вполне организованного войска, окружен неприятелем, менее многочисленным[].
Конечно, последнее слово в этой драме еще не произнесено, но уже самый факт осады и бомбардирования такого города представляют собою знаменательное явление, значение которого еще более увеличивается в виду сознания самих военноначальников французской осажденной армии, в невозможности прорвать то железное кольцо, которое пруссаки обвели вокруг современной столицы цивилизованного мира.
Вот что говорит генерал Дюкро в своем дневном приказе, отданном после вылазки 29 и 30 ноября: «Солдаты! После двухдневной славной борьбы, я заставил вас перейти обратно Марну, в полном убеждении, что новые усилия были бы бесполезны в том направлении, в котором неприятель успел сосредоточить свои силы и приготовить средства к действию. Я пожертвовал бы бесполезно тысячами храбрых, если бы настаивал на этом; вместо того, чтобы способствовать делу свободы – я серьезно компрометировал бы ее; я мог бы даже вести вас к непоправимому поражению.
«Но борьба прекращена только на мгновение; мы возобновим ее с решительностью. Будьте готовы; пополните на скорую руку ваши боевые припасы и, в особенности, ваши продовольственные запасы. Возвысьте сердца ваши на высоту жертв, требуемых святостью дела, для которого мы, не колеблясь должны принести нашу жизнь».
Между тем, в деле 29 и 30 ноября (н. с), на стороне французов было значительное превосходство сил, так как в первый день вылазки у пруссаков не могло быть более 25 000 челов., считая дивизию Оберница и бригаду 6 корпуса; во второй же день битвы к этому числу прибавились дивизия 2 корпуса, части 6 корпуса и саксонцы; между тем как у французов, в каждый из этих двух дней, было, по меньшей мере, до 70 000 челов., а если бы в дело были введены все войска, составлявшие, в числе трех корпусов, армию Дюкро, то вся сила их простиралась бы до 120 000 штыков. Не смотря, однако же, ни на численное превосходство в силах ни на блистательную храбрость генерала Дюкро, под которым было убито пять лошадей, французы принуждены были отказаться от исполнения предположенного ими плана прорвать неприятельские армии.
Дело в том, что участвовавшие в этом деле французские войска состояли из кадров, образованных из остатков тех корпусов, которые, незадолго до этого, понесли ряд поражений. Очень понятно, что новобранцы, обученные военному делу людьми, испытавшими на себе всю силу прусского оружия, не решались встретиться лицом к лицу с победителями своих учителей: они с полным самоотвержением умирали на месте, под градом ядер и гранат, но увлечь их вперед решительно не было никакой возможности.
Возвращаясь, затем, к рассматриваемому нами вопросу о том, в какой мере может способствовать победе обход неприятельской армии со всех сторон, или же только одних ее флангов, и может ли этот маневр быть выполняем силами менее значительными, чем неприятельские, – посмотрим, что говорит по этому поводу один из известнейших современных бельгийских военных писателей, – Вандевель о котором знаменитый Жомини был весьма высокого мнения.
В своем сочинении о кампании 1866 года, справедливо пользующимся большою известностью, Вандевель, говоря о сражении под Кенигсгрецем, сравнивает его – только в обратном смысле – с сражением под Аустерлицом, и объясняет, что тот момент аустерлицкого боя, который был причиною полного поражения союзных войск, напротив того, под Кенигсгрецем – помог пруссакам одержать совершенную победу над австрийцами.
Под Аустерлицом, по составленному Вейнротером плану, союзные войска должны были, в нескольких колоннах, с двух сторон обхватить французскую армию. Но Наполеон I, выждав, пока движения противников вполне обрисовались на флангах, собрал свои резервы и сильным ударом на центр союзников – одержал одну из тех решительных побед, которые наиболее способствовали воплощению в легенду его имени и деяний.
Между тем, почти такое же обходное движение армии наследного принца прусского и Герварта фон-Битенфельда, под Кенигсрецем, – увенчалось полным успехом и повело к блистательной победе, не смотря на то, что австрийские войска, бывшие в центре, с большим мужеством, шаг за шагом, удерживали свои позиции, в особенности лес под Садовой, который, как известно – семь раз переходил из рук в руки. Замечательная стойкость центра австрийской армии не привела, впрочем, ни к каким результатам, так как Бенедек не сумел вовремя воспользоваться бывшими у него в резерве двумя корпусами, совершенно свежими, не сделавшими еще в этом деле ни одного выстрела; между тем как смелое направление их на армию принца Фридриха-Карла, привело бы, может быть, совершенно к другому исходу сражения.
