Долгое путешествие по берегу Средиземного моря. Мрачная и тяжелая жизнь.
Синьора Бьянки, увидя, что ей не по пути с маленьким сыном, внезапно исчезла с нотариусом из Польчеверы, вытеснившим из ее сердца гробовщика. Мальчик остался один. Рядом с ним шагает высокий человек, похожий на парикмахера, приходившего к отцу на улицу д'Анфер в Париже. Это синьор Андреа Паганини; он хлопает Ахиллино по плечу и говорит:
– Подожди, еще увидим хорошие дни!
На побережье от Марселя до испанских берегов и от Марселя до Генуи были испытаны все средства подкупа. Ночью, на пути к испанскому берегу, почти у самой испанской границы, появляется грязный высокий человек со сросшимися бровями. Он узнает историю этого страшного путешествия, похожего на странствования Изабеллы Кастильской, матери Карла V, скитавшейся за гробом своего мужа и ожидавшей его воскресения.
В это время на севере, в одной из столиц, темноглазый и сумрачный человек, продолжавший дело гениального Паганини, Франц Лист, говорил:
– Нет, не воскреснет Паганини!
Но появился странный человек со сросшимися бровями и предложил мальчику и его спутнику тридцать тысяч франков, лишь бы они отдали ему тело синьора.
– Не пройдет года, – говорил он, – как этот скрипач снова появится в Европе. Я его знаю, он воскреснет.
Ахиллино, сморщенный, хилый, с лиловыми кругами под глазами и желтыми пятнами на щеках, полный ужаса, слушал этого странного человека.
Утром какой-то новый спутник, присоединившийся к траурной процессии семьи Паганини, пояснил:
– Это чудовище, этот браконьер – это просто Агасфер, явившийся к вам. Это содержатель подвижных кунсткамер. Вы хорошо сделали, что его не приняли, иначе ваша сделка с ним воскресила бы не вашего отца, а молву о том, что умерший Паганини – колдун, отравляющий Европу и заражающий чистый воздух нашей страны дыханием, от которого виноградники перестают родить.
Вот, наконец, берег и за волнами моря – остров.
Матросы на берегу у костра предлагают остановиться. разделить их скудный ужин из фрутти ди маре, из плодов, приносимых морем. Ахиллино и синьор Андреа садятся у костра.
Ночью гроб Паганини, по приказанию капитана безвестного корабля, перевозят на остров Сен-Фереоль. Если кто-нибудь был в этом месте Средиземноморья, то, высаживаясь на маленьком одиноком острове, вероятно, видел в пещере, словно сделанной нарочно над морем, место, где висел на цепях гроб Паганини.
Власти проведали о том, что Ахиллино похоронил отца на острове. Но юный Паганини не дремал. Теперь уже меланхолический, полупомешанный юноша, за эти годы он перебывал всюду.
Вот она, светлая юность Ахиллино: она растрачена на чтение пергаментов и старых книг, энциклик и булл, канонических правил, книг в пергаментных переплетах, древней, старой и новой печати. Ахиллино в Риме проводит дни в изучении параграфов и пунктов, глав и разделов, отделов и схолий, короллариев и аргументов, доказывающих его право предать тело отца земле.
Папский мажордом Маркезе приглашает его к обеду. Тонкие вина, прекрасные кушанья, музыка, пение, пляски; прелестные девушки, готовые на все и ничего не требующие, приходят тревожить сон Ахиллино в Трастевере. Легкий шепот на ухо говорит ему о том, что Ахиллино – дурак, Ахиллино – ступидо бамбино. Надо просто хорошо заплатить римской церкви. Отец будет похоронен, и сын будет доволен.
– Но как же это: просто за деньги? – спрашивает Ахиллино.
На это ответа нет.
Снова барка, и паруса, и ночевка на палубе. Скудный свет факелов, табак и спирт, рыбьи кости и пьяная ругань матросов.
Бордигера, Сан-Ремо, порт Морис и, наконец, Савона.
– Постранствуй после смерти так же, как римский первосвященник странствовал при жизни, – говорит Андреа, хлопая по плечу Ахиллино Паганини и стукая кулаком по гробу великого скрипача.
Но синьор Ахиллино Паганини теперь обладает купленным маркизатом, он – эччеленца; прошли годы, когда можно было над ним смеяться, он – один из лучшихзнатоков канонического права во всей Италии.
Церковь «Стекката» в 1853 году возносит молитву об отпущении грехов неслыханному грешнику. Миллион сто тысяч франков потекли золотым потоком по каналам консистории римской апостолической курии. Еще немного, и будут выжаты последние соки из этого Ахиллино.
Зрелый муж, не лишенный сумасбродного, меланхолического величия, маркиз Ахилло Паганини обращается к римскому первосвященнику с просьбой о выяснения загробной судьбы отца. И, как это ни странно, римский первосвященник, отвергая все предшествовавшие постановления, требует, чтобы два каноника, выехавшие из Рима, определили, насколько был повинен в ересях покойный отец, безвестный и презренный скрипач: надо сделать это ради сына, знаменитого Ахилло Паганини, верного сына церкви, каноника часовни «Стекката» в Парке, архидиакона римской церкви.
– Это пустая форма, – говорили маркизу Ахилло в Риме.
Но пустая форма растянулась ровно на двенадцать лет. Синьора Паганини к этому времени раза три четыре зарывали в землю и выкапывали обратно.
И пока два каноника ездят по всем городам, где давал концерты покойный скрипач, синьор Ахилло успевает покрыться морщинами.
Наступил 1876 год. Из склепа на вилле Полеври гроб тайком перенесли в Парму, где впервые поставили в каменном склепе на кладбище. Но прошло еще семнадцать лет, прежде чем римский папа разрешил предать это тело земле.
