Кроме того, они просто могли оказаться недостаточно выносливыми для продолжения подъема к этой далекой седловине, который почти истощил все силы швейцарцев и сопровождавших их шерпов. Наконец, им нужно будет подниматься с тяжелыми грузами и без кислорода.
И все же было крайне необходимо для успеха плана, чтобы все грузы, в полном соответствии с графиком, достигли бы своего назначения. Обдумывая все это, я чувствовал, что можно что-то предпринять, чтобы активизировать наши действия, и вечером обсудил этот вопрос с товарищами в Передовом базовом лагере. В конце концов было решено: если мы увидим, что Уилфрид примет второй вариант плана, по которому он, оставив своих людей, будет подниматься вдвоем с Аннуллу, и если продвижение его не будет достаточно удовлетворительным (мы сможем судить об этом, наблюдая в бинокль), – двое из нас отправятся вверх, чтобы подбодрить обе группы, поднимающиеся к Южной седловине, и оказать им посильную помощь. Это означало существенную ломку детально разработанного плана. Однако было ясно, что первоочередные задачи должны выполняться прежде всего. Можно представить себе, с какой тревогой ожидали мы в Передовом базовом лагере, как развернутся события на следующий день.
Утро 21 мая было прекрасное, и ветер на верхних склонах как будто стал тише. С напряжением мы вглядывались в лежащие высоко над нами обширные снежные поля. Наши взоры были прикованы к разорванному вертикальной трещиной ледяному выступу, над которым высился серак, скрывавший палатки лагеря VII. Мы надеялись на ранний выход первой группы. Однако до 10 часов ничего не было видно. Затем появились две маленькие точки, едва различимые невооруженным глазом, но хорошо видимые в бинокль. Они двигались по горизонтали направо, направляясь к подножию ледяного желоба, по которому преодолевается небольшая отвесная скала над лагерем. Больше никто не появлялся. Очевидно, Уилфрид остановился на втором варианте плана. Учитывая возможное влияние этого на проведение штурма, мы были сперва разочарованы. Мы, естественно, надеялись на лучшее. К тому же вначале, когда двойка с большим трудом преодолевала примерно на 300
м.выше лагеря склоны, ведущие к началу ледника, ее продвижение было чрезвычайно медленным. Мы, конечно, не сомневались, что на пути у них много препятствий: нужно было выбирать дорогу, рубить ступени, возможно даже – навешивать перила.
Принимая во внимание эти обстоятельства, я решил, согласно принятому накануне плану, выслать им в помощь двух альпинистов. Тут я оказался в затруднении – выбрать конкретных лиц было не так просто. Каждый из оставшихся в лагере либо входил в штурмовую группу и должен был немедленно выступить, как только будет произведена заброска, либо отдыхал после недавней работы на стене Лходзе. Участников первой штурмовой группы я исключал, так как, чтобы послать их, нужно было либо изменить порядок двух попыток штурма, либо отказаться от применения кислородной аппаратуры закрытого типа. Можно было бы пойти мне и Грегори, но это привело бы к нарушению состава штурмовых групп и к выходу из этих групп людей, ответственных за работу вспомогательных бригад. С какой бы точки зрения ни подойти, напрашивалось лишь одно, хотя и весьма ответственное решение: жребий должен был пасть на Тенсинга и Хиллари. Они должны были последними вступить в борьбу с Эверестом, они оба были со свежими силами, и оба были исключительно выносливы. Кроме того, среди шерпов Тенсинг пользовался особенно высоким авторитетом. Никто лучше его не смог бы воздействовать убеждением на носильщиков, если бы потребовалось поддержать решение выбранных нами руководителей подъема на Южную седловину. Около 11 час. утра я высказал Хиллари и Тенсингу свои соображения, подчеркнув при этом, что, вероятно, время выхода второй штурмовой группы будет нарушено и усилия, затраченные на выполнение нового задания, могут уменьшить их личные шансы на успех при штурме самой вершины.
Оба не только выразили полную готовность, но, видимо, были довольны порученным им заданием. Особенно радовался Тенсинг. В течение всего периода организации лагерей он по необходимости выполнял наименее интересные работы: руководил группами носильщиков в нижней части маршрута, организовывал отряды людей для доставки продуктов питания и дров, принимал и отправлял в Базовом лагере нарочных с почтой, поддерживал порядок в лагерях и бодрое настроение у своих подчиненных. Все это выполнялось им охотно и хорошо, как и все, что он делал. Однако я чувствовал, что всем сердцем он стремится все выше и выше. Во всяком случае, он был счастлив, когда ему удавалось совершать восхождения. Я впервые обнаружил это на пике Чукхунг, а также когда мы вместе с ним поднимались в Западный цирк в поисках швейцарского лагеря IV.
