- Виктор, тебе не надо смотреть.
- Все в порядке, - сказал я, и, пока я говорил, все действительно
было в порядке, но как только слова были произнесены, я почувствовал, что
это не так. Это было последнее мое воспоминание за очень долгий срок.

Врачи сказали, что две недели я был на грани. Помню очень мало,
потому что мне постоянно вводили большие дозы лекарств, а после коротких
периодов просветления снова начинались приступы.
Первое, что я запомнил - лицо склонившегося надо мной доктора
Стюарта. Я лежал на больничной койке. Позже я узнал, что нахожусь не в
госпитале для ветеранов, а в частной клинике. Лиза уплатила за отдельную
палату.
Стюарт задавал обычные вопросы, я отвечал, хотя чувствовал себя очень
уставшим. Потом Стюарт ответил на несколько моих вопросов, и я узнал, как
долго пробыл в больнице и что произошло.
- У вас начались непрерывные приступы. Честно говоря, не знаю почему.
Уже лет десять такого не было, и мне казалось, что все опасности позади.
- Значит, Лиза доставила меня сюда вовремя...
- Более того... Сначала она, правда, не хотела мне рассказывать...
После того первого приступа она прочла все, что смогла найти на эту тему,
и всегда держала под рукой шприц и раствор "Валиума". Увидев, что вы
задыхаетесь, она ввела вам сто миллиграммов, чем и спасла вашу жизнь.
Мы с доктором Стюартом знакомы давно, он знал, что у меня нет рецепта
на "Валиум". Мы говорили на эту тему, когда я последний раз лежал в
больнице. Но, поскольку я жил один, сделать мне укол все равно некому.
Впрочем, доктора гораздо больше интересовал результат: я все-таки
остался в живых.

В тот день он не допустил ко мне посетителей. Я запротестовал, но
вскоре уснул. Лиза пришла на следующий день. На ней была новая майка с
изображением робота в мантии и академической шапочке. Надпись на майке
гласила: "Выпуск 11111000000 года". Оказалось, что это 1984 в двоичном
исчислении.
- Привет, - улыбнулась Лиза и села на кровать. Меня вдруг начало
трясти. Она посмотрела на меня встревоженно и спросила, не позвать ли
врача.
- Не надо, - сказал я с трудом. - Просто обними меня.
Она сбросила туфли, забралась ко мне под одеяло и крепко обняла.
Через какое-то время вошла медсестра и попыталась ее прогнать. Лиза выдала
ей серию вьетнамских, китайских и английских ругательств, после чего
медсестра исчезла. Позже я заметил, как в палату заглядывал доктор Стюарт.
Я почувствовал себя намного лучше и наконец унял слезы. Лиза тоже
вытерла глаза.
- Я приходила сюда каждый день, - сказала она. - Ты выглядел ужасно,
Виктор.
- Но я чувствую себя гораздо лучше.
- Сейчас ты и выглядишь приличнее. Но врач сказал, что на всякий
случай тебе надо побыть тут еще пару дней.
- Наверное, он прав.
- Я приготовлю большой обед, когда ты вернешься. Может быть, стоит
пригласить соседей.
Я долго молчал. Мы очень о многом еще не задумывались. Сколько это
будет продолжаться между нами? Как скоро я начну заводиться от собственной
бесполезности? Когда ей надоест жить со стариком? Я даже не заметил, с
каких пор начал думать о Лизе как о неотъемлемой части своей жизни.
- Тебя так тянет провести годы у постели умирающего?
- Чего ты хочешь, Виктор? Я выйду за тебя замуж, если так нужно. Или
буду жить с тобой в грехе. Предпочитаю грех, но если тебе будет лучше...
- Не понимаю, зачем тебе старый эпилептик.
- Затем, что я тебя люблю.
Она произнесла эти слова в первый раз. Я мог бы задать ей еще
несколько вопросов - вспомнить, например, майора, - но у меня пропало
желание. И я переменил тему.
- Ты закончила работу?
Лиза поняла, о какой работе я говорю. Она наклонилась к моему уху и
тихо сказала:
- Давай не будем здесь об этом, Виктор. Я не доверяю ни одному
помещению, которое я сама не проверила на отсутствие "жучков". Но ты не
бойся, я действительно все закончила, и последние две недели меня никто не
беспокоил. Кажется, все обошлось, но я больше ни за что не полезу в такие
дела.
У меня отлегло от сердца, но одновременно накатила усталость. Я
пытался сдержать зевоту, однако Лиза почувствовала, что пора идти. Она
поцеловала меня, пообещала в будущем еще много поцелуев и ушла.
Больше я ее никогда не видел.
В тот же вечер, около десяти, Лиза взяла отвертку, еще кое-какие
инструменты и принялась за микроволновую духовку в кухне Клюга.
Конструкторы всегда заботятся о том, чтобы эти агрегаты нельзя было
включить, когда дверца открыта. Это из-за опасного излучения. Но если ты
хоть что-то соображаешь в технике и под рукой есть простые инструменты,
обмануть защиту совсем не трудно. Для Лизы это оказалось куда как легко.
Через десять минут работы она включила духовку и сунула туда голову.
Никто не знает, как долго это продолжалось. Достаточно, чтобы глазные
яблоки сварились вкрутую. Затем она потеряла контроль над мускулами и
упала на пол, потянув за собой духовку. Произошло короткое замыкание, и
начался пожар.
Пожарная сигнализация, которую Лиза установила месяцем раньше,
сработала вовремя. Бетти Ланьер тоже увидела огонь и вызвала пожарных. Хал
бросился через дорогу, вбежал в горящую кухню и вытащил то, что осталось
от Лизы, на лужайку перед домом.
Лизу срочно доставили в больницу, где ей ампутировали одну руку и
удалили все зубы. Только никто не знал, что делать с глазами. Потом
пришлось подключить ее к аппарату искусственного дыхания.
На срезанную с нее майку, обгоревшую и окровавленную, обратил
внимание санитар. Часть текста прочесть было уже невозможно, но
сохранились первые слова: "Я не могу так больше..."

Подробностей не знаю. Я сам узнавал об этом маленькими порциями, а
началось все с беспокойства на лице доктора Стюарта, когда Лиза не пришла
на следующий день. Доктор не сказал мне ничего, и вскоре у меня начался
еще один приступ.
Мои воспоминания о следующей неделе очень смутные. В памяти осталось,
например, как я выписывался из больницы, но дорогу до дома совершенно не
помню. Бетти отнеслась ко мне с большой заботой, а в больнице мне дали
пилюли под названием "Транксен", и они помогали еще лучше: я глотал их,
как конфеты, и ходил постоянно в тумане. Ел, когда заставляла Бетти,
иногда засыпал прямо в кресле и, просыпаясь, подолгу не мог понять, где
нахожусь. Часто мне снилась война в Корее и лагерь военнопленных.
Как-то раз я взглянул на себя в зеркало: на губах у меня застыла
слабая полуулыбка. "Транксен" делал свое дело, и я понял, что если мне
суждено будет еще пожить, придется с этим лекарством подружиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18