те, что постарше, ложились поодаль, а малыши – поближе. Совершенно необходимо отметить, что я почти не страдал он ночного холода. Первое, что они делали утром, и последнее, перед заходом солнца – как следует накормить доброго великана. Однажды утром я был удивлен тем, что проснулся в одиночестве. Однако когда я пришел в себя, я услышал чей-то приглушенный шепот. Он приближался ко мне, и вскоре девочка, о которой я уже говорил, самая старшая и самая высокая из всей их компании, к которой все относились так, будто она была их мамой, появилась из леса, преследуемая по пятам ликующей процессией, но тихонько так ликующей – они опасались разбудить спящего великана; я лежал у дверей его дома. Она несла на руках мальчугана; до сих пор девочка примерно годом старше, была самой маленькой. Ее нянчили три самые большие девочки, но они делили свое сокровище и со всеми остальными. У Малюток не было кукол, более взрослые дети ухаживали и играли с младшими, а те, в свою очередь, с еще более маленькими.
Лона подошла ко мне и отдала ребенка в мои руки. Малыш открыл глаза и посмотрел на меня, снова закрыл глаза и заснул.
– Он уже тебя любит! – сказала девочка.
– Где вы его нашли? – спросил я.
– В лесу, конечно, – ответила она, и ее глаза лучились счастьем, – там, где мы обычно их находим. Правда, он красивый? Мы всю ночь его искали. Некоторых нелегко найти!
– А как вы узнаете, когда нужно искать кого-то? – спросил я.
– Я не знаю, как объяснить. – ответила она. – Каждый спешит передать эту новость другим, но нам никогда не удавалось обнаружить того, кому первому об этом сказали. Иногда мне кажется, что кто-то один слышит это во сне, а остальные – в полудреме. Когда в лесу появляется малыш, никому не приходит в голову остановиться и начать задавать вопросы; а когда мы его находим, бывает уже слишком поздно.
– Много ли девочек и мальчиков приходит в лес?
– Они не приходят в лес; это мы приходим в лес и находим их там.
– А кого сейчас больше, мальчиков или девочек?
Я заметил, что если дважды задать им один и тот же вопрос, они начинают хмурить брови.
– Я не знаю, – ответила она.
– Но вы, конечно, могли бы их сосчитать?
– Мы никогда этого не делаем. Нам не нравится, когда нас считают.
– Почему?
– Это невежливо. Лучше этого не знать.
– А откуда дети берутся вначале?
– Всегда – из леса. Нет другого места, из которого они могли бы прийти.
Она знала, откуда они взялись в последний раз, и думала, что нет больше ничего такого, что ей нужно бы было знать об их приходе.
– Как часто вы их находите?
– Это такое чудесное событие, что все предыдущие мы забываем. Ты ведь тоже рад его видеть? Или нет, добрый великан?
– Да, конечно, я рад! – ответил я. – Но чем же вы их кормите?
– Я покажу тебе, – сказала она и ушла прочь, чтобы тут же вернуться с тремя спелыми сливами в руках. Одну из них она поднесла к губам ребенка.
– Он откроет рот, если только он не спит, – сказала она и взяла его на руки.
Она выдавила капельку на поверхность сливы и снова поднесла ее к губам малыша. Не просыпаясь, он стал сосать, а она выдавливала потихоньку сок, пока от сливы не осталось ничего, кроме шкурки и косточки.
– Ну, вот и все! – воскликнула она с кротким торжеством в голосе. – В мире больших яблок нет ничего для малюток! Мы ведь не останемся здесь, так ведь, милый? Мы оставим его плохим великанам!
– Но что будет, если ты упустишь косточку в рот младенца, когда ты его кормишь? – сказал я.
– Ни одна мать этого не сделает, – отозвалась она. – Я бы не могла тогда иметь детей!
Я подумал, что из нее вырастет чудесная женщина. Но что вообще из них получается, когда они вырастают? Куда °ни уходят? Это снова вернуло меня к вопросу о том, откуда они берутся вначале.
– А ты можешь мне сказать, где вы раньше жили?
– Здесь, – ответила она.
– А сейчас вы где-нибудь еще живете? – настаивал я.
– Нигде. Мы все пришли из леса. Некоторые считают, что нас порождают деревья.
– Почему же так получается, что среди вас так много маленьких?
– Я не понимаю. Некоторые из нас больше, а некоторые – меньше. Я очень большая.
