сейчас, только чай допью и уберусь. Начинай, не бойся, я не буду тебе мешать. – Только я собрался начать, как он перебил: – Познакомься, Крейг, это Иан, тот самый парень, о котором я тебе рассказывал. – И прошептал, очень тихо – так, что его могли слышать только Крейг и я... ну и любой другой, кто находился в квартире: – Киллер!
Я прервал его восторженные кивки и подмигивания, предложив допить свой чай в метро на обратном пути в Лондон. Через две минуты он исчез.
Крейг смотрел на меня и ждал продолжения. Я молчал. Наконец он не выдержал:
– Наладилась погодка, да?
Я покачал головой и сел напротив него.
– Пара серьезных вопросов, требующих серьезных ответов. Ты знаешь, зачем я здесь?
– Работа. Что-то насчет работы. Ты покажешь мне все ходы и выходы, а я должен делать все, что ты скажешь, – беззаботно ответил он и хихикнул. – Только не в смысле секса. Не обижайся, ты красивый парень и все такое, но я этим не интересуюсь.
– Я тоже, – быстро ответил я.
– Не обижайся, я ничего и не думал, просто хотел сказать, что это не мое. Чтобы мы оба знали и не было никаких недоразумений.
– Не будет никаких недоразумений! – рявкнул я. – Я не голубой.
– Знаю, знаю, можешь не повторять, – невинно вытаращил он глаза. – Я на всякий случай. В наше время никогда не знаешь, кто есть кто.
– Ну что, хватит? – Я скрестил руки на груди.
– Извини, – улыбнулся Крейг. – Лучше ведь с самого начала знать, правда?
– Говорят, ты убил кого-то? – спросил я. Он кивнул. – Хочешь знать, сколько убил я?
– Сколько? – насторожился он.
– Тридцать четыре. – Я подождал, пока до него дойдет.
– Я думал, больше, – скривил он рот.
Я наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.
– Может, будет и больше, уже сегодня.
Он что, совсем кретин? Я же киллер, у меня пушка. Чего он добивается? Думает, имя Д. Б. на меня подействует? Да, конечно, я тут по его приказу, но каким же надо быть идиотом, чтобы дразнить человека, который зарабатывает на жизнь убийствами! Дебил хренов!
Ну что ж, попробуем зайти с другой стороны.
– У тебя один, а у меня – тридцать четыре. Ладно, мы оба убийцы, прекрасно! Чушь собачья! Разница между нами в том, что ты по уши в дерьме после одного-единственного дела, а я чист как стеклышко после своих трех десятков. Ладно, можешь валять дурака сколько хочешь, просто я подумал, что тебе было бы полезно научиться самому стоять на ногах. Но если ты предпочитаешь провести остаток жизни в этой дыре – ради бога, я ухожу. Впрочем, наверное, наведаюсь сюда еще разок – когда Д. Б. решит покончить с проблемой раз и навсегда.
Это его проняло.
– Извини. Ты Иан, да? Извини, Иан, я не прав. Больше никаких шуток, ей-богу, клянусь чем угодно и так далее. Продолжай, я слушаю. Извини.
Я уставился на него, постаравшись сделать взгляд по-настоящему стальным. Наконец он сдался и опустил глаза.
С этого дня моя жизнь покатилась ко всем чертям.
12. Наука убивать
Разумеется, я не мог бы тронуть и волоска на голове Крейга, даже если бы и хотел. Однако он об этом и не подозревал, что придавало мне некоторый авторитет и немало помогло нам обоим быстрее привыкнуть друг к другу.
Я ушел примерно через час, обещав заглянуть на следующее утро в девять.
С чего начать? Что я ему расскажу? Как учить кого-то своему делу, если сам имеешь к нему природный талант? Ничего не поделаешь, надо попробовать разобраться в себе. Почему я умею убивать лучше, чем другие?
Может быть, причина в том, что я не чувствую вины?
То есть, конечно же, вина есть, ее никуда не денешь, но тем не менее я никогда особо не переживал по поводу содеянного. В самом деле: что, если мне придется убить, например, вас? Мы друг друга не знаем, так о чем мне горевать? Да и вы едва ли станете лить слезы над моей могилой – тут и говорить не о чем.
Да, пожалуй, дело именно в этом.
Чувство вины – это не что иное, как попытка подсознания засадить вас на тридцать лет за решетку без всякой видимой причины. Как правило, люди убивают под влиянием момента и потом так страдают, что рано или поздно выдают себя. Чаще всего просто рассказывают обо всем кому-то в напрасных поисках сочувствия и оправдания. Как будто ждут, что он улыбнется и скажет: «Ты правильно сделал, что удавил этого гада его же собственным ремнем. Я бы сделал то же самое на твоем месте, и любой другой тоже. Не переживай». Чувство вины – это орудие борьбы против инстинкта самосохранения, и навязывается оно обществом. Нам с детских лет промывают мозги, вбивая в сознание дурацкие общечеловеческие ценности, чтобы существующий порядок вещей не обрушился и в мире не воцарились насилие, грабеж и анархия.
Как говорит Логан, мораль, религия и футбол – вот три кита, на которых стоит «цивилизованное» общество. Уберите одного из них – и да поможет Господь всем нам.
Однако если вы никогда не ощущали себя частью этого общества, то с какой стати следовать его правилам? Задумано ведь как – вы подчиняетесь законам, и за это получаете награду: друзей, деньги, полноценную жизнь, любовь и счастье. Так все и делают. Но что, если друзей нет, а любви и счастья вы не нашли – зачем тогда зря мучиться?
Поэтому когда я убиваю, то не испытываю никаких неприятных эмоций, а значит, имею гораздо больше шансов выйти сухим из воды.
Но как, черт побери, объяснить это Крейгу?
Взять, например, мое первое убийство. Вообще-то оно не было первым – троих я убил еще в тюрьме, – но там все устроено по совершенно другим правилам: всем, как правило, известно, кто убил, но никто ничего не скажет. Тоже общественный порядок, но со своими законами. На воле же о том, что ты убил, узнают, только когда тебя поймают, и чувство вины работает сильнее, потому что одобрения и оправдания тут не дождешься. Я не хочу особо распространяться на эту тему. Короче, все сводится вот к чему: человеку нужно, чтобы ему простили то, что он сделал, или как минимум оценили его лихость.
Я знаю, о чем говорю, потому что сам это чувствовал после того, как провернул свое первое дело, выйдя из тюрьмы. Его звали Бен Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59