Он не знал, кто распределял жилые помещения для труппы, и допускал, что никакого жестокого умысла в этом не было. Но лишь его комната, единственная из всех, что он видел здесь, была украшена зеркалом от пола до потолка. Должно быть, перед ним красилась и прихорашивалась какая-нибудь шлюха-ведьма. За тысячелетия у Великого Чародея было много подружек. Не то что у Варгра Бреугеля в его жалкие сорок семь лет.
Лунный свет просеивался в окна и освещал комнату, заливая все вокруг зловещим светом. Бреугель сидел в кресле, на пядь не доставая ногами до ковра, и глядел в глаза самому себе.
Он вспоминал родителей и ту атмосферу разочарования, что всегда окружала их. Его сестры, родившиеся раньше него, были выше среднего роста. Его младший брат был высоким стройным красавцем, каких поискать, но погиб в сражении на службе у Императора, дав родителям еще один повод быть недовольными существованием Варгра. Мать и отец винили один другого в том, что он такой, и проводили жизнь в поисках друг у друга признаков уродства, которое передалось от них к сыну. Конечно, им бывало очень неловко объяснять всем гостям, появлявшимся в доме, что нет, у них нет слуги-гнома, у них сын гном. А он не был настоящим гномом.
Он был карликом.
Варгр взялся за вторую бутылку. Он пил теперь неаккуратно, рубаха была вся в пятнах. Кожа его зудела под одеждой, и он то и дело ерзал.
Он убежал из дому и поступил в странствующий цирк, сделался клоуном. Вскоре он уже владел собственным цирком (хотя ему приходилось конкурировать с людьми нормального роста) и расширил дело, занявшись театром. У него в цирке работали настоящие клоуны-гномы, но они не признавали его за своего. И за спиной, и в глаза они называли его уродом и безобразным чудовищем.
Которым он и был на самом деле.
У него не было жены, не было подруги, он мылся в одиночестве. Тело его было секретом, который он тщательно берег. Но сам он каждый день осматривал себя в поисках новых изменений. Часто их было по два-три в месяц. А с изменениями приходили новые способности, новые чувства. Выпуклости под мышками, соединенные перепонками на манер пальцев летучей мыши, могли улавливать человеческие эмоции. Он всегда знал, что чувствуют другие, до какой степени он им отвратителен. Лицо пока не было затронуто, но вот уже несколько лет он вынужден был носить перчатки, чтобы спрятать глаза на ладонях. Эти глаза могли видеть звуки.
Он был карликом. А еще он был уродом, выродком.
Теперь появилось новое слово для того, чем он был. Он слышал, как его употребляли ученые, сначала для растений, выращенных в неестественных условиях, потом для двухголовых телят, косоглазых собак и тому подобного. А теперь – для людей, которых задело проклятие камня, отличающихся от себе подобных, меняющихся, превращающихся в создания Хаоса.
Варгр Бреугель был мутантом.
XI
Карл-Франц I из Дома Вильгельма Второго, Хранитель Империи, Победитель Тьмы, Император и сын Императора, нанес визит во дворец фон Кёнигсвальдов. Стол в фойе был завален карточками с черными краями в знак соболезнования, присланными с посыльным, но свою Карл-Франц положил лично. Он отмахнулся от прислуги и стражи и энергично устремился по дворцу на поиски нового выборщика.
Освальда желали видеть и другие. Верховный теогонист культа Сигмара и верховный жрец культа Ульрика старались быть вежливыми друг с другом над прахом старого выборщика, Максимилиана.
Представители городов-государств и выборных провинций, посланцы крупнейших храмов Альтдорфа и хафлинг – Старейшина Собрания – прибыли с выражением соболезнований.
Карл-Франц вошел один, без обычной помпы, сопровождавшей каждое его движение, и встретился с Освальдом наедине. Немногие в Империи могли бы удостоиться такого отношения.
Император нашел Освальда в кабинете Максимилиана – отныне кабинете Освальда – за разборкой старых бумаг. Освальд отослал секретарей и велел принести вина.
– Твой отец был очень добр ко мне, когда я был еще мальчиком, Освальд. Во многих отношениях он значил для меня больше, чем мой собственный отец. Трудно править империей и быть хорошим главой семьи. Я теперь это хорошо знаю. Нам будет очень недоставать Максимилиана.
– Благодарю. – Освальд все еще был замкнут и двигался как во сне.
– А теперь мы должны думать о будущем. Максимилиана похоронят с почестями. Ты должен быть коронован как можно скорее.
Освальд покачал головой. Все это, должно быть, тяжело для него. Карл-Франц помнил ту мучительную церемонию, которая сопровождала его собственное восхождение на трон, превратившиеся в настоящую пытку дни, пока выборщики спорили о наследнике. Он никогда не верил, что вердикт будет в его пользу. Из собственных источников ему стало известно, что при первом голосовании было восемь против четырех и что к концу совещания Максимилиану удалось убедить всех выборщиков, кроме одного. Если он действительно правил, а не просто объединял множество ссорящихся между собой княжеств, то правил только благодаря поддержке Дома фон Кёнигсвальдов.
– Коронация состоится в замке Дракенфелс. После представления. Все выборщики будут там и другие сановники тоже. Не придется собирать их снова через несколько недель на очередные пышные ордалии.
– Ты, конечно, прав, Освальд, но Империя ожидает увидеть надлежащий ритуал. Править еще недостаточно. Надо, чтобы видели, что ты правишь.
Освальд взглянул на портрет отца в пору молодости. Максимилиан стоял в лесу, впереди остальной группы, и держал на руке сокола. Рядом с ним был золотоволосый мальчик. Маленький Освальд.
– Я раньше никогда не замечал. Этот юноша с птицей. Он одет как сокольничий, но…
Карл-Франц улыбнулся.
– Да, это я. Прекрасно помню те деньки. Старик Люйтпольд не одобрял этого. «Что если будущий Император упадет с лошади, или рассерженная птица выклюет ему глаз, или его пропорет клыками кабан?» Он считал, что будущего Императора надо беречь, словно расписное яйцо. Твой отец куда лучше разбирался в таких вещах.
– Да. Думаю, да.
– И я уже замечаю, что юный Люйтпольд думает о тебе так же, как я думал о твоем отце. Возможно, я тоже слишком стараюсь баловать и кутать в вату будущего Императора. Надеюсь, я не такой домашний тиран, каким был старый Люйтпольд, но я замечаю за собой эти симптомы. Отношения между нашими Домами становятся все теснее.
Картина была очень выразительная. Карл-Франц жалел, что не может вспомнить художника. Наверно, это был один из друзей Максимилиана по охоте. Он явно тонко чувствовал лес. Казалось, что слышишь шум ветра в кронах и крики птиц.
– Скоро мы снова будем среди лесов, Освальд. На пути в Дракенфелс. Там должна быть неплохая охота. Должен признаться: когда ты предложил эту поездку, я колебался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59