После того как 2 мая он и Хиллари установили изумительный рекорд, проделав за один день путь от Базового лагеря до лагеря IV и обратно, впервые Тенсинг имел возможность проявить свои блестящие способности. Именно такого случая он и ожидал. Не теряя времени, Тенсинг и Хиллари быстро подготовились и около полудня вышли.
Тем временем мы продолжали наблюдать за продвижением двойки над лагерем VII. Вскоре после того, как Хиллари и Тенсинг вышли, Нойс и Аннуллу миновали высшую точку, достигнутую до сих пор нами на леднике Лходзе, и остановились в 12 час. 30 мин. на уступе под последним склоном, поднимающимся к пику Лходзе. Отсюда начинался траверс влево к кулуару, окаймляющему Женевский контрфорс. В это время они находились на высоте более 7600
м.Наше волнение усиливалось по мере того, как они приближались к началу этого знаменитого траверса. Позднее мы узнали, что первым шел в это время Аннуллу, двигаясь, как казалось Нойсу, „со скорстью первоклассного швейцарского проводника“.
Перед тем как выйти на широкие снежно-ледовые склоны, нужно было преодолеть узкий, окаймляющий ледник желоб, и снизу нам казалось (хотя об этом трудно было судить с достоверностью), что в этом желобе мог лежать рыхлый и, следовательно, опасный снег. Мы собирались заменить здесь страховочные перила, установленные швейцарцами и хорошо видимые на одном из их фотоснимков. Однако Нойс и Аннуллу продолжали уверенно подниматься. Они избрали путь, проходящий выше намеченного маршрута, как будто ведущий прямо к вершине Женевского контрфорса. Мы отказывались верить своим глазам, однако было ясно, что они сочли излишним останавливаться и навешивать на опасном участке веревки. Их скорость теперь заметно увеличилась, и наше волнение превратилось в изумление, когда мы убедились, что Нойс и Аннуллу явно идут к самой Южной седловине. Позабыв свое прежнее беспокойство, мы продолжали пристально следить за ними всю вторую половину дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
И все же было крайне необходимо для успеха плана, чтобы все грузы, в полном соответствии с графиком, достигли бы своего назначения. Обдумывая все это, я чувствовал, что можно что-то предпринять, чтобы активизировать наши действия, и вечером обсудил этот вопрос с товарищами в Передовом базовом лагере. В конце концов было решено: если мы увидим, что Уилфрид примет второй вариант плана, по которому он, оставив своих людей, будет подниматься вдвоем с Аннуллу, и если продвижение его не будет достаточно удовлетворительным (мы сможем судить об этом, наблюдая в бинокль), – двое из нас отправятся вверх, чтобы подбодрить обе группы, поднимающиеся к Южной седловине, и оказать им посильную помощь. Это означало существенную ломку детально разработанного плана. Однако было ясно, что первоочередные задачи должны выполняться прежде всего. Можно представить себе, с какой тревогой ожидали мы в Передовом базовом лагере, как развернутся события на следующий день.
Утро 21 мая было прекрасное, и ветер на верхних склонах как будто стал тише. С напряжением мы вглядывались в лежащие высоко над нами обширные снежные поля. Наши взоры были прикованы к разорванному вертикальной трещиной ледяному выступу, над которым высился серак, скрывавший палатки лагеря VII. Мы надеялись на ранний выход первой группы. Однако до 10 часов ничего не было видно. Затем появились две маленькие точки, едва различимые невооруженным глазом, но хорошо видимые в бинокль. Они двигались по горизонтали направо, направляясь к подножию ледяного желоба, по которому преодолевается небольшая отвесная скала над лагерем. Больше никто не появлялся. Очевидно, Уилфрид остановился на втором варианте плана. Учитывая возможное влияние этого на проведение штурма, мы были сперва разочарованы. Мы, естественно, надеялись на лучшее. К тому же вначале, когда двойка с большим трудом преодолевала примерно на 300
м.выше лагеря склоны, ведущие к началу ледника, ее продвижение было чрезвычайно медленным. Мы, конечно, не сомневались, что на пути у них много препятствий: нужно было выбирать дорогу, рубить ступени, возможно даже – навешивать перила.
