он вел к небольшому ручейку. Мы шли по следу почти до вечера, и наконец вдалеке мелькнул почти взрослый детеныш — он удирал во все лопатки. Но уже почти стемнело, и поиски пришлось отложить.
И хотя на другой день мы исходили огромную территорию, нам попался только старый знакомец — тот самый носорог, который в прошлом году обитал здесь рядом с нашими гепардами.
Конечно, мы безмерно радовались тому, что удалось увидеть хотя бы два семейства гепардов, которые могли оказаться потомками Пиппы, но поиски от этого значительно усложнились: оба семейства держались на противоположных концах заповедника. С тех пор мы распределили день таким образом: с утра обыскивали болота возле лагеря Джорджа, а во второй половине дня — болота на границе территории племени боран.
Приходилось ездить из конца в конец. На все это уходили драгоценные часы. Чтобы сберечь время, мы старались проезжать основную часть пути в самую жару, когда все живое скрывалось в тени и нам легче было сосредоточить внимание на поисках следов. Но много дней подряд мы нигде не могли найти следов гепардов и решили ограничиться поисками на болотах на границе территории племени боран. Однажды мы целый день ходили по берегам Бисанади, если только можно назвать «ходьбой» непрерывное сражение с густейшими прибрежными зарослями. Мы пробирались — подчас на четвереньках — через чащу лиан, оплетавших колючие кусты, почти ничего не видя перед собой и прислушиваясь, чтобы не пропустить ни малейшего звука: того и гляди, наткнешься на буйвола — судя по следам, их тут было полным-полно. Как-то раз, пытаясь переправиться вброд через кишащую крокодилами реку, мы лишь в последний момент заметили, что из-под нависшего над заводью пальмового листа на нас глазеет гиппопотам. Видимо, и на него эта встреча произвела не меньшее впечатление: громко отфыркиваясь, он снова ушел под воду, А чуть погодя мы едва не налетели на жирафа — он так увлеченно пасся, что не замечал нас, пока мы, затаив дыхание, стояли и не сводили с него глаз. Потом, взглянув на нас сверху своими бархатными глазами, он мотнул могучей шеей и галопом унесся прочь.
Казалось бы, все животные живут в мире и покое, но с каким ужасом мы обнаруживали почти у каждого водопоя настороженные или уже опустошенные ловушки и множество высохших ветвей, которые выдавали места на звериных тропах, где были скрыты ловушки! Локаль своим наметанным глазом сразу определил, что большинство ловушек предназначено для леопардов и гепардов — племя боран отлично знало цену их шкурам. Здесь густые заросли были только по берегам реки, а за ними простиралась идеальная для гепардов местность, но ведь животным приходилось пробираться к реке, чтобы напиться, — других водопоев в этой обширной местности не было.
При мысли о том, что браконьеры могут до смерти забить детей Пиппы, попавших в ловушку (а мы знали, что они прибегают к этому способу, чтобы не попортить шкуру копьями), меня охватывало отчаяние, и я решила обратиться к министру по туризму и охране природы с настоятельной просьбой возобновить переговоры с племенем боран о присоединении этой территории к заповеднику Меру (раньше подобные переговоры ни к чему не привели). При теперешних условиях племя боран не только свободно занималось браконьерством, но и без всякого ограничения рубило пальмы раффии; их листья шли на крыши хижин. А эти пальмы растут только по берегам рек, и если их вырубят, берега обнажатся и реки пересохнут. Я говорила по этому поводу с директором заповедника, который был полностью согласен со мной; он тоже надеялся, что моя просьба поможет спасти эти прекрасные места от полного опустошения.
Несколько дней спустя мы шли по следу гепарда с детенышем, пересекавшему болота вблизи границы территории племени боран. След привел нас к туше недавно убитого теленка водяного козла. Она была почти не тронута — видимо, гепардов спугнуло наше приближение. Мы поспешили уйти в надежде, что гепарды вернутся. Вскоре я наткнулась на кошечку сервала, дремавшую под кустом. Была как раз самая жара.
Обнаружив, что ей некуда деваться, кошечка застыла, как изваяние, и волоском не повела, пока я не подошла к ней на несколько шагов, — только тут она сорвалась с места и удрала. Зато две львицы, отдыхавшие под кустом с тремя маленькими львятами, не могли похвастаться таким присутствием духа: при виде нас они тут же скользнули под соседние кусты и следили за нами из-под прикрытия. Тут Локаль меня удивил — он предложил пойти посмотреть на львят, которые остались без присмотра!
