Как там на улице? Наверно, просто великолепно, а, Мейер?
– Да, день отличный, – ответил Мейер.
– Апрель – это лучший месяц года. Апрель подходит для чего угодно, я прямо скажу – для чего угодно! Да, Мейер?
– Сегодня вы выглядите вполне довольным жизнью и собой, – сказал Мейер.
– А что ты думаешь, – я счастлив и беззаботен, как воробышек. И знаешь почему, Мейер? Я могу тебе сказать почему. Ну, во-первых, этот псих не звонит мне с прошлой пятницы, а сегодня у нас уже, слава Богу, вторник. И потом – мне не нужно больше отфутболивать назад какие-то там заказы с конвертами, а телефон себе молчит, и все спокойно. – Раскин сиял. – Так почему мне не быть счастливым? Девушек моих теперь никто не пугает, да и мне самому не надоедает больше этот психованный хохмач. А тут еще и дела вдруг пошли так, будто я сделал себе станок для печатания денег.
– Вот и прекрасно, – сказал Мейер. – Так может быть, что этот тип вообще отказался от своей дурацкой затеи и вышел из игры? Решил себе, что ему так и не удалось всерьез разозлить вас и утратил интерес к этому делу. – Мейер пожал плечами. – Рад слышать, что вас с прошлой пятницы никто не беспокоит. А кроме того, я очень рад, Дэйв, что дела у вас идут вполне успешно.
– Да, они идут так, что грех было бы жаловаться. Вот только вчера я получил шесть дюжин летних женских платьев. И как ты думаешь, почем они мне достались? Попробуй угадать – почем?
– Представления не имею. И почем же?
– Всего по доллару за платье! Нет, ты можешь представить себе что-нибудь подобное? Прекрасные летние платья, без рукавов, правда, и приталенные сзади, но у меня же их с руками оторвут, ко мне сбегутся покупательницы со всего города! Я спокойно смогу отдавать их за четыре доллара, и они еще будут вырывать их друг у дружки! Вот увидишь, на таких платьях я сколочу себе целое состояние. Мейер, ты видел этот банк, что у меня тут внизу?
– Видел, – улыбаясь, подтвердил Мейер.
– Так вот. Прямо под нами, вот тут, у меня под ногами, этот банк как раз и хранит свои денежки. Если и дальше так пойдут дела, то я забью все их сейфы своими долларами. У них там просто не останется места для других денег.
– В таком случае вам придется поторапливаться, – сказал Мейер, – потому что банк этот переезжает на новое место в конце месяца.
– А чего торопиться? – сказал, добродушно посмеиваясь, Раскин. – Куда им от меня деться? Я найду их и на новом месте. Да я стану королем, да что там королем – султаном легких и кокетливых платьев, я буду далай-ламой нарядов для солидных дам, магнатом всей Калвер-авеню! Я – Дэйвид Раскин! Если я буду и впредь покупать платья по доллару – подумать только, это же просто задаром! – а потом буду продавать их по четыре, то, знаешь, Мейер, мне придется открывать свой собственный банк! Что мне будут эти их сейфы внизу, Мейер, когда у меня будут миллионы! Теперь ты понял? Я просто...
Послышался телефонный звонок. Раскин подошел к аппарату и снял трубку, продолжая начатую фразу.
– ...вынужден буду срочно купить себе “кадиллак”, потому что мне просто неудобно будет приезжать на чем-нибудь другом на Майами-Бич, разряженному в шелковое белье. А представляешь, сколько я буду тратить на одни... Алло!.. Чаевые, да...
– Послушай, ты, сволочь! – сказал голос в трубке. – Если ты не уберешься из своей мастерской до тридцатого, я тебя убью!
Глава 10
Отель “Альбион” был расположен на Джефферсон-авеню недалеко от Третьей Южной. Узенькая ковровая дорожка зеленого цвета проложена от двери почти до самого тротуара, швейцар в зеленой ливрее, который до этого пялился на прогуливающихся по улице девушек, при появлении Кареллы вытянулся по стойке “смирно”, распахнул перед ним украшенную бронзовыми завитушками дверь и чуть было не отдал честь.
– Спасибо, – сказал Карелла.
– Добро пожаловать, сэр! – бодро отрапортовал швейцар.
