– Кэтц пристыженно улыбнулась и передвинула рычаг, с заметным облегчением убедившись, что машина тронулась вперед. – Да, правда. – Она помедлила, припоминая, о чем шла речь. – Во всяком случае, может, Город просто не знал, что там окажется Гульярдо, и единственным выходом в тех обстоятельствах было его убить. Только… блин, я так и не пойму, чем была вызвана такая необходимость…
Коул поймал себя на том, что сидит абсолютно прямо; спина скована и подрагивает. Он усилием воли заставил себя расслабиться; руки слегка дрожали. Привалившись к дверце, он нажал на кнопку, опускающую стекло; глубоко вдохнул прохладного свежего воздуха.
– Выпить бы сейчас.
– Или, может, – не расслышав, продолжала она, озабоченно прикусив нижнюю губу, – может, ты на самом деле нажал на курок. Ты же не знаешь точно, ну, случайность это была или нет. Просто палец взял и дрогнул…
Коул сосредоточенно нахмурил лоб. Может, и вправду он сам. А Город – нет.
«Что " Heт"»? – с остервенением подумал он.
– В смысле не убивал, – пробормотал он уже вслух, словно обвыкаясь с этим словом.
– Да, уж лучше пообвыкни, – согласилась Кэтц.
– Я не люблю, когда ты читаешь мои мысли, когда я об этом не прошу, – напомнил он тихо.
– Извини. Просто случайно подхватила твои флюиды.
– Да ладно. Все правильно. Конечно. Ерунда.
– Слушай, не срывайся на мне, Стью. Ты же не на меня сейчас злишься.
– Тебе-то откуда, на хер, известно, на кого я злюсь? – Коул осекся, глядя прямо перед собой. – Если ты не считываешь мои мысли.
– Не считываю. Во всяком случае, не могу это делать безостановочно. Я знаю, что ты злишься, потому что знаю тебя. Знаю уже по тому, как ты держишь руки. Будто сам себе в морду собираешься заехать, дурачина. Так что уймись: твой долг, тебе и платить. Не перепихивай его на меня. Я под твоей виной вместе с тобой не подписывалась.
Коула пробила крупная дрожь. Он попытался ее унять, но не смог. Чувствовал, что так и будет трястись, пока от этих толчков не развалится машина. Чувствовал скованность, аж трудно было дышать.
– Выпусти меня, – скомандовал он неожиданно. – Надо кости размять. Увидимся в клубе. Подумать хочу.
Кэтц резко остановила машину.
– Может быть, увидимся в клубе.
Коул выбрался наружу. Она рванула машину с места, не дав ему даже закрыть дверь. Машину накренило на скорости, отчего дверца захлопнулась сама; впечатление было такое, будто и автомобиль сердит на него.
Коул огляделся по сторонам – до него дошло, что он находится в совершенно незнакомом месте.
Он стоял на Полк-стрит. Вдохнул воздуха и, в который раз, вздрогнул. Ночь была холоднее, чем обычно в это время года.
Высокая русоволосая женщина, неброско одетая под офисного работника, инструктировала стайку юных сутенеров.
– Мне по барабану, верите вы этому или нет, – вы должны сами это выяснить. Имейте это в виду. Наш союз – это единственное, что прикроет вас в конечном итоге от шнырей, полиции и прочей швали, которая стремится вас объ'бать. – Точно: представительница профсоюза путан.
Коул удалился за пределы слышимости. Прошел мимо какого-то кабака, на минуту попав в волну теплого воздуха от его вентиляции; пахнуло пивом, вином, стойким табачным духом вкупе с гомоном уютно устроившихся пьянчуг, пытающихся друг друга перекричать.
Миновал открытый в этот полночный час магазин компакт-дисков – островок цветистых огней, сотрясающийся от музыкального рева. Район был почти стопроцентно «голубой» – веселый, жизнерадостный, истекающий смехом и признаками ненавязчивой дружелюбности. Геи принимали в свою среду по большей части кого угодно. Коул и сам захаживал иногда в гей-бары, наблюдал, как мужчины флиртуют с мужчинами, женщины с женщинами, мужчины ласкают мужчин и… Ему нравилось наблюдать ощущение скрытой близости в этих ласках; общая атмосфера раскованности, дух эдакого развеселого бунтарства. Иногда становилось даже стыдновато за свою гетеросексуальность. Он с горечью прикидывал, а не перенаправить ли свой сексуальный огонь, чтобы сходиться вот так же свободно, как эти геи; умеют же, надо отдать им должное.
Миновал весело гогочущую стайку «королев с членом»; донеслись обрывки их болтовни… «Нет же, нет, дорогуша, посмотри на себя, куколка, ты просто с ума сошла, такой цвет волос. Никто нынче, лапка, не носит зеленого: чего доброго, машины спутают тебя со светофором и въедут на полном ходу…»
Коул смутно улыбнулся – не помогало. Он пытался затеряться в городе, но ничего не выходило. Его изолировала собственная боль.
