Потоптавшись возле дверей с незакрывающимся замком, пенсионер Локотков растерянно сказал:
— Следы исчезли… Без собаки трудно.
— Плохой вы следопыт, — засмеялся ничего не подозревавший папа, — и без собаки видно, что следы ведут в ваш сарай. Открывайте, чего уж там…
— Не надо! — каким-то не своим голосом закричал Валерка, выбегая вперед. — Дядя Локотков не виноват. Это мы… Это я перетащил сюда наши дрова. — И посмотрел на пустой, засунутый в карман пальто, рукав пенсионера Локоткова.
Вечером Валерка закончил письмо к брату. «Здравствуй, Геня! — написал он. — Книжки твои я не растащил. Очень надо. У меня своих полно. Когда ты приедешь домой в отпуск? Скоро у нас начнутся летние каникулы. Мама сказала, что если я перейду без троек, то отпустит меня с тобой в деревню, к бабушке. Вот будет здорово, да? А для людей я так ничего и не сделал полезного. Не получается. Когда я сказал, что это я наши дрова сложил в сарай пенсионера Локоткова, все ужасно удивились и даже позабыли меня как следует отругать. Ну да еще отругают. Пусть даже папа отлупит. Когда за дело, не обидно. А Вовку Шошина я поколочу, хоть он и длиннее меня. И зря я ему, такому хитрюге, бинокль на все лето отдал. Будет задаваться там, в лагере. И забрать назад нельзя: дал пионерское…»
Со двора донесся какой-то шум, смех. Валерка подошел к окну и страшно удивился: возле сарая пенсионера Локоткова выросла гора наколотых дров. Папа и слесарь Иван Лукич со второго этажа пилили. Соседка тетя Настя колола, а пенсионер Локотков и мама складывали в сарай белые поленья.
КОНЕЦ ХИТРОЙ ЩУКИ
Генька приехал из Сибири раньше, чем ожидал Валерка. Он наконец построил в тайге громадный завод, и ему дали отпуск. Неделю не отходил Валерка от старшего брата. Повсюду следовал за ним по пятам, как Марс за соседом Локотковым. Генька не ругался и не прогонял его. Какой-то другой стал Генька. И тот вроде, и не тот. Плечи у него стали шире, лицо обветрилось, и кожа на щеках шелушилась. Голос тоже стал другой — басовитый. Только серые глаза остались такие же веселые и немножко хитрые, как у папы.
А какой храбрый после Сибири стал Генька! При папе и маме вытащил из кармана коробку папирос и закурил. И они ему ничего не сказали. Только переглянулись. А когда Генька и папа вместе проходили через двор, соседи говорили: «Эк вымахал парнище, почти вровень с отцом!»
Недолго пожил Генька в городе. Взял ружье, рыболовные снасти и укатил в Дятлово, к бабушке.
— А как же я? — спросил Валерка.
— Закончишь учебу — приезжай, — сказал Генька. — Не маленький, один доедешь.
— Ну да, доеду! — обрадовался Валерка. — Мне уже скоро одиннадцать стукнет.
— Поедешь к бабушке лишь в том случае, если в табеле не будет ни одной тройки, — сказал папа. — Учти, голубчик!
— Учту, — сказал Валерка. — А спиннинг купишь?
— Куплю.
— А катушку?
— И катушку. Какой же спиннинг без катушки?
И вот Валерка, скромно потупившись, стоит перед папой, который так и этак вертит-крутит в руках табель, но придраться не к чему: в табеле красуются пятерки да четверки. Ни одной тройки!
— Можешь ведь, сорванец, хорошо учиться, — сказал папа.
Валерке не хотелось на эту тему долго разговаривать.
— Пошли в магазин, — сказал он, — за спиннингом и за катушкой.
Толстый веселый продавец выбрал Валерке самый лучший спиннинг со всеми принадлежностями, а заодно посоветовал купить котелок с флягой внутри и маленький походный примус для ухи.
«Берите, берите, чего тут думать-гадать! — щуря крошечные с хитринкой глазки, уговаривал он. — Без примуса на озере и делать нечего… Уж поверьте бывалому рыбаку».
Валерка сразу поверил, а вот папа было заупрямился. Но вдвоем с веселым продавцом папу уговорили, и игрушечный примус с котелком и флягой внутри был тщательно упакован, перевязан шпагатом и лично вручен Валерке.
…Поезд тронулся. Папа и мама идут рядом с окном, машут руками. По их лицам Валерка видит, что они уже успели пожалеть, что отпустили его одного. Но теперь поздно! Поезд не трамвай, не остановишь. Сначала мама отстала, потом и папа исчез.
«Щука — лещ! Щука — лещ!» — радостно выговаривают колеса, и в Валеркином воображении рисуется заманчивая картина первой рыбалки… Со свистом летит в озеро блесна. Несколько поворотов катушки, и жилка натянулась струной. Осторожно, как написано в книжке «Рыболов-спортсмен», Валерка начинает подводить добычу к лодке. Щука упирается, бьет большущим хвостом по воде, но из Валеркиных рук не так-то просто вырваться. Ловкий рывок — и щука на дне лодки.