Это, без сомнения, заставило бы матерей немедленно начать действия — и отнюдь не дружественные! — так что мы пошли, но не вперед, а назад, отступая шаг за шагом и не сводя глаз с львиц, пока они не скрылись из виду.
Еще через полмили падальщики привели нас к мертвой конгони; антилопа сидела, подобрав ноги и вытянув голову, туша была совершенно цела: как ни старались грифы, им не удалось прорвать шкуру, хотя, судя по всему, они делали попытки уже давно. Странная поза мертвой антилопы наводила на мысль, что животное пало внезапно, возможно от укуса змеи.
Время нашего пребывания в заповеднике истекало, и мне хотелось перед отъездом навестить могилу Эльсы. Хорошо, что мы договорились с администрацией заповедника, чтобы место сохранялось в тайне, только мы да случайный егерский патруль навещали эти места. Но из-за этого колея, ведущая к могиле, так заросла, что даже мне — а уж я знала каждый метр этой дороги — еле удалось провести туда машину. Могила оказалась в ужасном состоянии: три эуфорбии, которые мы посадили возле могилы, чтобы они напоминали о детях Эльсы, были вырваны с корнем; цемент, скрепляющий камни, весь в трещинах, а живая изгородь вокруг могилы уничтожена. Следы поведали нам о том, что все это — результат совместных усилий носорогов, слонов и браконьеров. К счастью, у меня было с собой достаточно цемента, чтобы заполнить трещины, а тем временем мужчины посадили эуфорбии и кусты живой изгороди. И все время, пока мы были заняты работой, мне казалось, что Эльса здесь, рядом. Я и так часто думаю о ней, но в ее лагере мной всегда овладевает это странное, утешительное чувство. Я знаю, что все мои старания держать в порядке могилы Эльсы и Пиппы совершенно напрасны: обе они обречены на разрушение, как только я умру. Но все же мне хочется их сохранить хотя бы до тех пор, пока я в силах следить за ними. И это несмотря на то, что я понимаю: неизмеримо важнее, чтобы Эльса и Пиппа остались жить не только в своих детях, но и в сердцах всех тех людей — а их миллионы, — которым они помогли понять истинную природу и нрав диких животных. Однако на следующий день я узнала, что близок час, когда мне придется бросить обе могилы на произвол судьбы…
Ранним утром нам встретился турист, который сообщил, что только сейчас видел гепарда с детенышем прямо на дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
И хотя на другой день мы исходили огромную территорию, нам попался только старый знакомец — тот самый носорог, который в прошлом году обитал здесь рядом с нашими гепардами.
Конечно, мы безмерно радовались тому, что удалось увидеть хотя бы два семейства гепардов, которые могли оказаться потомками Пиппы, но поиски от этого значительно усложнились: оба семейства держались на противоположных концах заповедника. С тех пор мы распределили день таким образом: с утра обыскивали болота возле лагеря Джорджа, а во второй половине дня — болота на границе территории племени боран.
Приходилось ездить из конца в конец. На все это уходили драгоценные часы. Чтобы сберечь время, мы старались проезжать основную часть пути в самую жару, когда все живое скрывалось в тени и нам легче было сосредоточить внимание на поисках следов. Но много дней подряд мы нигде не могли найти следов гепардов и решили ограничиться поисками на болотах на границе территории племени боран. Однажды мы целый день ходили по берегам Бисанади, если только можно назвать «ходьбой» непрерывное сражение с густейшими прибрежными зарослями. Мы пробирались — подчас на четвереньках — через чащу лиан, оплетавших колючие кусты, почти ничего не видя перед собой и прислушиваясь, чтобы не пропустить ни малейшего звука: того и гляди, наткнешься на буйвола — судя по следам, их тут было полным-полно. Как-то раз, пытаясь переправиться вброд через кишащую крокодилами реку, мы лишь в последний момент заметили, что из-под нависшего над заводью пальмового листа на нас глазеет гиппопотам. Видимо, и на него эта встреча произвела не меньшее впечатление: громко отфыркиваясь, он снова ушел под воду, А чуть погодя мы едва не налетели на жирафа — он так увлеченно пасся, что не замечал нас, пока мы, затаив дыхание, стояли и не сводили с него глаз. Потом, взглянув на нас сверху своими бархатными глазами, он мотнул могучей шеей и галопом унесся прочь.
