Умоляю, ясновельможный пан. Мы — два славянских цветка в безбрежном жёлтом океане…
Вошёл Кирдяш с серебряным кувшином и тремя чарками.
— Твоя старшая служанка подняла вой, — сказал он, наполняя чарки.
— Огрей её плетью, есаул.
— Так я и сделаю в следующий раз.
— Я открываю счёт счастливым дням! — Гражина подняла чарку.
— С новосельем тебя, тигрица, — усмехнулся Кирдяш.
— С нововесельем, — строго поправила Гражина. — С моим нововесельем, рыцари!
Она лихо опрокинула чарку, по-детски причмокнула, хотела что-то сказать, но не успела. Раздался рык, и в юрту ворвался Орду.
— Ты посмела принять постороннего мужчину, несчастная? — заорал он с порога. — Я посажу тебя в клетку, а его запрягу вместо вола!…
— А я расцарапаю себе лицо и скажу великому хану, что ты пытался силой овладеть подарком самому Гуюку! — гневно, с горящими глазами выкрикнула Гражина. — Не смей приходить ко мне без приглашения! На это имеет право только есаул Кирдяш и… и мой друг боярин Федор Ярунович!
И запустила серебряной чаркой в лицо старшего брата Бату. Орду легко поймал чарку, раздавил её в ладони, усмирил тем собственный гнев и неожиданно добродушно улыбнулся.
— Вот такой ты мне больше нравишься. А пить надо кумыс. Или кровь с молоком. Они дают здоровье.
Кинул на ковёр раздавленную чарку и вышел из юрты.
7
Огромный обоз, которому предстояло пересечь Великую Степь, собирался в военном лагере под охраной ханской гвардии. Сюда свозили меха из Руси и узорчатое оружие с Кавказа, трофейные рыцарские доспехи, золотые и серебряные изделия русских и европейских мастеров, посуду и драгоценности, мёд и воск, вина и сладости. Здесь все переписывалось и грузилось в повозки под бдительным оком любимой жены Бату Баракчины, матери Сартака. Когда все было готово, она же и доложила Бату, спросив лишь об одном:
— А как будут добираться до Каракорума русские умельцы?
— Пешком, — ответил Бату.
— Это очень далеко.
— Дойдут.
— Дозволь хоть несколько повозок для детей и женщин, мой синеглазый хан.
Бату улыбнулся, ласково провёл жёсткой ладонью по седеющей голове жены:
— Ты очень разумна. Распорядись.
Ему было наплевать на русских мастеров не столько из присущего монголам равнодушия к судьбам покорённых народов, сколько из-за того, что эти мастера предпочли Каракорум Сараю. Но он искренне любил свою старшую жену и порою исполнял её просьбы
Великий князь Ярослав был предупреждён, подарки будущему великому хану и правящей ханше Туракине подобраны, огромный обоз готов к путешествию по Великой Степи, но у Бату не было ощущения, что он все сделал как надо Любая незамеченная ошибка могла свести на нет всю его тонкую игру и даже подтолкнуть Гуюка к новому нашествию, и поэтому он тянул с отправкой обоза, понимая при этом, что перетягивает лук, не отпуская стрелу в полет. Неизвестно, сколько времени он пребывал бы в колебаниях, если бы Чогдар не огорошил его малоприятной новостью:
— Даниил Галицкий присоединил к Волынскому княжеству галицийские земли. Кроме того, он уже дал согласие на брак своей дочери с братом Александра Невского Андреем.
— У этого Андрея большая дружина?
— Нет Но его очень любит князь Александр
— Как Бурундай мог допустить усобицу между русскими?
— Бурундай сам привёз эти известия и просит твоего дозволения доложить лично, мой хан
Бурундай доложил, что никакой драки меж волын-цами и галичанами не было и он не имел повода вмешиваться. С точки зрения Бату, это было хуже, чем усобица: русичи начали искать союзов. К этим поискам он отнёс и сообщение о сватовстве Андрея: любовь в столь высоких сферах даже не предполагалась. Бату хмуро размышлял, Чогдар и Бурундай молча ждали, что он скажет.
— Бурундай лично отвезёт моё повеление Даниилу Галицкому. Повеление должно быть письменным. И очень коротким.
— Какова его мысль, мой хан?
— Два слова: «Дай Галич». Он не поймёт и приедет ко мне. Ничего не объясняй ему, Бурундай, но напомни, что ты стоишь в двух дневных переходах.
Даниил Галицкий и в самом деле ничего не понял. Кому он должен был «дать Галич»? Когда? В какой форме и почему? Повертел грамоту в руках и спросил об этом молчаливого Бурундая.
— Повеления хана не требуют моих пояснений, князь Даниил.
— Но меня призвали на княжение сами галицкие бояре.
— Тебе придётся объяснить это самому хану Бату, князь. Иначе я спрошу об этом галицких бояр, мои ту-мены стоят в двух дневных переходах. Выбирай, но лучше подумай о подарках хану.