Полный рыбацкого задора и нетерпения, Валерка уговорил брата на следующее же утро отправиться на озеро. Всю ночь снились щуки да окуни. И наловил же их Валерка во сне! Целую лодку. А одна большущая зубастая щука сама прыгнула к нему и стала кусать за плечо, приговаривая:
— Вставай, слышишь? Да вставай же ты, соня!
Это Генька будил его.
Вялый, сонный (в городе он не привык в такую рань вставать), Валерка стал застегивать рубашку и… заснул.
— Так дело не пойдет, — сказал Генька, сильно встряхнув его, — или спать, или рыбачить.
— Спать, — не открывая глаз, пробормотал Валерка.
— Человек должен побеждать свои слабости, — сказал Генька и окатил Валерку из кружки холодной водой. Сон сразу как рукой сняло.
Через полчаса они были на месте.
…Над темным глубоким озером колыхался голубоватый туман. И спокойная вода казалась парным молоком с тонкой морщинистой пенкой. На той стороне в воздухе парили вершины сосен. Туман укрыл от глаз их красные стволы. В неподвижных камышах, воткнувших коричневые шишки в белесое небо, притаилась утренняя тишина. Стайка крошечных рыбешек дремала в осоке. Прозрачные плавники чуть заметно шевелились. Солнце еще не взошло, но над деревьями, выше тумана, разливалось вширь нежно-желтое пламя. В прибрежных кустах тоненько пискнула птица, в ответ колокольчиком прозвенела другая, и звонкий утренний концерт начался. Две крупные утки просвистели крыльями над головой.
Генька вывел из-за высокой осоки две скользкие, поросшие мохом посудины. Принес из кустов две пары черных весел. Посадил в посудину поустойчивее Валерку и оттолкнул от берега.
— Тонуть будешь — крикнешь, — сказал Генька. — Только не очень громко, а то рыбу испугаешь.
— А ты не станешь кричать? — спросил Валерка, видя, как брат балансирует на своем корыте.
— Не стану…
— А как же я тогда узнаю, что ты тонешь? — сказал Валерка.
— Давай греби! — прикрикнул Генька. — Остряк…
Когда они добрались до середины озера, из-за соснового леса выкатилось большое красное солнце, туман растаял, молочная озерная гладь расчистилась и в ней обозначились берега и солнце. Генька смачно плюнул на блесну и, свистнув удилищем, забросил ее метров на тридцать от лодки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Следы исчезли… Без собаки трудно.
— Плохой вы следопыт, — засмеялся ничего не подозревавший папа, — и без собаки видно, что следы ведут в ваш сарай. Открывайте, чего уж там…
— Не надо! — каким-то не своим голосом закричал Валерка, выбегая вперед. — Дядя Локотков не виноват. Это мы… Это я перетащил сюда наши дрова. — И посмотрел на пустой, засунутый в карман пальто, рукав пенсионера Локоткова.
Вечером Валерка закончил письмо к брату. «Здравствуй, Геня! — написал он. — Книжки твои я не растащил. Очень надо. У меня своих полно. Когда ты приедешь домой в отпуск? Скоро у нас начнутся летние каникулы. Мама сказала, что если я перейду без троек, то отпустит меня с тобой в деревню, к бабушке. Вот будет здорово, да? А для людей я так ничего и не сделал полезного. Не получается. Когда я сказал, что это я наши дрова сложил в сарай пенсионера Локоткова, все ужасно удивились и даже позабыли меня как следует отругать. Ну да еще отругают. Пусть даже папа отлупит. Когда за дело, не обидно. А Вовку Шошина я поколочу, хоть он и длиннее меня. И зря я ему, такому хитрюге, бинокль на все лето отдал. Будет задаваться там, в лагере. И забрать назад нельзя: дал пионерское…»
Со двора донесся какой-то шум, смех. Валерка подошел к окну и страшно удивился: возле сарая пенсионера Локоткова выросла гора наколотых дров. Папа и слесарь Иван Лукич со второго этажа пилили. Соседка тетя Настя колола, а пенсионер Локотков и мама складывали в сарай белые поленья.
КОНЕЦ ХИТРОЙ ЩУКИ
Генька приехал из Сибири раньше, чем ожидал Валерка. Он наконец построил в тайге громадный завод, и ему дали отпуск. Неделю не отходил Валерка от старшего брата. Повсюду следовал за ним по пятам, как Марс за соседом Локотковым. Генька не ругался и не прогонял его. Какой-то другой стал Генька. И тот вроде, и не тот. Плечи у него стали шире, лицо обветрилось, и кожа на щеках шелушилась. Голос тоже стал другой — басовитый. Только серые глаза остались такие же веселые и немножко хитрые, как у папы.
А какой храбрый после Сибири стал Генька! При папе и маме вытащил из кармана коробку папирос и закурил. И они ему ничего не сказали. Только переглянулись. А когда Генька и папа вместе проходили через двор, соседи говорили: «Эк вымахал парнище, почти вровень с отцом!»
