И неудивительно, что в день соревнований в Бангер-он-Ди родился наш первый сын. Я поставил рекорд скорости на дороге между Бангером и Оксфордом и появился в больнице на полчаса раньше, чем наш первенец.
Глава 5
Жизнь — это взлеты и падения
К осени 1950 года, когда начался новый сезон скачек, наша жизнь устроилась счастливо и хорошо. Мери день ото дня набиралась сил, ее руки и запястья, которые особенно пострадали от болезни, снова начали действовать. Наш маленький сын быстро рос. Мы поселились в красивом доме, и я работал в двух конюшнях, которые находились в одной деревне. Боксы некоторых лошадей Кена были видны из окна нашей кухни, и моя работа начиналась буквально за порогом дома.
В предыдущий сезон мы с Мери чувствовали себя очень одиноко, потому что мне часто приходилось оставлять ее на день или два, и, к нашему общему облегчению и радости, уже через год Мери полностью поправилась и могла снова ездить со мной.
Все годы, когда я был жокеем, Мери всегда ездила со мной на скачки, хотя относилась к ним безразлично. Конечно, со временем она многое узнала о лошадях и теперь она бы не ответила так, как в первый год. Когда ее спросили, какого цвета Роймонд, Мери сказала:
— Темно-рыжий.
Услышав эти слова, скаковой мир застыл в ужасе, будто увидел Дракулу.
До того, как мы встретились, Мери ни разу не была на скачках, но, когда мы поженились, почти каждый день ей приходилось ездить со мной, чтобы составить мне компанию и чтобы, как она бессердечно говорила, «вытаскивать занозы». Мери ездила верхом в детстве, но, став взрослой, не испытывала никакого интереса к этому занятию. Она не изучала списки выставленных на соревнование лошадей, никогда не делала ставки у букмекеров, и дома мы почти не говорили о лошадях: самый лучший вариант для нас обоих.
Когда мы были женихом и невестой, многие родственники с ее и моей стороны предсказывали неудачу нашему браку, потому что, мол, Мери совершенно не интересуется лошадьми. В первые годы мы любили шутить на эту тему, но со временем выяснилось, что ее равнодушие к скачкам уравновешивает мой односторонний интерес и придает ему некоторое чувство реальности.
Нелегко быть женой жокея, вообще нелегко быть женой спортсмена, чья единственная цель — опередить соперников, наступающих на пятки. День за днем ей приходится стоять на трибуне и видеть, как муж подвергается неизбежному риску своей профессии, радостно приветствовать его, когда он возвращается с победой, но всегда помнить, что рано или поздно за падением может последовать тяжелая травма. Вечная игра с опасностью требует большого терпения и отнимает много сил.
Почти каждый новый знакомый задавал Мери один и тот же вопрос:
— Вы не беспокоитесь, когда ваш муж на скачках?
И я слышал ее ответ, с комической самоиронией Мери говорила:
— Беспокоюсь. Когда стартер машет белым флагом, вызывая «Скорую помощь».
Но Мери рассказывала мне, что все жены жокеев, будто договорившись, демонстрируют миру хладнокровие и спокойствие, стараясь избежать правдивого ответа. А правда заключается в том, что каждую охватывает смертельный страх с той минуты, как взвилась вверх стартовая лента, и даже если женщина видит эту взлетевшую ленту в тысячный раз, страх не становится меньше.
И себе тоже я часто задавал вопрос: испытываю ли я тревогу за собственную безопасность? И могу честно ответить: нет, потому что никогда не думал о падении и просто не верил, что вот упаду, и все потеряно. Я не верил, что со мной может произойти несчастный случай, даже когда это бывало печальной реальностью.
Но как бы то ни было, а без падений не бывает карьеры в мире скачек, и все полученные травмы накапливаются, а тело теряет способность сопротивляться им, что и вынуждает любого жокея, приближаясь к сорока годам, уходить в отставку, хотя и разум, и сердце сопротивляются такой необходимости.
По-моему, за весь сезон можно ожидать, что в пятнадцати заездах упадешь в среднем один раз. Хотя эта цифра может быть и ниже для жокея, который участвует не в стипль-чезах, а в скачках с барьерами.
Обычно после падения жокей встает, горестно осматривает неприлично порванные бриджи и размышляет о том, что новые будут стоить больше, чем гонорар, который он получит за то, что носил эти. И потом уныло плетется к весовой. Все жокеи жалуются, что их лошади падают обязательно в самом дальнем конце дистанции, будто инстинкт подсказывает им, что хотя это и скаковая дорожка, но здесь можно безопасно лежать, притворившись застывшим трупом, и ждать, пока тебя подберет машина. Правда, эта уловка не пользуется популярностью у тех, чьи любимые стоят на трибунах.