Даниил Галицкий счёл за благо подумать о подарках. А пока думал, пружина, закрученная им на западе, раскручивалась на востоке.
— Когда кони начинают тянуть в разные стороны, нужно обрубить постромки самой застоявшейся, — сказал Бату. — Завтра отправишь караван в Каракорум, а сегодня повелишь боярину Федору прийти ко мне.
Из этих слов следовало, что хан последние наставления Сбыславу намеревался дать с глазу на глаз. Чог-дара это обеспокоило, о чем он и сказал, передавая повеление.
— Никогда не доверяй чингисидам, Сбыслав, но всегда выполняй их повеления слово в слово. Это единственный способ выжить под их властью. Отныне тебе предстоит действовать даже без моего слабого щита. Орду вспыльчив, но добродушен и отходчив. Гуюк — лжив и злопамятен.
— Ты уже предупреждал меня об этом, Чогдар. Я знаю степные законы, не волнуйся за меня, дядька.
— Ты — сын моего покойного анды, — вздохнул Чогдар. — О ком ещё мне беспокоиться, кроме тебя?
— О князе Невском.
За Сбыславом явился сам Неврюй, что резко повышало значимость аудиенции. Придирчиво осмотрел наряд Сбыслава, улыбнулся:
— Мы не скоро увидимся с тобой, боярин.
— И увидимся ли вообще, — невесело усмехнулся Сбыслав.
— Будем надеяться. — Неврюй вдруг понизил голос. — Тебя ожидает очень важный разговор. Сужу об этом по тому, что хан лично приказал мне охранять покои, в которых будет проходить беседа.
Бату хорошо продумал предстоящий разговор, а потому начал его сразу, без длинных вступительных рассуждений, которых требовал степной этикет.
— Союз между мной и Русью предопределён самим Небом. Русь — это либо запад, либо север: либо Даниил Галицкий, либо Александр Невский. Кто из них окажется моим союзником, а кто — моим врагом, зависит только от тебя, боярин Федор.
Сбыслав молча склонил голову: время вопросов ещё не настало.
— Есть такая индийская игра: шахматы. Ты умеешь в неё играть?
Сбыслав ещё раз молчаливо поклонился.
— Мат тебе ставить не будут: конец игры невыгоден 1уюку. Но ему нельзя и проигрывать эту партию. Отсюда следует, что тебе постараются навязать вечный шах. Наполни наши чаши, боярин.
Сбыслав налил кумыс, отхлебнул после глотка старшего, как того требовал обычай, и терпеливо ждал, когда Бату опять начнёт разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Вошёл Кирдяш с серебряным кувшином и тремя чарками.
— Твоя старшая служанка подняла вой, — сказал он, наполняя чарки.
— Огрей её плетью, есаул.
— Так я и сделаю в следующий раз.
— Я открываю счёт счастливым дням! — Гражина подняла чарку.
— С новосельем тебя, тигрица, — усмехнулся Кирдяш.
— С нововесельем, — строго поправила Гражина. — С моим нововесельем, рыцари!
Она лихо опрокинула чарку, по-детски причмокнула, хотела что-то сказать, но не успела. Раздался рык, и в юрту ворвался Орду.
— Ты посмела принять постороннего мужчину, несчастная? — заорал он с порога. — Я посажу тебя в клетку, а его запрягу вместо вола!…
— А я расцарапаю себе лицо и скажу великому хану, что ты пытался силой овладеть подарком самому Гуюку! — гневно, с горящими глазами выкрикнула Гражина. — Не смей приходить ко мне без приглашения! На это имеет право только есаул Кирдяш и… и мой друг боярин Федор Ярунович!
И запустила серебряной чаркой в лицо старшего брата Бату. Орду легко поймал чарку, раздавил её в ладони, усмирил тем собственный гнев и неожиданно добродушно улыбнулся.
— Вот такой ты мне больше нравишься. А пить надо кумыс. Или кровь с молоком. Они дают здоровье.
Кинул на ковёр раздавленную чарку и вышел из юрты.
7
Огромный обоз, которому предстояло пересечь Великую Степь, собирался в военном лагере под охраной ханской гвардии. Сюда свозили меха из Руси и узорчатое оружие с Кавказа, трофейные рыцарские доспехи, золотые и серебряные изделия русских и европейских мастеров, посуду и драгоценности, мёд и воск, вина и сладости. Здесь все переписывалось и грузилось в повозки под бдительным оком любимой жены Бату Баракчины, матери Сартака. Когда все было готово, она же и доложила Бату, спросив лишь об одном:
— А как будут добираться до Каракорума русские умельцы?
— Пешком, — ответил Бату.
— Это очень далеко.
— Дойдут.
— Дозволь хоть несколько повозок для детей и женщин, мой синеглазый хан.
Бату улыбнулся, ласково провёл жёсткой ладонью по седеющей голове жены:
— Ты очень разумна. Распорядись.
