– Да, – согласился я. – Наверно, у него не хватило времени.
– Он отказался от своей идеи, – почти прошептал Джеймс. – Он, должно быть, понял, что у него нет шанса убедить кого-нибудь, будто вы потеряли нерв. Во всяком случае, того, кто видел, как вы работали в четверг.
Именно дерзость, с какой я работал в четверг, взбесила Кемп-Лоура и подтолкнула его отправить телеграмму, полученную мной в пятницу. Это я прекрасно понимал.
– Вы говорили кому-нибудь про сахар? – спросил я Джеймса.
– Нет, вы же попросили меня не говорить. Но думаю, что-то надо делать. Клевета или не клевета, доказано или нет…
– Можно подождать, – перебил я его, – до следующего воскресенья? Неделю? И потом вы можете говорить все, что хотите.
– Хорошо, – медленно проговорил он. – Ноя все же думаю…
Он замолчал, потому что к столу с Кубком и наградами подошла хорошенькая герцогиня. Сказав несколько тщательно подобранных слов, с искренней, дружеской улыбкой она вручила Зимний кубок лорду Тирролду, серебряный поднос Джеймсу и портсигар мне. Фотограф, нанятый распорядителями, сделал снимок, как мы все трое стоим и восхищаемся нашими призами, потом, конечно, мы их вернули служителю, чтобы он отдал выгравировать на призах имя Темплейта, а также наши.
Я услышал голос Кемп-Лоура, когда передавал служителю портсигар, и у меня было время подготовить мягкую, бессмысленную улыбку. И все равно я боялся, что, взглянув на него, не смогу скрыть свои чувства.
Я медленно повернулся на каблуках и встретился с ним глазами; пронзительно-голубые и очень холодные, они не дрогнули, когда я смотрел в них. Радуясь, что первое трудное препятствие преодолено, я немного расслабился. Он пытался прочесть по моему лицу, знаю ли я, кто похитил меня вчера вечером, и ничего не понял.
– Роб Финн, – начал он своим чарующим телевизионным голосом, – жокей, который, как вы только что видели, завоевал победу на этой удивительной лошади, Темплейте.
Он говорил в ручной микрофон, от которого тянулись ярды черного гибкого шнура к камере на деревянном помосте. Зажегся красный глазок камеры. Я мысленно подобрал поводья и приготовился предупреждать любое унижающее меня суждение, которое он надумает высказать.
– Полагаю, – продолжал он, – вы наслаждались, будучи пассажиром Темплейта?
– Это было потрясающе! – восторженно воскликнул я, ослепляя его улыбкой. – Каждый жокей испытывает такое волнение, работая с лошадью экстра-класса. – И, не дав ему времени открыть рот, я дружелюбно продолжал: – Безусловно, большая удача, что мне представилась такая возможность. Как вы знаете, все эти месяцы я занимаю место Пипа Пэнкхерста, и сегодняшняя победа должна бы принадлежать ему. Ему сейчас много лучше. И я счастлив сказать, что в недалеком будущем он снова будет принимать участие в скачках. – Я говорил искренне: хотя его возвращение для меня означало меньшее число скачек, но для спорта большое преимущество, если чемпион возвращается в строй.
У Кемп-Лоура недобро скривились уголки губ.
– В последнее время ваша работа была довольно скверной…
– Да, – ласково перебил я его. – И в этом нет ничего необычного. Разве вы не знаете, как переменчива удача на скачках? Вы же помните, как Даг Смит однажды проиграл двадцать девять скачек подряд? Как ужасно, должно быть, он себя чувствовал. В сравнении с ним мои двадцать, или сколько их там, кажутся пустяком.
– Вас не тревожит, что… э… мм… такие неудачи могут повториться на вашем пути? – Улыбка исчезла с его лица.
– Тревожит? – беззаботно повторил я. – Ну, естественно, я не был особенно восхищен, но ведь неудачи на скачках бывают у каждого жокея, их приходится пережить, пока снова не придет победа. Как сегодня, – закончил я, ослепительно улыбаясь в камеру.
– Большинство считает, что у вас была не просто неудача, – сказал он резко. Его обворожительные манеры явно дали трещину, и я заметил в его глазах вспышку ярости, правда, он быстро ее подавил. Но я получил огромное удовлетворение, и это позволило мне улыбнуться еще жизнерадостнее.
– Люди верят всему, когда затронут их карман, – сказал я. – Боюсь, что многие потеряли деньги, ставя на моих лошадей… вполне естественно, что они проклинают жокея… когда человек теряет деньги, он почти всегда проклинает.
Он слушал, как я латаю дыры, которые он проковырял в моей жизни, и не мог меня остановить; зрители бы подумали, что он ведет себя неспортивно. А ничто так быстро не убивает популярность телевизионного комментатора, как неспортивное поведение.
Он стоял справа от меня в профиль к камере, и сейчас он сделал шаг и встал рядом слева. Когда он приблизился, я почувствовал по мгновенной гримасе его рта, что он задумал какую-то жестокость, и был готов к тому, что он сделал в следующую секунду.
Широким жестом, выглядевшим на экране как проявление искренней дружбы, он тяжело уронил правую руку мне на плечо. Его большой палец лежал на шейном позвонке, а все другие – на спине.
Я спокойно стоял, повернув голову к нему, и сладко улыбался. Не помню, что еще в жизни требовало таких усилий.
– Теперь расскажите нам немного о скачке, Роб, – сказал он. – Когда вы поняли, что можете победить?
Будто тонна груза легла мне на плечи, такое чувство вызывала его рука.
– О… Я подумал, подходя к последнему препятствию, что у Темплейта есть большой запас скорости и он может на ровном участке обойти Эмеральду. Понимаете, он способен в конце так спринтовать…
– Да, конечно. – Он сильнее надавил на плечо и будто бы дружески ударил по спине. У меня закружилась голова и потемнело в глазах. Я продолжал улыбаться, отчаянно сосредоточив внимание на миловидном лице, приблизившемся к моему. И был вознагражден выражением недоумения и разочарования в его глазах. Он знал, что под его пальцами, под двумя тонкими шерстяными рубашками содрана кожа и от его прикосновения должна быть страшная боль, но он не мог понять, как мне удалось вырваться в ту ночь и не догадывался, чего мне это стоило. Я хотел, чтоб он поверил: никаких усилий не потребовалось вообще, веревки сами соскользнули, и крюк легко оторвался от потолка. Я хотел, чтобы он не почувствовал удовлетворения от сознания, будто он чуть не сорвал скачку с Темплейтом.
– И какие планы на Темплейта в будущем? – Он старался продолжать нормальный, естественный разговор.
Телевизионное интервью продвигалось по накатанному пути.
– Золотой кубок в Челтнеме. – Я боялся, что мой голос звучит не так спокойно, как мне хотелось бы. Но на его лице не было триумфа, и потому я продолжал: – Скорей всего через три недели он примет там участие. Конечно, если все будет хорошо.
– И вы надеетесь опять работать с ним? – Он едва сдерживался, чтобы не сказать мне что-то оскорбительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58