Тут все дело заключается в том, во-первых, чтобы верно оценить направление неприятельских войск, двинутых в обход, и, во-вторых, суметь выбрать момент, когда смелый и быстрый удар на центр противника или на одну из направленных в обход колонн может доставить победу.
Когда в разговорах наших с прусскими офицерами о сложных маневрах, которые всегда должны предшествовать обходу флангов неприятельской армии и, в особенности, полному ее окружению, – как это было под Седаном и Метцом, – мы спрашивали: не бывало ли у составителей этих соображений опасения, что неприятель, – воспользовавшись временем, пока корпуса, совершающие сложные обходные движения, не заняли еще назначенных им мест, – быстрым переходом в наступление может разбить те части, которые находятся непосредственно против него. На это нам приходилось слышать постоянию один и тот же ответ: Если бы граф Мольтке знал, что имеет дело с противником, который, подобно Наполеону I, был бы в состоянии произвести столь смелое движение и сумел бы выбрать именно ту минуту, когда подобная атака может вполне удаться, то, вероятно, он не составлял бы таких соображений, а придумал бы другой маневр, более сообразный с характером и военными способностями своих противников.
Затем, было бы весьма любопытно исследовать другой вопрос, находящийся в тесной связи с рассмотренным, а именно: действительно ли новое ручное огнестрельное оружие и усовершенствованная артиллерия не дают никакого выхода окруженной неприятельской армии и ей остается только сдаться военно-пленною?
Примеры двух недавних капитуляций – седанской и метцской как бы отвечают на этот вопрос безапелляционно. Но мы, с своей стороны, положительно и энергически восстаем против подобного мнения и просим читателя обратить внимание на следующие места брошюры «Des causes qui ont amene les d?sastres de l'armе fran?аise dans la campagne de 1870», в которой неизвестный автор, определяя характер описанного им выше движения прусских корпусов, говорит: «Вышеозначенные диспозиции, хорошо соображенные, ясно показывали составленный неприятельскими генералами план сражения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Конечно, последнее слово в этой драме еще не произнесено, но уже самый факт осады и бомбардирования такого города представляют собою знаменательное явление, значение которого еще более увеличивается в виду сознания самих военноначальников французской осажденной армии, в невозможности прорвать то железное кольцо, которое пруссаки обвели вокруг современной столицы цивилизованного мира.
Вот что говорит генерал Дюкро в своем дневном приказе, отданном после вылазки 29 и 30 ноября: «Солдаты! После двухдневной славной борьбы, я заставил вас перейти обратно Марну, в полном убеждении, что новые усилия были бы бесполезны в том направлении, в котором неприятель успел сосредоточить свои силы и приготовить средства к действию. Я пожертвовал бы бесполезно тысячами храбрых, если бы настаивал на этом; вместо того, чтобы способствовать делу свободы – я серьезно компрометировал бы ее; я мог бы даже вести вас к непоправимому поражению.
«Но борьба прекращена только на мгновение; мы возобновим ее с решительностью. Будьте готовы; пополните на скорую руку ваши боевые припасы и, в особенности, ваши продовольственные запасы. Возвысьте сердца ваши на высоту жертв, требуемых святостью дела, для которого мы, не колеблясь должны принести нашу жизнь».
Между тем, в деле 29 и 30 ноября (н. с), на стороне французов было значительное превосходство сил, так как в первый день вылазки у пруссаков не могло быть более 25 000 челов., считая дивизию Оберница и бригаду 6 корпуса; во второй же день битвы к этому числу прибавились дивизия 2 корпуса, части 6 корпуса и саксонцы; между тем как у французов, в каждый из этих двух дней, было, по меньшей мере, до 70 000 челов., а если бы в дело были введены все войска, составлявшие, в числе трех корпусов, армию Дюкро, то вся сила их простиралась бы до 120 000 штыков. Не смотря, однако же, ни на численное превосходство в силах ни на блистательную храбрость генерала Дюкро, под которым было убито пять лошадей, французы принуждены были отказаться от исполнения предположенного ими плана прорвать неприятельские армии.