И шел он быстро. Мимо бородатых мужиков в армейских ботинках и джинсе; мимо голубых всадников-мотоциклистов в коже, с прорезью на заду; мимо парочек, троиц и ватаг из восьми – десяти человек, передающих друг дружке косяки, милующихся и беззлобно балагурящих на тротуаре, – и через всех приходилось протискиваться. Уличная «пташка» заметила ему с укоризной:
– Алё, пупсик, на каблуки-то мне не наступай: я их только вот купила.
– Извини, – промямлил Коул, ступая мимо. Сердце гулко стучало.
Он пытался как-то отделаться от видения, изгнать его, небесполезно…
На ковровом покрытии, истекая кровью, лежал убитый охранник. Над ним склонился еще один, с дымящимся стволом…
Коул зашел в ближайший бар, бесцеремонно протолкнулся сквозь людскую толчею к стойке и крикнул бармену:
– Бурбон, на три пальца!
Служитель стойки – увядший до времени муравьишка с пегими от многократного перекрашивания волосами – поджал губы и укоризненно цокнул языком.
В динамиках звучала какая-то замшелая песня «Пэт шоп бойз»…
Бармен взглянул Коулу в глаза и что-то понял. Пожав плечами, плеснул в бокал бурбон. От души налил, не поскупился. Коул прихватил напиток и уединился в относительно свободном уголке. Сел, по-прежнему вздрагивая, пригубил пробирающую крепкую жидкость, силой пытаясь изгнать из себя недавнее воспоминание…
Ничего не получалось.
Повернув побелевшее лицо, человек лежал на животе, вопя, как отшлепанный карапуз, и руками пытался как-то остановить хлещущую из раны кровь…
– Город… – проговорил Коул, ни к кому, собственно, не обращаясь.
Коул вскинул ствол и, хлебнув с рыдающим звуком воздух, выстрелил человеку в голову. И еще. И еще. Две пули прошли мимо; одна угодила лежащему сзади в правое плечо…
– Город… – зажмурясь, еще раз процедил Коул сквозь стиснутые зубы.
Гульярдо рухнул, давясь собственной кровью из разорванного горла…
– ГОРОД! – рявкнул Коул, распахивая глаза.
– Прелесть моя, ты в порядке? – учтиво осведомился миниатюрный мужчинка с эспаньолкой и серьгой в ухе. Он чуть заметно улыбался. К столику подтянулся еще кто-то… птичка-невеличка. Коул в три глотка осушил бокал и, резко выдохнув, встал.
– Пупсик, у тебя не совсем свежий вид, – заметила «птичка» проходящему мимо Коулу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Коул поймал себя на том, что сидит абсолютно прямо; спина скована и подрагивает. Он усилием воли заставил себя расслабиться; руки слегка дрожали. Привалившись к дверце, он нажал на кнопку, опускающую стекло; глубоко вдохнул прохладного свежего воздуха.
– Выпить бы сейчас.
– Или, может, – не расслышав, продолжала она, озабоченно прикусив нижнюю губу, – может, ты на самом деле нажал на курок. Ты же не знаешь точно, ну, случайность это была или нет. Просто палец взял и дрогнул…
Коул сосредоточенно нахмурил лоб. Может, и вправду он сам. А Город – нет.
«Что " Heт"»? – с остервенением подумал он.
– В смысле не убивал, – пробормотал он уже вслух, словно обвыкаясь с этим словом.
– Да, уж лучше пообвыкни, – согласилась Кэтц.
– Я не люблю, когда ты читаешь мои мысли, когда я об этом не прошу, – напомнил он тихо.
– Извини. Просто случайно подхватила твои флюиды.
– Да ладно. Все правильно. Конечно. Ерунда.
– Слушай, не срывайся на мне, Стью. Ты же не на меня сейчас злишься.
– Тебе-то откуда, на хер, известно, на кого я злюсь? – Коул осекся, глядя прямо перед собой. – Если ты не считываешь мои мысли.
– Не считываю. Во всяком случае, не могу это делать безостановочно. Я знаю, что ты злишься, потому что знаю тебя. Знаю уже по тому, как ты держишь руки. Будто сам себе в морду собираешься заехать, дурачина. Так что уймись: твой долг, тебе и платить. Не перепихивай его на меня. Я под твоей виной вместе с тобой не подписывалась.
Коула пробила крупная дрожь. Он попытался ее унять, но не смог. Чувствовал, что так и будет трястись, пока от этих толчков не развалится машина. Чувствовал скованность, аж трудно было дышать.
– Выпусти меня, – скомандовал он неожиданно. – Надо кости размять. Увидимся в клубе. Подумать хочу.
Кэтц резко остановила машину.
– Может быть, увидимся в клубе.
Коул выбрался наружу. Она рванула машину с места, не дав ему даже закрыть дверь. Машину накренило на скорости, отчего дверца захлопнулась сама; впечатление было такое, будто и автомобиль сердит на него.