Карелла удивленно приподнял брови и, благодарно кивнув еще раз, вошел в фойе. Едва переступив порог, он сразу же почувствовал, что город остался где-то позади. Холл был маленьким, тихим и уютным. Богатые деревянные панели украшали стены и потолок. Толстый персидский ковер покрывал пол. Мебель была обита красным и зеленым бархатом, а с потолка свисала огромная люстра. Карелле вдруг показалось, что он уже не в Соединенных Штатах с их лихорадочным темпом двадцатого века, а где-нибудь в Венеции, богатой, волнующей и с легким налетом декаданса, каким, по его представлениям, был пропитан весь этот город, словно затерявшийся во времени. Карелла никогда не был в Венеции, как, собственно, и нигде за пределами Америки, если не считать войны, и все же ему почему-то казалось, что отель “Альбион” был бы вполне уместен в этом богатом городе каналов и гондол. Сняв шляпу, он направился к столу администратора. За столиком никого не было. Собственно, и весь отель казался покинутым его обитателями, будто только что объявили об атомной бомбежке, и все постояльцы попрятались в винный погреб. На столе стоял небольшой колокольчик. Он вытянул руку и робко позвонил. Звон колокольчика заполнил маленький холл. Приглушенный мягкой мебелью, персидским ковром на полу и тяжелыми портьерами на окнах, звон этот был очень приятен.
Со стороны лестницы послышалось мягкое шарканье домашних тапочек по ступенькам. Карелла посмотрел наверх: маленький сухонький человечек спускался к нему со второго этажа. На вид ему было лет шестьдесят, и двигался он слегка прихрамывая. Лицо его прикрывал зеленый светозащитный козырек, впалую грудь облегал толстый свитер неопределенного коричневого цвета, наверняка связанный ему еще тетушкой со стороны матери где-нибудь в Нью-Гемпшире. Выглядел он типичнейшим янки: знаете, такой маленький, незаметный, из тех, что во всех фильмах играют роли смотрителя отеля или почтмейстера из провинциального городка, возле которого обычно останавливается шикарный автомобиль с откидным верхом, чтобы главные герои могли спросить у него дорогу. Словом, вы наверняка отлично знаете этот тип. Так вот, спускавшийся по лестнице человек как две капли воды походил на него. Всего на мгновение, пока Карелла прислушивался к его неуверенным шагам, ему вдруг показалось, что он и сам участвует в съемках какого-то фильма, и что сейчас нужно будет произнести слова, написанные каким-нибудь голливудским гением, и что в ответ он обязательно услышит реплики, заранее заготовленные тем же сценаристом.
– Привет, юноша, – проговорил типичный янки. – Чем могу быть вам полезен?
– Я из полиции, – сказал Карелла. Из заднего кармана он добыл свой бумажник и раскрыл его так, чтобы виден был пристегнутый с внутренней стороны жетон детектива.
– Угу, – отозвался янки, кивая. – Так чем я могу вам быть полезен?
– Я что-то не уловил вашего имени, сэр, – сказал Карелла и тут же догадался, что в ответ он обязательно услышит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Да, день отличный, – ответил Мейер.
– Апрель – это лучший месяц года. Апрель подходит для чего угодно, я прямо скажу – для чего угодно! Да, Мейер?
– Сегодня вы выглядите вполне довольным жизнью и собой, – сказал Мейер.
– А что ты думаешь, – я счастлив и беззаботен, как воробышек. И знаешь почему, Мейер? Я могу тебе сказать почему. Ну, во-первых, этот псих не звонит мне с прошлой пятницы, а сегодня у нас уже, слава Богу, вторник. И потом – мне не нужно больше отфутболивать назад какие-то там заказы с конвертами, а телефон себе молчит, и все спокойно. – Раскин сиял. – Так почему мне не быть счастливым? Девушек моих теперь никто не пугает, да и мне самому не надоедает больше этот психованный хохмач. А тут еще и дела вдруг пошли так, будто я сделал себе станок для печатания денег.
– Вот и прекрасно, – сказал Мейер. – Так может быть, что этот тип вообще отказался от своей дурацкой затеи и вышел из игры? Решил себе, что ему так и не удалось всерьез разозлить вас и утратил интерес к этому делу. – Мейер пожал плечами. – Рад слышать, что вас с прошлой пятницы никто не беспокоит. А кроме того, я очень рад, Дэйв, что дела у вас идут вполне успешно.
– Да, они идут так, что грех было бы жаловаться. Вот только вчера я получил шесть дюжин летних женских платьев. И как ты думаешь, почем они мне достались? Попробуй угадать – почем?
– Представления не имею. И почем же?
– Всего по доллару за платье! Нет, ты можешь представить себе что-нибудь подобное? Прекрасные летние платья, без рукавов, правда, и приталенные сзади, но у меня же их с руками оторвут, ко мне сбегутся покупательницы со всего города! Я спокойно смогу отдавать их за четыре доллара, и они еще будут вырывать их друг у дружки! Вот увидишь, на таких платьях я сколочу себе целое состояние. Мейер, ты видел этот банк, что у меня тут внизу?
– Видел, – улыбаясь, подтвердил Мейер.
– Так вот. Прямо под нами, вот тут, у меня под ногами, этот банк как раз и хранит свои денежки. Если и дальше так пойдут дела, то я забью все их сейфы своими долларами. У них там просто не останется места для других денег.
– В таком случае вам придется поторапливаться, – сказал Мейер, – потому что банк этот переезжает на новое место в конце месяца.