В один исключительно дождливый день я предупредил Мери, что, если упаду в дальнем конце дистанции, пусть она не пугается, увидев, как машут белым флагом, подзывая «Скорую помощь». Меня не привлекает перспектива шлепать полмили по грязи в тонких сапогах, поэтому придется разыграть маленькую сцену. К моему негодованию, у самого дальнего препятствия лошадь, приземляясь, поскользнулась и, проехавшись на задних ногах, сбросила меня в хлюпающую грязь.
В соответствии с задуманным планом я долго тер неповрежденную лодыжку, пока дежурный на посту «Первой помощи» не заметил меня и не замахал намокшим под дождем белым флагом. Машина еле ползла по грязному полю и остановилась ярдах в ста от меня. Дежурный подбежал и объяснил, что водитель не может подъехать ближе, там такая лужа, что машина застрянет. И хотя, несомненно, у вас очень серьезная травма, продолжал дежурный, не сможете ли вы с моей помощью доковылять до машины. Я тут же поднялся, и мы направились к пикапу «Скорой помощи». Но, на свою беду, я забыл, что надо хромать. Нам оставалось до машины несколько ярдов, как вдруг она развернулась и уехала без меня. А я, промокнув до костей, скользя и спотыкаясь, направился к весовой, проклиная водителя самыми непечатными словами, какие только мог придумать. Вдобавок ко всему я еще мог опоздать к своему следующему заезду.
Уровень расторопности, сердечности и здравого смысла у дежурных «Первой помощи» был самый разный. От непревзойденной доброты до откровенного равнодушия. Те из них, кто знает свое дело, заслуживают самой искренней благодарности. Часами они стоят на ветру и под дождем в пустынных местах возле разломанных барьеров на случай, если кто-нибудь упадет и будет нуждаться в их помощи. Но недобросовестность дежурного может быть опасна для жизни и особенно для конечностей пострадавшего. Я не поверил, когда мне рассказали, что двое из них, схватив один за запястья, а другой за лодыжки, оттащили меня, потерявшего сознание, в сторону от скаковой дорожки. Но несколько недель спустя я увидел ту же самую картину, когда Фред Уинтер упал возле одного из барьеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Глава 5
Жизнь — это взлеты и падения
К осени 1950 года, когда начался новый сезон скачек, наша жизнь устроилась счастливо и хорошо. Мери день ото дня набиралась сил, ее руки и запястья, которые особенно пострадали от болезни, снова начали действовать. Наш маленький сын быстро рос. Мы поселились в красивом доме, и я работал в двух конюшнях, которые находились в одной деревне. Боксы некоторых лошадей Кена были видны из окна нашей кухни, и моя работа начиналась буквально за порогом дома.
В предыдущий сезон мы с Мери чувствовали себя очень одиноко, потому что мне часто приходилось оставлять ее на день или два, и, к нашему общему облегчению и радости, уже через год Мери полностью поправилась и могла снова ездить со мной.
Все годы, когда я был жокеем, Мери всегда ездила со мной на скачки, хотя относилась к ним безразлично. Конечно, со временем она многое узнала о лошадях и теперь она бы не ответила так, как в первый год. Когда ее спросили, какого цвета Роймонд, Мери сказала:
— Темно-рыжий.
Услышав эти слова, скаковой мир застыл в ужасе, будто увидел Дракулу.
До того, как мы встретились, Мери ни разу не была на скачках, но, когда мы поженились, почти каждый день ей приходилось ездить со мной, чтобы составить мне компанию и чтобы, как она бессердечно говорила, «вытаскивать занозы». Мери ездила верхом в детстве, но, став взрослой, не испытывала никакого интереса к этому занятию. Она не изучала списки выставленных на соревнование лошадей, никогда не делала ставки у букмекеров, и дома мы почти не говорили о лошадях: самый лучший вариант для нас обоих.
Когда мы были женихом и невестой, многие родственники с ее и моей стороны предсказывали неудачу нашему браку, потому что, мол, Мери совершенно не интересуется лошадьми. В первые годы мы любили шутить на эту тему, но со временем выяснилось, что ее равнодушие к скачкам уравновешивает мой односторонний интерес и придает ему некоторое чувство реальности.