Недолго пожил Генька в городе. Взял ружье, рыболовные снасти и укатил в Дятлово, к бабушке.
— А как же я? — спросил Валерка.
— Закончишь учебу — приезжай, — сказал Генька. — Не маленький, один доедешь.
— Ну да, доеду! — обрадовался Валерка. — Мне уже скоро одиннадцать стукнет.
— Поедешь к бабушке лишь в том случае, если в табеле не будет ни одной тройки, — сказал папа. — Учти, голубчик!
— Учту, — сказал Валерка. — А спиннинг купишь?
— Куплю.
— А катушку?
— И катушку. Какой же спиннинг без катушки?
И вот Валерка, скромно потупившись, стоит перед папой, который так и этак вертит-крутит в руках табель, но придраться не к чему: в табеле красуются пятерки да четверки. Ни одной тройки!
— Можешь ведь, сорванец, хорошо учиться, — сказал папа.
Валерке не хотелось на эту тему долго разговаривать.
— Пошли в магазин, — сказал он, — за спиннингом и за катушкой.
Толстый веселый продавец выбрал Валерке самый лучший спиннинг со всеми принадлежностями, а заодно посоветовал купить котелок с флягой внутри и маленький походный примус для ухи.
«Берите, берите, чего тут думать-гадать! — щуря крошечные с хитринкой глазки, уговаривал он. — Без примуса на озере и делать нечего… Уж поверьте бывалому рыбаку».
Валерка сразу поверил, а вот папа было заупрямился. Но вдвоем с веселым продавцом папу уговорили, и игрушечный примус с котелком и флягой внутри был тщательно упакован, перевязан шпагатом и лично вручен Валерке.
…Поезд тронулся. Папа и мама идут рядом с окном, машут руками. По их лицам Валерка видит, что они уже успели пожалеть, что отпустили его одного. Но теперь поздно! Поезд не трамвай, не остановишь. Сначала мама отстала, потом и папа исчез.
«Щука — лещ! Щука — лещ!» — радостно выговаривают колеса, и в Валеркином воображении рисуется заманчивая картина первой рыбалки… Со свистом летит в озеро блесна. Несколько поворотов катушки, и жилка натянулась струной. Осторожно, как написано в книжке «Рыболов-спортсмен», Валерка начинает подводить добычу к лодке. Щука упирается, бьет большущим хвостом по воде, но из Валеркиных рук не так-то просто вырваться. Ловкий рывок — и щука на дне лодки.
Полный рыбацкого задора и нетерпения, Валерка уговорил брата на следующее же утро отправиться на озеро. Всю ночь снились щуки да окуни. И наловил же их Валерка во сне! Целую лодку. А одна большущая зубастая щука сама прыгнула к нему и стала кусать за плечо, приговаривая:
— Вставай, слышишь? Да вставай же ты, соня!
Это Генька будил его.
Вялый, сонный (в городе он не привык в такую рань вставать), Валерка стал застегивать рубашку и… заснул.
— Так дело не пойдет, — сказал Генька, сильно встряхнув его, — или спать, или рыбачить.
— Спать, — не открывая глаз, пробормотал Валерка.
— Человек должен побеждать свои слабости, — сказал Генька и окатил Валерку из кружки холодной водой. Сон сразу как рукой сняло.
Через полчаса они были на месте.
…Над темным глубоким озером колыхался голубоватый туман. И спокойная вода казалась парным молоком с тонкой морщинистой пенкой. На той стороне в воздухе парили вершины сосен. Туман укрыл от глаз их красные стволы. В неподвижных камышах, воткнувших коричневые шишки в белесое небо, притаилась утренняя тишина. Стайка крошечных рыбешек дремала в осоке. Прозрачные плавники чуть заметно шевелились. Солнце еще не взошло, но над деревьями, выше тумана, разливалось вширь нежно-желтое пламя. В прибрежных кустах тоненько пискнула птица, в ответ колокольчиком прозвенела другая, и звонкий утренний концерт начался. Две крупные утки просвистели крыльями над головой.
Генька вывел из-за высокой осоки две скользкие, поросшие мохом посудины. Принес из кустов две пары черных весел. Посадил в посудину поустойчивее Валерку и оттолкнул от берега.
— Тонуть будешь — крикнешь, — сказал Генька. — Только не очень громко, а то рыбу испугаешь.
— А ты не станешь кричать? — спросил Валерка, видя, как брат балансирует на своем корыте.
— Не стану…
— А как же я тогда узнаю, что ты тонешь? — сказал Валерка.
— Давай греби! — прикрикнул Генька. — Остряк…
Когда они добрались до середины озера, из-за соснового леса выкатилось большое красное солнце, туман растаял, молочная озерная гладь расчистилась и в ней обозначились берега и солнце. Генька смачно плюнул на блесну и, свистнув удилищем, забросил ее метров на тридцать от лодки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21