– А чего торопиться? – сказал, добродушно посмеиваясь, Раскин. – Куда им от меня деться? Я найду их и на новом месте. Да я стану королем, да что там королем – султаном легких и кокетливых платьев, я буду далай-ламой нарядов для солидных дам, магнатом всей Калвер-авеню! Я – Дэйвид Раскин! Если я буду и впредь покупать платья по доллару – подумать только, это же просто задаром! – а потом буду продавать их по четыре, то, знаешь, Мейер, мне придется открывать свой собственный банк! Что мне будут эти их сейфы внизу, Мейер, когда у меня будут миллионы! Теперь ты понял? Я просто...
Послышался телефонный звонок. Раскин подошел к аппарату и снял трубку, продолжая начатую фразу.
– ...вынужден буду срочно купить себе “кадиллак”, потому что мне просто неудобно будет приезжать на чем-нибудь другом на Майами-Бич, разряженному в шелковое белье. А представляешь, сколько я буду тратить на одни... Алло!.. Чаевые, да...
– Послушай, ты, сволочь! – сказал голос в трубке. – Если ты не уберешься из своей мастерской до тридцатого, я тебя убью!
Глава 10
Отель “Альбион” был расположен на Джефферсон-авеню недалеко от Третьей Южной. Узенькая ковровая дорожка зеленого цвета проложена от двери почти до самого тротуара, швейцар в зеленой ливрее, который до этого пялился на прогуливающихся по улице девушек, при появлении Кареллы вытянулся по стойке “смирно”, распахнул перед ним украшенную бронзовыми завитушками дверь и чуть было не отдал честь.
– Спасибо, – сказал Карелла.
– Добро пожаловать, сэр! – бодро отрапортовал швейцар.
Карелла удивленно приподнял брови и, благодарно кивнув еще раз, вошел в фойе. Едва переступив порог, он сразу же почувствовал, что город остался где-то позади. Холл был маленьким, тихим и уютным. Богатые деревянные панели украшали стены и потолок. Толстый персидский ковер покрывал пол. Мебель была обита красным и зеленым бархатом, а с потолка свисала огромная люстра. Карелле вдруг показалось, что он уже не в Соединенных Штатах с их лихорадочным темпом двадцатого века, а где-нибудь в Венеции, богатой, волнующей и с легким налетом декаданса, каким, по его представлениям, был пропитан весь этот город, словно затерявшийся во времени. Карелла никогда не был в Венеции, как, собственно, и нигде за пределами Америки, если не считать войны, и все же ему почему-то казалось, что отель “Альбион” был бы вполне уместен в этом богатом городе каналов и гондол. Сняв шляпу, он направился к столу администратора. За столиком никого не было. Собственно, и весь отель казался покинутым его обитателями, будто только что объявили об атомной бомбежке, и все постояльцы попрятались в винный погреб. На столе стоял небольшой колокольчик. Он вытянул руку и робко позвонил. Звон колокольчика заполнил маленький холл. Приглушенный мягкой мебелью, персидским ковром на полу и тяжелыми портьерами на окнах, звон этот был очень приятен.
Со стороны лестницы послышалось мягкое шарканье домашних тапочек по ступенькам. Карелла посмотрел наверх: маленький сухонький человечек спускался к нему со второго этажа. На вид ему было лет шестьдесят, и двигался он слегка прихрамывая. Лицо его прикрывал зеленый светозащитный козырек, впалую грудь облегал толстый свитер неопределенного коричневого цвета, наверняка связанный ему еще тетушкой со стороны матери где-нибудь в Нью-Гемпшире. Выглядел он типичнейшим янки: знаете, такой маленький, незаметный, из тех, что во всех фильмах играют роли смотрителя отеля или почтмейстера из провинциального городка, возле которого обычно останавливается шикарный автомобиль с откидным верхом, чтобы главные герои могли спросить у него дорогу. Словом, вы наверняка отлично знаете этот тип. Так вот, спускавшийся по лестнице человек как две капли воды походил на него. Всего на мгновение, пока Карелла прислушивался к его неуверенным шагам, ему вдруг показалось, что он и сам участвует в съемках какого-то фильма, и что сейчас нужно будет произнести слова, написанные каким-нибудь голливудским гением, и что в ответ он обязательно услышит реплики, заранее заготовленные тем же сценаристом.
– Привет, юноша, – проговорил типичный янки. – Чем могу быть вам полезен?
– Я из полиции, – сказал Карелла. Из заднего кармана он добыл свой бумажник и раскрыл его так, чтобы виден был пристегнутый с внутренней стороны жетон детектива.
– Угу, – отозвался янки, кивая. – Так чем я могу вам быть полезен?
– Я что-то не уловил вашего имени, сэр, – сказал Карелла и тут же догадался, что в ответ он обязательно услышит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56