Нелегко быть женой жокея, вообще нелегко быть женой спортсмена, чья единственная цель — опередить соперников, наступающих на пятки. День за днем ей приходится стоять на трибуне и видеть, как муж подвергается неизбежному риску своей профессии, радостно приветствовать его, когда он возвращается с победой, но всегда помнить, что рано или поздно за падением может последовать тяжелая травма. Вечная игра с опасностью требует большого терпения и отнимает много сил.
Почти каждый новый знакомый задавал Мери один и тот же вопрос:
— Вы не беспокоитесь, когда ваш муж на скачках?
И я слышал ее ответ, с комической самоиронией Мери говорила:
— Беспокоюсь. Когда стартер машет белым флагом, вызывая «Скорую помощь».
Но Мери рассказывала мне, что все жены жокеев, будто договорившись, демонстрируют миру хладнокровие и спокойствие, стараясь избежать правдивого ответа. А правда заключается в том, что каждую охватывает смертельный страх с той минуты, как взвилась вверх стартовая лента, и даже если женщина видит эту взлетевшую ленту в тысячный раз, страх не становится меньше.
И себе тоже я часто задавал вопрос: испытываю ли я тревогу за собственную безопасность? И могу честно ответить: нет, потому что никогда не думал о падении и просто не верил, что вот упаду, и все потеряно. Я не верил, что со мной может произойти несчастный случай, даже когда это бывало печальной реальностью.
Но как бы то ни было, а без падений не бывает карьеры в мире скачек, и все полученные травмы накапливаются, а тело теряет способность сопротивляться им, что и вынуждает любого жокея, приближаясь к сорока годам, уходить в отставку, хотя и разум, и сердце сопротивляются такой необходимости.
По-моему, за весь сезон можно ожидать, что в пятнадцати заездах упадешь в среднем один раз. Хотя эта цифра может быть и ниже для жокея, который участвует не в стипль-чезах, а в скачках с барьерами.
Обычно после падения жокей встает, горестно осматривает неприлично порванные бриджи и размышляет о том, что новые будут стоить больше, чем гонорар, который он получит за то, что носил эти. И потом уныло плетется к весовой. Все жокеи жалуются, что их лошади падают обязательно в самом дальнем конце дистанции, будто инстинкт подсказывает им, что хотя это и скаковая дорожка, но здесь можно безопасно лежать, притворившись застывшим трупом, и ждать, пока тебя подберет машина. Правда, эта уловка не пользуется популярностью у тех, чьи любимые стоят на трибунах.
В один исключительно дождливый день я предупредил Мери, что, если упаду в дальнем конце дистанции, пусть она не пугается, увидев, как машут белым флагом, подзывая «Скорую помощь». Меня не привлекает перспектива шлепать полмили по грязи в тонких сапогах, поэтому придется разыграть маленькую сцену. К моему негодованию, у самого дальнего препятствия лошадь, приземляясь, поскользнулась и, проехавшись на задних ногах, сбросила меня в хлюпающую грязь.
В соответствии с задуманным планом я долго тер неповрежденную лодыжку, пока дежурный на посту «Первой помощи» не заметил меня и не замахал намокшим под дождем белым флагом. Машина еле ползла по грязному полю и остановилась ярдах в ста от меня. Дежурный подбежал и объяснил, что водитель не может подъехать ближе, там такая лужа, что машина застрянет. И хотя, несомненно, у вас очень серьезная травма, продолжал дежурный, не сможете ли вы с моей помощью доковылять до машины. Я тут же поднялся, и мы направились к пикапу «Скорой помощи». Но, на свою беду, я забыл, что надо хромать. Нам оставалось до машины несколько ярдов, как вдруг она развернулась и уехала без меня. А я, промокнув до костей, скользя и спотыкаясь, направился к весовой, проклиная водителя самыми непечатными словами, какие только мог придумать. Вдобавок ко всему я еще мог опоздать к своему следующему заезду.
Уровень расторопности, сердечности и здравого смысла у дежурных «Первой помощи» был самый разный. От непревзойденной доброты до откровенного равнодушия. Те из них, кто знает свое дело, заслуживают самой искренней благодарности. Часами они стоят на ветру и под дождем в пустынных местах возле разломанных барьеров на случай, если кто-нибудь упадет и будет нуждаться в их помощи. Но недобросовестность дежурного может быть опасна для жизни и особенно для конечностей пострадавшего. Я не поверил, когда мне рассказали, что двое из них, схватив один за запястья, а другой за лодыжки, оттащили меня, потерявшего сознание, в сторону от скаковой дорожки. Но несколько недель спустя я увидел ту же самую картину, когда Фред Уинтер упал возле одного из барьеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50