Принимая во внимание эти обстоятельства, я решил, согласно принятому накануне плану, выслать им в помощь двух альпинистов. Тут я оказался в затруднении – выбрать конкретных лиц было не так просто. Каждый из оставшихся в лагере либо входил в штурмовую группу и должен был немедленно выступить, как только будет произведена заброска, либо отдыхал после недавней работы на стене Лходзе. Участников первой штурмовой группы я исключал, так как, чтобы послать их, нужно было либо изменить порядок двух попыток штурма, либо отказаться от применения кислородной аппаратуры закрытого типа. Можно было бы пойти мне и Грегори, но это привело бы к нарушению состава штурмовых групп и к выходу из этих групп людей, ответственных за работу вспомогательных бригад. С какой бы точки зрения ни подойти, напрашивалось лишь одно, хотя и весьма ответственное решение: жребий должен был пасть на Тенсинга и Хиллари. Они должны были последними вступить в борьбу с Эверестом, они оба были со свежими силами, и оба были исключительно выносливы. Кроме того, среди шерпов Тенсинг пользовался особенно высоким авторитетом. Никто лучше его не смог бы воздействовать убеждением на носильщиков, если бы потребовалось поддержать решение выбранных нами руководителей подъема на Южную седловину. Около 11 час. утра я высказал Хиллари и Тенсингу свои соображения, подчеркнув при этом, что, вероятно, время выхода второй штурмовой группы будет нарушено и усилия, затраченные на выполнение нового задания, могут уменьшить их личные шансы на успех при штурме самой вершины.
Оба не только выразили полную готовность, но, видимо, были довольны порученным им заданием. Особенно радовался Тенсинг. В течение всего периода организации лагерей он по необходимости выполнял наименее интересные работы: руководил группами носильщиков в нижней части маршрута, организовывал отряды людей для доставки продуктов питания и дров, принимал и отправлял в Базовом лагере нарочных с почтой, поддерживал порядок в лагерях и бодрое настроение у своих подчиненных. Все это выполнялось им охотно и хорошо, как и все, что он делал. Однако я чувствовал, что всем сердцем он стремится все выше и выше. Во всяком случае, он был счастлив, когда ему удавалось совершать восхождения. Я впервые обнаружил это на пике Чукхунг, а также когда мы вместе с ним поднимались в Западный цирк в поисках швейцарского лагеря IV.
После того как 2 мая он и Хиллари установили изумительный рекорд, проделав за один день путь от Базового лагеря до лагеря IV и обратно, впервые Тенсинг имел возможность проявить свои блестящие способности. Именно такого случая он и ожидал. Не теряя времени, Тенсинг и Хиллари быстро подготовились и около полудня вышли.
Тем временем мы продолжали наблюдать за продвижением двойки над лагерем VII. Вскоре после того, как Хиллари и Тенсинг вышли, Нойс и Аннуллу миновали высшую точку, достигнутую до сих пор нами на леднике Лходзе, и остановились в 12 час. 30 мин. на уступе под последним склоном, поднимающимся к пику Лходзе. Отсюда начинался траверс влево к кулуару, окаймляющему Женевский контрфорс. В это время они находились на высоте более 7600
м.Наше волнение усиливалось по мере того, как они приближались к началу этого знаменитого траверса. Позднее мы узнали, что первым шел в это время Аннуллу, двигаясь, как казалось Нойсу, „со скорстью первоклассного швейцарского проводника“.
Перед тем как выйти на широкие снежно-ледовые склоны, нужно было преодолеть узкий, окаймляющий ледник желоб, и снизу нам казалось (хотя об этом трудно было судить с достоверностью), что в этом желобе мог лежать рыхлый и, следовательно, опасный снег. Мы собирались заменить здесь страховочные перила, установленные швейцарцами и хорошо видимые на одном из их фотоснимков. Однако Нойс и Аннуллу продолжали уверенно подниматься. Они избрали путь, проходящий выше намеченного маршрута, как будто ведущий прямо к вершине Женевского контрфорса. Мы отказывались верить своим глазам, однако было ясно, что они сочли излишним останавливаться и навешивать на опасном участке веревки. Их скорость теперь заметно увеличилась, и наше волнение превратилось в изумление, когда мы убедились, что Нойс и Аннуллу явно идут к самой Южной седловине. Позабыв свое прежнее беспокойство, мы продолжали пристально следить за ними всю вторую половину дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97