Время от времени профессора приходилось подбадривать легким толчком в спину. Отряд напоминал неудачливых работорговцев, которые захватили во время набега на поселение всего лишь двух пленников. Издержек на поход они, конечно, не окупят, но приходится стараться из всех сил, потому что появились конкуренты, которые хотят отнять у них и эту бедную добычу. Услышав стрельбу, штурмовики замерли в недоумении.
Рандулич не спал больше суток. Его мозг уже плохо воспринимал сообщения. Веки слипались, глаза покраснели, как у вампира. Голова превратилась в аквариум, наполненный какой-то жидкостью, в которой плавал мозг. При каждом движении мозг касался стенок аквариума. Это отдавалось пульсирующей болью в висках. Генерал осунулся, но даже если бы он отправился спать, все равно ничего бы не получилось. Он мог бесконечно долго лежать в кровати с закрытыми глазами, сон все равно не пришел бы к нему, так сильно было нервное напряжение. Когда-то он отказался от табака. Сейчас ему очень хотелось курить, но не для того, чтобы успокоить нервы, а чтобы убить хоть несколько минут. Рандулич с трудом подавлял это желание, зато не отказывал себе в кофе и уже потерял счет чашкам, которые выпил за последние сутки. Сердце глухо колотилось и уже начинало давать сбои. В желудке скопилась кислота. Она впиталась в его стенки, и теперь Рандулич думал, что он сможет переварить любую еду. На робкие попытки адъютанта убедить его, что нет смысла так пренебрежительно относиться к своему здоровью, генерал либо отмахивался, либо говорил фразы наподобие: «После войны отдохнем». Через некоторое время адъютант понял всю тщетность своих просьб и, смирившись, приносил все новые и новые чашки кофе. Надеясь, что Рандулич этого не заметит, он старался делать кофе не очень крепким.
Звонил Светлейший князь, но пока генерал ничем его не мог порадовать или огорчить, а князь, видимо, догадавшись по голосу Рандулича, в каком тот находится состоянии, не стал затевать разговор, ограничившись лишь несколькими подбадривающими репликами.
Время от времени генерал бросал взгляд на маятниковые часы, висевшие на стене. Их стрелки еще не добрались до той отметки, когда, судя по расчетам, у аэроплана должно закончиться горючее. Рандулич вслушивался в качание маятника. Вначале оно успокаивало его, затем стало раздражать, и, чтобы выпустить напряжение, он был готов уже чем-нибудь запустить в часы, как будто, остановив их, сумеет остановить время. Руки Рандулича зашарили по столу, но нащупали лишь пустую чашку, на донышке которой подсыхала кофейная гуща. Кофейный аромат, как это ни странно, немного успокоил генерала. Большинство его коллег отдавали предпочтение чаю, а он много лет назад пристрастился к латиноамериканскому кофе. Несмотря на то что этот напиток теперь стало очень трудно достать, он пока своей привычке не изменял. Пришлось лишь перейти на индийские сорта. Запасы латиноамериканского кофе уже иссякли, а пополнить их было нечем. Торговые корабли боялись выходить в океан из-за беспощадной войны, которую развернули германские субмарины. Кофе все равно приходилось везти обходным путем. Босфор контролировали турки, а в Индийском океане пиратствовали германские крейсера. Британцы сами себя перехитрили. Если бы проливы стали русскими, то дорога из Калькутты в Одессу была бы не столь опасной.
Рандулич сидел в мягком кожаном кресле, рядом с массивным деревянным столом, теперь уже пустым, но несколькими часами ранее его заваливали развернутые карты. Свет заполнил комнату, лениво просочившись сквозь окна, хотя в углах, под креслом и под столом еще прятались остатки ночи. Теперь, для того чтобы заснуть, наверное, надо пойти в угол комнаты, встать там, как провинившийся гимназист, а затем нагнуться и вдохнуть темноты. Рандулич встал с кресла. Почувствовав боль в занемевших мышцах, он дождался, когда кровь вновь станет циркулировать в ногах, и лишь затем стал мерить шагами комнату, разминая мышцы и суставы. В течение последних часов он уже не раз проделывал подобную операцию. Как узник, заключенный в темнице, генерал мог пройти из одного угла комнаты в другой с закрытыми глазами, не наткнувшись на стены, потому что точно знал, сколько шагов их разделяет.
Роль стороннего наблюдателя его не очень устраивала, но что поделаешь? Если раньше он завоевывал награды сам, то теперь это делали для него другие. Усталость носила характер больше моральный, чем физический.
Стены комнаты от пола до потолка были заставлены огромными зеркалами. Их установил здесь хозяин дома – собиратель произведений современного искусства, любитель модернизма. Картины и скульптуры он забрал с собой, когда переезжал в Санкт-Петербург. Комната больше походила на танцзал, где примадонны балета часами отрабатывают фуэте. Они падают здесь от усталости и не могут подняться с пола. И тогда по их щекам начинают катиться слезы. Несчастные. У того, кто увидит их в эти минуты, не останется никаких чувств, кроме жалости. Но никто их не видит. А потом примадонны с легкостью поражают своим мастерством зрителей, пришедших в театр, кружат головы поклонникам, которые заваливают их океаном роз, но они все никак не могут утонуть в нем и задохнуться в их аромате. Им кажется, что роз слишком мало. Они приходят в танцзал каждый день, надеясь, что цветов когда-нибудь будет еще больше…
Даже когда генерал находился в комнате в одиночестве, множество отражений создавали ощущение, что из-за стен за ним кто-то постоянно наблюдает, следит за каждым шагом и пытается повторить любое движение. Прошло несколько дней, прежде чем Рандулич научился в этой комнате отдыхать. Он не хотел пока переезжать из этого дома. Во дворе хватало места для автомобиля. До железнодорожной станции, куда прибывали поезда с пополнением, рукой подать, чуть дальше до казарм, а фасад здания и вовсе выходил на улицу, где располагался госпиталь, так что для того, чтобы проведать раненых и подбодрить их, Рандуличу требовалось пройти несколько шагов. По улице проходило довольно оживленное движение. Она постоянно была запружена конками, телегами и автомобилями, но как только Рандулич появлялся на тротуаре, все тут же уступали ему дорогу.
Гостям эта комната доставляла некоторые неудобства. Генерал замечал, как у оказавшихся здесь начинал блуждать взгляд, словно они оказались на приеме у гипнотизера, а мысли разбегались так, что гости не могли их быстро собрать в единое целое, и, прежде чем начать говорить, им было нужно несколько секунд, чтобы собраться. Генерал установил, что в этой комнате хорошо допрашивать пленных, особенно высокопоставленных военных. Он не упускал случая пообщаться с ними.
В дверь тихо, будто боялся потревожить генерала, кто-то постучал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84