Дело в том, что участвовавшие в этом деле французские войска состояли из кадров, образованных из остатков тех корпусов, которые, незадолго до этого, понесли ряд поражений. Очень понятно, что новобранцы, обученные военному делу людьми, испытавшими на себе всю силу прусского оружия, не решались встретиться лицом к лицу с победителями своих учителей: они с полным самоотвержением умирали на месте, под градом ядер и гранат, но увлечь их вперед решительно не было никакой возможности.
Возвращаясь, затем, к рассматриваемому нами вопросу о том, в какой мере может способствовать победе обход неприятельской армии со всех сторон, или же только одних ее флангов, и может ли этот маневр быть выполняем силами менее значительными, чем неприятельские, – посмотрим, что говорит по этому поводу один из известнейших современных бельгийских военных писателей, – Вандевель о котором знаменитый Жомини был весьма высокого мнения.
В своем сочинении о кампании 1866 года, справедливо пользующимся большою известностью, Вандевель, говоря о сражении под Кенигсгрецем, сравнивает его – только в обратном смысле – с сражением под Аустерлицом, и объясняет, что тот момент аустерлицкого боя, который был причиною полного поражения союзных войск, напротив того, под Кенигсгрецем – помог пруссакам одержать совершенную победу над австрийцами.
Под Аустерлицом, по составленному Вейнротером плану, союзные войска должны были, в нескольких колоннах, с двух сторон обхватить французскую армию. Но Наполеон I, выждав, пока движения противников вполне обрисовались на флангах, собрал свои резервы и сильным ударом на центр союзников – одержал одну из тех решительных побед, которые наиболее способствовали воплощению в легенду его имени и деяний.
Между тем, почти такое же обходное движение армии наследного принца прусского и Герварта фон-Битенфельда, под Кенигсрецем, – увенчалось полным успехом и повело к блистательной победе, не смотря на то, что австрийские войска, бывшие в центре, с большим мужеством, шаг за шагом, удерживали свои позиции, в особенности лес под Садовой, который, как известно – семь раз переходил из рук в руки. Замечательная стойкость центра австрийской армии не привела, впрочем, ни к каким результатам, так как Бенедек не сумел вовремя воспользоваться бывшими у него в резерве двумя корпусами, совершенно свежими, не сделавшими еще в этом деле ни одного выстрела; между тем как смелое направление их на армию принца Фридриха-Карла, привело бы, может быть, совершенно к другому исходу сражения.
Тут все дело заключается в том, во-первых, чтобы верно оценить направление неприятельских войск, двинутых в обход, и, во-вторых, суметь выбрать момент, когда смелый и быстрый удар на центр противника или на одну из направленных в обход колонн может доставить победу.
Когда в разговорах наших с прусскими офицерами о сложных маневрах, которые всегда должны предшествовать обходу флангов неприятельской армии и, в особенности, полному ее окружению, – как это было под Седаном и Метцом, – мы спрашивали: не бывало ли у составителей этих соображений опасения, что неприятель, – воспользовавшись временем, пока корпуса, совершающие сложные обходные движения, не заняли еще назначенных им мест, – быстрым переходом в наступление может разбить те части, которые находятся непосредственно против него. На это нам приходилось слышать постоянию один и тот же ответ: Если бы граф Мольтке знал, что имеет дело с противником, который, подобно Наполеону I, был бы в состоянии произвести столь смелое движение и сумел бы выбрать именно ту минуту, когда подобная атака может вполне удаться, то, вероятно, он не составлял бы таких соображений, а придумал бы другой маневр, более сообразный с характером и военными способностями своих противников.
Затем, было бы весьма любопытно исследовать другой вопрос, находящийся в тесной связи с рассмотренным, а именно: действительно ли новое ручное огнестрельное оружие и усовершенствованная артиллерия не дают никакого выхода окруженной неприятельской армии и ей остается только сдаться военно-пленною?
Примеры двух недавних капитуляций – седанской и метцской как бы отвечают на этот вопрос безапелляционно. Но мы, с своей стороны, положительно и энергически восстаем против подобного мнения и просим читателя обратить внимание на следующие места брошюры «Des causes qui ont amene les d?sastres de l'armе fran?аise dans la campagne de 1870», в которой неизвестный автор, определяя характер описанного им выше движения прусских корпусов, говорит: «Вышеозначенные диспозиции, хорошо соображенные, ясно показывали составленный неприятельскими генералами план сражения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25