Ему было наплевать на русских мастеров не столько из присущего монголам равнодушия к судьбам покорённых народов, сколько из-за того, что эти мастера предпочли Каракорум Сараю. Но он искренне любил свою старшую жену и порою исполнял её просьбы
Великий князь Ярослав был предупреждён, подарки будущему великому хану и правящей ханше Туракине подобраны, огромный обоз готов к путешествию по Великой Степи, но у Бату не было ощущения, что он все сделал как надо Любая незамеченная ошибка могла свести на нет всю его тонкую игру и даже подтолкнуть Гуюка к новому нашествию, и поэтому он тянул с отправкой обоза, понимая при этом, что перетягивает лук, не отпуская стрелу в полет. Неизвестно, сколько времени он пребывал бы в колебаниях, если бы Чогдар не огорошил его малоприятной новостью:
— Даниил Галицкий присоединил к Волынскому княжеству галицийские земли. Кроме того, он уже дал согласие на брак своей дочери с братом Александра Невского Андреем.
— У этого Андрея большая дружина?
— Нет Но его очень любит князь Александр
— Как Бурундай мог допустить усобицу между русскими?
— Бурундай сам привёз эти известия и просит твоего дозволения доложить лично, мой хан
Бурундай доложил, что никакой драки меж волын-цами и галичанами не было и он не имел повода вмешиваться. С точки зрения Бату, это было хуже, чем усобица: русичи начали искать союзов. К этим поискам он отнёс и сообщение о сватовстве Андрея: любовь в столь высоких сферах даже не предполагалась. Бату хмуро размышлял, Чогдар и Бурундай молча ждали, что он скажет.
— Бурундай лично отвезёт моё повеление Даниилу Галицкому. Повеление должно быть письменным. И очень коротким.
— Какова его мысль, мой хан?
— Два слова: «Дай Галич». Он не поймёт и приедет ко мне. Ничего не объясняй ему, Бурундай, но напомни, что ты стоишь в двух дневных переходах.
Даниил Галицкий и в самом деле ничего не понял. Кому он должен был «дать Галич»? Когда? В какой форме и почему? Повертел грамоту в руках и спросил об этом молчаливого Бурундая.
— Повеления хана не требуют моих пояснений, князь Даниил.
— Но меня призвали на княжение сами галицкие бояре.
— Тебе придётся объяснить это самому хану Бату, князь. Иначе я спрошу об этом галицких бояр, мои ту-мены стоят в двух дневных переходах. Выбирай, но лучше подумай о подарках хану.
Даниил Галицкий счёл за благо подумать о подарках. А пока думал, пружина, закрученная им на западе, раскручивалась на востоке.
— Когда кони начинают тянуть в разные стороны, нужно обрубить постромки самой застоявшейся, — сказал Бату. — Завтра отправишь караван в Каракорум, а сегодня повелишь боярину Федору прийти ко мне.
Из этих слов следовало, что хан последние наставления Сбыславу намеревался дать с глазу на глаз. Чог-дара это обеспокоило, о чем он и сказал, передавая повеление.
— Никогда не доверяй чингисидам, Сбыслав, но всегда выполняй их повеления слово в слово. Это единственный способ выжить под их властью. Отныне тебе предстоит действовать даже без моего слабого щита. Орду вспыльчив, но добродушен и отходчив. Гуюк — лжив и злопамятен.
— Ты уже предупреждал меня об этом, Чогдар. Я знаю степные законы, не волнуйся за меня, дядька.
— Ты — сын моего покойного анды, — вздохнул Чогдар. — О ком ещё мне беспокоиться, кроме тебя?
— О князе Невском.
За Сбыславом явился сам Неврюй, что резко повышало значимость аудиенции. Придирчиво осмотрел наряд Сбыслава, улыбнулся:
— Мы не скоро увидимся с тобой, боярин.
— И увидимся ли вообще, — невесело усмехнулся Сбыслав.
— Будем надеяться. — Неврюй вдруг понизил голос. — Тебя ожидает очень важный разговор. Сужу об этом по тому, что хан лично приказал мне охранять покои, в которых будет проходить беседа.
Бату хорошо продумал предстоящий разговор, а потому начал его сразу, без длинных вступительных рассуждений, которых требовал степной этикет.
— Союз между мной и Русью предопределён самим Небом. Русь — это либо запад, либо север: либо Даниил Галицкий, либо Александр Невский. Кто из них окажется моим союзником, а кто — моим врагом, зависит только от тебя, боярин Федор.
Сбыслав молча склонил голову: время вопросов ещё не настало.
— Есть такая индийская игра: шахматы. Ты умеешь в неё играть?
Сбыслав ещё раз молчаливо поклонился.
— Мат тебе ставить не будут: конец игры невыгоден 1уюку. Но ему нельзя и проигрывать эту партию. Отсюда следует, что тебе постараются навязать вечный шах. Наполни наши чаши, боярин.
Сбыслав налил кумыс, отхлебнул после глотка старшего, как того требовал обычай, и терпеливо ждал, когда Бату опять начнёт разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98