Казалось бы, все животные живут в мире и покое, но с каким ужасом мы обнаруживали почти у каждого водопоя настороженные или уже опустошенные ловушки и множество высохших ветвей, которые выдавали места на звериных тропах, где были скрыты ловушки! Локаль своим наметанным глазом сразу определил, что большинство ловушек предназначено для леопардов и гепардов — племя боран отлично знало цену их шкурам. Здесь густые заросли были только по берегам реки, а за ними простиралась идеальная для гепардов местность, но ведь животным приходилось пробираться к реке, чтобы напиться, — других водопоев в этой обширной местности не было.
При мысли о том, что браконьеры могут до смерти забить детей Пиппы, попавших в ловушку (а мы знали, что они прибегают к этому способу, чтобы не попортить шкуру копьями), меня охватывало отчаяние, и я решила обратиться к министру по туризму и охране природы с настоятельной просьбой возобновить переговоры с племенем боран о присоединении этой территории к заповеднику Меру (раньше подобные переговоры ни к чему не привели). При теперешних условиях племя боран не только свободно занималось браконьерством, но и без всякого ограничения рубило пальмы раффии; их листья шли на крыши хижин. А эти пальмы растут только по берегам рек, и если их вырубят, берега обнажатся и реки пересохнут. Я говорила по этому поводу с директором заповедника, который был полностью согласен со мной; он тоже надеялся, что моя просьба поможет спасти эти прекрасные места от полного опустошения.
Несколько дней спустя мы шли по следу гепарда с детенышем, пересекавшему болота вблизи границы территории племени боран. След привел нас к туше недавно убитого теленка водяного козла. Она была почти не тронута — видимо, гепардов спугнуло наше приближение. Мы поспешили уйти в надежде, что гепарды вернутся. Вскоре я наткнулась на кошечку сервала, дремавшую под кустом. Была как раз самая жара.
Обнаружив, что ей некуда деваться, кошечка застыла, как изваяние, и волоском не повела, пока я не подошла к ней на несколько шагов, — только тут она сорвалась с места и удрала. Зато две львицы, отдыхавшие под кустом с тремя маленькими львятами, не могли похвастаться таким присутствием духа: при виде нас они тут же скользнули под соседние кусты и следили за нами из-под прикрытия. Тут Локаль меня удивил — он предложил пойти посмотреть на львят, которые остались без присмотра!
Это, без сомнения, заставило бы матерей немедленно начать действия — и отнюдь не дружественные! — так что мы пошли, но не вперед, а назад, отступая шаг за шагом и не сводя глаз с львиц, пока они не скрылись из виду.
Еще через полмили падальщики привели нас к мертвой конгони; антилопа сидела, подобрав ноги и вытянув голову, туша была совершенно цела: как ни старались грифы, им не удалось прорвать шкуру, хотя, судя по всему, они делали попытки уже давно. Странная поза мертвой антилопы наводила на мысль, что животное пало внезапно, возможно от укуса змеи.
Время нашего пребывания в заповеднике истекало, и мне хотелось перед отъездом навестить могилу Эльсы. Хорошо, что мы договорились с администрацией заповедника, чтобы место сохранялось в тайне, только мы да случайный егерский патруль навещали эти места. Но из-за этого колея, ведущая к могиле, так заросла, что даже мне — а уж я знала каждый метр этой дороги — еле удалось провести туда машину. Могила оказалась в ужасном состоянии: три эуфорбии, которые мы посадили возле могилы, чтобы они напоминали о детях Эльсы, были вырваны с корнем; цемент, скрепляющий камни, весь в трещинах, а живая изгородь вокруг могилы уничтожена. Следы поведали нам о том, что все это — результат совместных усилий носорогов, слонов и браконьеров. К счастью, у меня было с собой достаточно цемента, чтобы заполнить трещины, а тем временем мужчины посадили эуфорбии и кусты живой изгороди. И все время, пока мы были заняты работой, мне казалось, что Эльса здесь, рядом. Я и так часто думаю о ней, но в ее лагере мной всегда овладевает это странное, утешительное чувство. Я знаю, что все мои старания держать в порядке могилы Эльсы и Пиппы совершенно напрасны: обе они обречены на разрушение, как только я умру. Но все же мне хочется их сохранить хотя бы до тех пор, пока я в силах следить за ними. И это несмотря на то, что я понимаю: неизмеримо важнее, чтобы Эльса и Пиппа остались жить не только в своих детях, но и в сердцах всех тех людей — а их миллионы, — которым они помогли понять истинную природу и нрав диких животных. Однако на следующий день я узнала, что близок час, когда мне придется бросить обе могилы на произвол судьбы…
Ранним утром нам встретился турист, который сообщил, что только сейчас видел гепарда с детенышем прямо на дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55