– Ты хочешь осмотреть мой синяк? – спросила она. – Но мне совсем не хочется на него смотреть!
– Хочешь не хочешь – осмотреть надо. – Пальцы Джулиана осторожно расстегивали пуговки ее манжеты. – Странно, что Глазбери начал вдруг выворачивать тебе руку. Судя по твоим рассказам о нем, при всей его склонности к садизму подобное все-таки не в его духе.
– Раньше он действительно не позволял себе подобных вещей. Впрочем, я сама виновата: стала показывать, что его грубость мне отвратительна. Я прожила с мужем недолго, но за это время успела изучить его повадки. Он любит мучить людей, но ему нужно, чтобы его жертва при этом обязательно испытывала страх и боль. Если сделать вид, что тебе нравятся эти мучения (я знаю, что встречаются извращенцы, которым действительно нравится испытывать боль и унижение), то он просто не будет получать от этого удовольствие, тогда и мучить будет меньше.
Джулиан сердито сдвинул брови.
– Не смей потакать этой твари, Пен, слышишь?! И не вини себя ни в чем. В том, что этот мерзавец сделал тебе больно, виноват только я – оставил тебя одну.
Он закатал рукав Пен. Синяк был ужасен – все запястье почернело.
– Мерзавец! – Джулиан сверкнул глазами, – Тебе очень больно, Пен?
– Да нет, не очень, – солгала она.
Рука действительно нестерпимо болела, но прикосновения Джулиана, хотя и к больному месту, как ни странно, успокаивали боль. Должно быть, потому, что это были совсем другие прикосновения, чем прикосновения садиста мужа.
– Я попробую раздобыть какое-нибудь болеутоляющее, – сказал он.
– Не надо, Джулиан. Лучше поезжай побыстрее в Лондон. Я и сама о себе позабочусь. А если что, попрошу шевалье. Уж он-то знает и о травмах, и о том, как их лечить, получше нас с тобой!
– Хорошо, – неохотно согласился Джулиан. – Постараюсь как можно раньше, если удастся, то на рассвете вернусь со всем, что нам понадобится для путешествия.
– Хорошо, к рассвету постараюсь быть готова. Джулиан бережно поцеловал руку Пен.
– Клянусь, Пен, – торжественно произнес он, – пока я жив, этот мерзавец больше никогда не тронет тебя!
– Но как я мог заметить его, сэр? Он подошел сзади!
– Да вы-то куда смотрели, Джонс? За что же я вам плачу, черт возьми, если какой-то адвокатишка.
Глазбери недовольно мерил шагами крошечный номер – единственный, который смогли предложить ему в биллерикэйской гостинице. Настроение у него было препаршивейшее. Несколько часов он вынужден был проторчать в доме Хэмптона, пока Дардли ходил выручать экипаж и лошадей, которых этот идиот бросил где-то посреди дороги. Вернувшись же, кучер заявил, что, видите ли, в Лондон ехать уже поздно, придется им заночевать в гостинице! И теперь он торчит в этой дыре без лакея, без свежего белья, безо всего...
Джонс прищурил свои и без того казавшиеся поросячьими глазки на заплывшем лице.
– Не беспокойтесь, сэр! Я уверен, мы найдем их в Лондоне. Сказать по правде, у меня тоже чешутся руки расплатиться с этим Хэмптоном. – Джонс почесал болевший затылок, волосы на котором все еще были спекшимися от крови.
– С чего вы взяли, Джонс, что они непременно поедут в Лондон? Хэмптон, может быть, и не бог весть как хитер, но все же и не полный идиот! На его месте я бы, напротив, поспешил смыться куда-нибудь подальше от больших городов.
– Так где же, по-вашему, он может быть, сэр?
– Задайте вопрос полегче, Джонс! На вашем месте я бы вообще помалкивал! Смотреть по сторонам надо лучше, болван! Это по вашей милости мы их упустили! Да и теперь с вашей раной вы, поди, на целый день выйдете из строя. Хороших же помощничков я нанял, нечего сказать!
Глазбери пришел в ярость. Быть так близко у цели и потерпеть провал из-за таких идиотов! Глотнув немного вина (довольно мерзкого, но иного в гостинице не оказалось), граф выругался себе под нос. В его уме весь день прокручивались подробности встречи с Пенелопой. Пен уже много лет шантажировала его. Граф хотел дать ей понять, что все ее угрозы на самом деле не стоят выеденного яйца.
Пен пригрозила ему, что найдет кое-кого, кто сможет свидетельствовать против него. Да, есть два-три человека, которые могли бы кое-что порассказать, но ни один из них просто не станет этого делать. У него все-таки достаточно власти и денег, чтобы никто в здравом уме не решился с ним связываться. А если кто и найдется, заставить замолчать такого нетрудно, достаточно подослать к нему того же Джонса.
– Что ж, – произнес Джонс, – если они поедут не в Лондон, то я ничем не смогу помочь вам, сэр. Остается лишь ждать, пока ваша жена сама как-нибудь невзначай не объявится где-нибудь. Не могу же я обшарить ради нее всю Англию!
Отхлебнув еще вина, Глазбери вдруг живо представил себе лицо Пенелопы, каким оно было при их сегодняшней встрече: дерзкое, воинственное. Пен сильно изменилась за эти годы. Из покорного, забитого существа превратилась в эмансипированную женщину с чувством собственного достоинства. Если так, пусть пеняет на себя. Чем непокорнее жена, тем лишь желаннее победа над ней. Что, в конце концов, слаще для любого: победа над слабым противником или над сильным? Чем больше Пен бунтует, тем лишь сильнее раззадоривает его.
«У меня есть свидетели». В ушах Энтони все еще звучали эти слова. Самоуверенное лицо Пен стояло перед глазами словно наваждение. «Найти, найти! Во что бы то ни стало найти ее!»
Энтони отпил еще глоток. Его вдруг осенило, каких свидетелей она имеет в виду: не бывших рабов на ямайских плантациях и не слуг Энтони. Во всяком случае, не тех слуг, что по-прежнему работают на него.
Энтони самодовольно поцокал языком. Новая идея целиком захватила его. Ему вдруг стали абсолютно безразличны все эти гостиничные неудобства, еще за минуту до этого так бесившие его.
– Джонс, – проговорил он, – я, кажется, знаю, куда они поехали. И вы поедете туда же. Завтра утром вы получите подробные инструкции. Возьмете еще одного человека в придачу. И, – Глазбери сурово сдвинул брови, давая понять, что с ним шутки плохи, – и чтобы на этот раз без проколов!
Джонс удалился. Граф же продолжал сидеть за столом. Вино уже не казалось ему столь мерзким, и он налил себе полный бокал.
– Когда ты сказал, что нас будет сопровождать дама, – улыбнулась Пен, – я не думала, что это будет столь молодая особа. Думала, скорее какая-нибудь почтенная матрона.
Пен с Джулианом стояли перед домом Корбе, пока сам шевалье помогал кучеру погружать в нанятый Джулианом экипаж вещи графини. Рядом с ними стояла молодая женщина по имени Кэтрин Лэнгтон с волосами песочного цвета и светлой кожей. Она была на целую голову выше Пен. Весь вид высокой плечистой Кэтрин, ее горделивая осанка говорили о том, что с этой женщиной шутки плохи.
Закончив возиться с саквояжами, шевалье вытер ладони о штаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89