– Но ведь ребенок станет больше, так ведь?
– Конечно, станет!
– А ты вырастешь больше?
– Я так не думаю. То есть я надеюсь, что этого не случится. Я самая большая. Иногда меня это пугает.
– Почему это должно тебя пугать?
Она не нашлась с ответом.
– Сколько тебе лет? – продолжил я.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду. Мы все здесь такие.
– А насколько большим вырастает ребенок?
– Я не могу точно сказать… Некоторые, – добавила она голосом, дрогнувшим от страха, – продолжают расти, когда мы уже думаем, что они перестали. Это страшное дело. Мы никогда не говорим об этом!
– Что же делает их такими страшными?
Минуту она молчала, а затем ответила:
– Мы боимся, что из них вырастут великаны.
– А почему вы этого боитесь?
– Потому что это так ужасно! Я не хочу говорить об этом!
Она спрятала ребенка за пазухой, и так испуганно, что я не осмелился больше ни о чем ее спрашивать.
Незадолго до этого я начал замечать в двух или трех маленьких детях признаки эгоизма и жадности, и я отметил про себя, что большие девочки бросают в их сторону тревожные взгляды.
Никто из них не помогал мне в моей работе – они ничего не станут делать для великанов! Но они никогда не отказывали мне в поддержке своей любовью и добротой. Они могли петь для меня, один за другим, по очереди, часами; карабкались на дерево, чтобы добраться до моего рта и вложить туда осторожными маленькими пальчиками маленький фрукт; а также вели постоянное наблюдение за великанами, чтобы уберечь меня от их внезапного появления.
Иногда они усаживались вокруг меня и рассказывали истории – почти все очень детские и кажущиеся почти бессмысленными. Время от времени они созывали генеральную ассамблею на предмет, чем бы еще развлечь меня. Как-то однажды случилось мне на одном из таких собраний услышать от одного унылого мальчугана странную тихую песню с таким патетическим припевом (хотя о чем он был – я почти и не понял), что слезы брызнули у меня из глаз. Этот феномен привел в замешательство тех, кто в это время сидел рядом со мной. Тогда впервые я задумался о том, что в этом мире я никогда не видел воды; ни падающей с небес, ни в тихом омуте, ни бегущей ручьем; вообще никакой. Может быть, когда-то давно, в глубине веков, она и была здесь; и даже, скорее всего, ее было предостаточно, но Малютки никогда прежде (пока не заметили слезы у меня на лице) не видели ее! И несмотря на это, в них было некое смутное, бессознательное благородство, и это выглядело так: очень маленький ребенок подходит к певцу, трясет перед его лицом сжатыми кулачками и говорит что-то вроде: «Вот, ты сделал так, что из глаз доброго великана течет сок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Лона подошла ко мне и отдала ребенка в мои руки. Малыш открыл глаза и посмотрел на меня, снова закрыл глаза и заснул.
– Он уже тебя любит! – сказала девочка.
– Где вы его нашли? – спросил я.
– В лесу, конечно, – ответила она, и ее глаза лучились счастьем, – там, где мы обычно их находим. Правда, он красивый? Мы всю ночь его искали. Некоторых нелегко найти!
– А как вы узнаете, когда нужно искать кого-то? – спросил я.
– Я не знаю, как объяснить. – ответила она. – Каждый спешит передать эту новость другим, но нам никогда не удавалось обнаружить того, кому первому об этом сказали. Иногда мне кажется, что кто-то один слышит это во сне, а остальные – в полудреме. Когда в лесу появляется малыш, никому не приходит в голову остановиться и начать задавать вопросы; а когда мы его находим, бывает уже слишком поздно.
– Много ли девочек и мальчиков приходит в лес?
– Они не приходят в лес; это мы приходим в лес и находим их там.
– А кого сейчас больше, мальчиков или девочек?
Я заметил, что если дважды задать им один и тот же вопрос, они начинают хмурить брови.
– Я не знаю, – ответила она.
– Но вы, конечно, могли бы их сосчитать?
– Мы никогда этого не делаем. Нам не нравится, когда нас считают.
– Почему?
– Это невежливо. Лучше этого не знать.
– А откуда дети берутся вначале?
– Всегда – из леса. Нет другого места, из которого они могли бы прийти.
Она знала, откуда они взялись в последний раз, и думала, что нет больше ничего такого, что ей нужно бы было знать об их приходе.
– Как часто вы их находите?