Коул огляделся по сторонам – до него дошло, что он находится в совершенно незнакомом месте.
Он стоял на Полк-стрит. Вдохнул воздуха и, в который раз, вздрогнул. Ночь была холоднее, чем обычно в это время года.
Высокая русоволосая женщина, неброско одетая под офисного работника, инструктировала стайку юных сутенеров.
– Мне по барабану, верите вы этому или нет, – вы должны сами это выяснить. Имейте это в виду. Наш союз – это единственное, что прикроет вас в конечном итоге от шнырей, полиции и прочей швали, которая стремится вас объ'бать. – Точно: представительница профсоюза путан.
Коул удалился за пределы слышимости. Прошел мимо какого-то кабака, на минуту попав в волну теплого воздуха от его вентиляции; пахнуло пивом, вином, стойким табачным духом вкупе с гомоном уютно устроившихся пьянчуг, пытающихся друг друга перекричать.
Миновал открытый в этот полночный час магазин компакт-дисков – островок цветистых огней, сотрясающийся от музыкального рева. Район был почти стопроцентно «голубой» – веселый, жизнерадостный, истекающий смехом и признаками ненавязчивой дружелюбности. Геи принимали в свою среду по большей части кого угодно. Коул и сам захаживал иногда в гей-бары, наблюдал, как мужчины флиртуют с мужчинами, женщины с женщинами, мужчины ласкают мужчин и… Ему нравилось наблюдать ощущение скрытой близости в этих ласках; общая атмосфера раскованности, дух эдакого развеселого бунтарства. Иногда становилось даже стыдновато за свою гетеросексуальность. Он с горечью прикидывал, а не перенаправить ли свой сексуальный огонь, чтобы сходиться вот так же свободно, как эти геи; умеют же, надо отдать им должное.
Миновал весело гогочущую стайку «королев с членом»; донеслись обрывки их болтовни… «Нет же, нет, дорогуша, посмотри на себя, куколка, ты просто с ума сошла, такой цвет волос. Никто нынче, лапка, не носит зеленого: чего доброго, машины спутают тебя со светофором и въедут на полном ходу…»
Коул смутно улыбнулся – не помогало. Он пытался затеряться в городе, но ничего не выходило. Его изолировала собственная боль.
И шел он быстро. Мимо бородатых мужиков в армейских ботинках и джинсе; мимо голубых всадников-мотоциклистов в коже, с прорезью на заду; мимо парочек, троиц и ватаг из восьми – десяти человек, передающих друг дружке косяки, милующихся и беззлобно балагурящих на тротуаре, – и через всех приходилось протискиваться. Уличная «пташка» заметила ему с укоризной:
– Алё, пупсик, на каблуки-то мне не наступай: я их только вот купила.
– Извини, – промямлил Коул, ступая мимо. Сердце гулко стучало.
Он пытался как-то отделаться от видения, изгнать его, небесполезно…
На ковровом покрытии, истекая кровью, лежал убитый охранник. Над ним склонился еще один, с дымящимся стволом…
Коул зашел в ближайший бар, бесцеремонно протолкнулся сквозь людскую толчею к стойке и крикнул бармену:
– Бурбон, на три пальца!
Служитель стойки – увядший до времени муравьишка с пегими от многократного перекрашивания волосами – поджал губы и укоризненно цокнул языком.
В динамиках звучала какая-то замшелая песня «Пэт шоп бойз»…
Бармен взглянул Коулу в глаза и что-то понял. Пожав плечами, плеснул в бокал бурбон. От души налил, не поскупился. Коул прихватил напиток и уединился в относительно свободном уголке. Сел, по-прежнему вздрагивая, пригубил пробирающую крепкую жидкость, силой пытаясь изгнать из себя недавнее воспоминание…
Ничего не получалось.
Повернув побелевшее лицо, человек лежал на животе, вопя, как отшлепанный карапуз, и руками пытался как-то остановить хлещущую из раны кровь…
– Город… – проговорил Коул, ни к кому, собственно, не обращаясь.
Коул вскинул ствол и, хлебнув с рыдающим звуком воздух, выстрелил человеку в голову. И еще. И еще. Две пули прошли мимо; одна угодила лежащему сзади в правое плечо…
– Город… – зажмурясь, еще раз процедил Коул сквозь стиснутые зубы.
Гульярдо рухнул, давясь собственной кровью из разорванного горла…
– ГОРОД! – рявкнул Коул, распахивая глаза.
– Прелесть моя, ты в порядке? – учтиво осведомился миниатюрный мужчинка с эспаньолкой и серьгой в ухе. Он чуть заметно улыбался. К столику подтянулся еще кто-то… птичка-невеличка. Коул в три глотка осушил бокал и, резко выдохнув, встал.
– Пупсик, у тебя не совсем свежий вид, – заметила «птичка» проходящему мимо Коулу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52