– Это такое чудесное событие, что все предыдущие мы забываем. Ты ведь тоже рад его видеть? Или нет, добрый великан?
– Да, конечно, я рад! – ответил я. – Но чем же вы их кормите?
– Я покажу тебе, – сказала она и ушла прочь, чтобы тут же вернуться с тремя спелыми сливами в руках. Одну из них она поднесла к губам ребенка.
– Он откроет рот, если только он не спит, – сказала она и взяла его на руки.
Она выдавила капельку на поверхность сливы и снова поднесла ее к губам малыша. Не просыпаясь, он стал сосать, а она выдавливала потихоньку сок, пока от сливы не осталось ничего, кроме шкурки и косточки.
– Ну, вот и все! – воскликнула она с кротким торжеством в голосе. – В мире больших яблок нет ничего для малюток! Мы ведь не останемся здесь, так ведь, милый? Мы оставим его плохим великанам!
– Но что будет, если ты упустишь косточку в рот младенца, когда ты его кормишь? – сказал я.
– Ни одна мать этого не сделает, – отозвалась она. – Я бы не могла тогда иметь детей!
Я подумал, что из нее вырастет чудесная женщина. Но что вообще из них получается, когда они вырастают? Куда °ни уходят? Это снова вернуло меня к вопросу о том, откуда они берутся вначале.
– А ты можешь мне сказать, где вы раньше жили?
– Здесь, – ответила она.
– А сейчас вы где-нибудь еще живете? – настаивал я.
– Нигде. Мы все пришли из леса. Некоторые считают, что нас порождают деревья.
– Почему же так получается, что среди вас так много маленьких?
– Я не понимаю. Некоторые из нас больше, а некоторые – меньше. Я очень большая.
– Но ведь ребенок станет больше, так ведь?
– Конечно, станет!
– А ты вырастешь больше?
– Я так не думаю. То есть я надеюсь, что этого не случится. Я самая большая. Иногда меня это пугает.
– Почему это должно тебя пугать?
Она не нашлась с ответом.
– Сколько тебе лет? – продолжил я.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду. Мы все здесь такие.
– А насколько большим вырастает ребенок?
– Я не могу точно сказать… Некоторые, – добавила она голосом, дрогнувшим от страха, – продолжают расти, когда мы уже думаем, что они перестали. Это страшное дело. Мы никогда не говорим об этом!
– Что же делает их такими страшными?
Минуту она молчала, а затем ответила:
– Мы боимся, что из них вырастут великаны.
– А почему вы этого боитесь?
– Потому что это так ужасно! Я не хочу говорить об этом!
Она спрятала ребенка за пазухой, и так испуганно, что я не осмелился больше ни о чем ее спрашивать.
Незадолго до этого я начал замечать в двух или трех маленьких детях признаки эгоизма и жадности, и я отметил про себя, что большие девочки бросают в их сторону тревожные взгляды.
Никто из них не помогал мне в моей работе – они ничего не станут делать для великанов! Но они никогда не отказывали мне в поддержке своей любовью и добротой. Они могли петь для меня, один за другим, по очереди, часами; карабкались на дерево, чтобы добраться до моего рта и вложить туда осторожными маленькими пальчиками маленький фрукт; а также вели постоянное наблюдение за великанами, чтобы уберечь меня от их внезапного появления.
Иногда они усаживались вокруг меня и рассказывали истории – почти все очень детские и кажущиеся почти бессмысленными. Время от времени они созывали генеральную ассамблею на предмет, чем бы еще развлечь меня. Как-то однажды случилось мне на одном из таких собраний услышать от одного унылого мальчугана странную тихую песню с таким патетическим припевом (хотя о чем он был – я почти и не понял), что слезы брызнули у меня из глаз. Этот феномен привел в замешательство тех, кто в это время сидел рядом со мной. Тогда впервые я задумался о том, что в этом мире я никогда не видел воды; ни падающей с небес, ни в тихом омуте, ни бегущей ручьем; вообще никакой. Может быть, когда-то давно, в глубине веков, она и была здесь; и даже, скорее всего, ее было предостаточно, но Малютки никогда прежде (пока не заметили слезы у меня на лице) не видели ее! И несмотря на это, в них было некое смутное, бессознательное благородство, и это выглядело так: очень маленький ребенок подходит к певцу, трясет перед его лицом сжатыми кулачками и говорит что-то вроде: «Вот, ты сделал так, что из глаз доброго великана течет сок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80