Наступил 1896 год, когда впервые владелец виллы Гайона въехал – в цинковом гробу – в свое имение.
Седоволосый, желтолицый, огромного роста хилый старик, с опухшими веками и нависшими бровями – кавалер ордена святого Георгия, маркиз Ахилло Паганини стоит со свечой среди кипарисов. В маленькой ограде высятся восемь колонн. Над архитравом вздымается легкий купол, по фронтону – большая надпись «Никколо Паганини».
Синьора Бьянки давно похоронена на севере Франции.
Маркиз Ахилло Паганини ждет прихода священника. Рядом с ним стоит плохой венгерский скрипач Ондричек и играет раздирающую душу мелодию памяти Паганини. Потом скрипач уходит. Синьор Ахилло боязливо озирается. Свеча наполовину сгорела, а священника все еще нет. Неужели и в этот раз опять какое-нибудь новое вмешательство?
Но вот, наконец, приходит этот вершитель судеб. Суровый, грубый, с резкими движениями, с сознанием своей власти над существом человека. По всем без исключения правилам святой римской католической церкви происходит полное погребение.
Внезапно прибегает синьор Андреа Паганини:
– Этот негодяй генуэзец не соглашается платить двести тысяч лир! Он говорит, что эти ордена, медали, булавки, иголки и запонки не так уж ему необходимы, Чего они от нас хотят, подлецы?
– Тише, – останавливает его Ахилло Паганини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Синьора Бьянки, увидя, что ей не по пути с маленьким сыном, внезапно исчезла с нотариусом из Польчеверы, вытеснившим из ее сердца гробовщика. Мальчик остался один. Рядом с ним шагает высокий человек, похожий на парикмахера, приходившего к отцу на улицу д'Анфер в Париже. Это синьор Андреа Паганини; он хлопает Ахиллино по плечу и говорит:
– Подожди, еще увидим хорошие дни!
На побережье от Марселя до испанских берегов и от Марселя до Генуи были испытаны все средства подкупа. Ночью, на пути к испанскому берегу, почти у самой испанской границы, появляется грязный высокий человек со сросшимися бровями. Он узнает историю этого страшного путешествия, похожего на странствования Изабеллы Кастильской, матери Карла V, скитавшейся за гробом своего мужа и ожидавшей его воскресения.
В это время на севере, в одной из столиц, темноглазый и сумрачный человек, продолжавший дело гениального Паганини, Франц Лист, говорил:
– Нет, не воскреснет Паганини!
Но появился странный человек со сросшимися бровями и предложил мальчику и его спутнику тридцать тысяч франков, лишь бы они отдали ему тело синьора.
– Не пройдет года, – говорил он, – как этот скрипач снова появится в Европе. Я его знаю, он воскреснет.
Ахиллино, сморщенный, хилый, с лиловыми кругами под глазами и желтыми пятнами на щеках, полный ужаса, слушал этого странного человека.
Утром какой-то новый спутник, присоединившийся к траурной процессии семьи Паганини, пояснил:
– Это чудовище, этот браконьер – это просто Агасфер, явившийся к вам. Это содержатель подвижных кунсткамер. Вы хорошо сделали, что его не приняли, иначе ваша сделка с ним воскресила бы не вашего отца, а молву о том, что умерший Паганини – колдун, отравляющий Европу и заражающий чистый воздух нашей страны дыханием, от которого виноградники перестают родить.
Вот, наконец, берег и за волнами моря – остров.
Матросы на берегу у костра предлагают остановиться. разделить их скудный ужин из фрутти ди маре, из плодов, приносимых морем. Ахиллино и синьор Андреа садятся у костра.
Ночью гроб Паганини, по приказанию капитана безвестного корабля, перевозят на остров Сен-Фереоль. Если кто-нибудь был в этом месте Средиземноморья, то, высаживаясь на маленьком одиноком острове, вероятно, видел в пещере, словно сделанной нарочно над морем, место, где висел на цепях гроб Паганини.
Власти проведали о том, что Ахиллино похоронил отца на острове. Но юный Паганини не дремал. Теперь уже меланхолический, полупомешанный юноша, за эти годы он перебывал всюду.
Вот она, светлая юность Ахиллино: она растрачена на чтение пергаментов и старых книг, энциклик и булл, канонических правил, книг в пергаментных переплетах, древней, старой и новой печати. Ахиллино в Риме проводит дни в изучении параграфов и пунктов, глав и разделов, отделов и схолий, короллариев и аргументов, доказывающих его право предать тело отца земле.
Папский мажордом Маркезе приглашает его к обеду. Тонкие вина, прекрасные кушанья, музыка, пение, пляски; прелестные девушки, готовые на все и ничего не требующие, приходят тревожить сон Ахиллино в Трастевере. Легкий шепот на ухо говорит ему о том, что Ахиллино – дурак, Ахиллино – ступидо бамбино. Надо просто хорошо заплатить римской церкви. Отец будет похоронен, и сын будет доволен.
– Но как же это: просто за деньги? – спрашивает Ахиллино.
На это ответа нет.
Снова барка, и паруса, и ночевка на палубе. Скудный свет факелов, табак и спирт, рыбьи кости и пьяная ругань матросов.
Бордигера, Сан-Ремо, порт Морис и, наконец, Савона.
– Постранствуй после смерти так же, как римский первосвященник странствовал при жизни, – говорит Андреа, хлопая по плечу Ахиллино Паганини и стукая кулаком по гробу великого скрипача.
Но синьор Ахиллино Паганини теперь обладает купленным маркизатом, он – эччеленца; прошли годы, когда можно было над ним смеяться, он – один из лучшихзнатоков канонического права во всей Италии.
Церковь «Стекката» в 1853 году возносит молитву об отпущении грехов неслыханному грешнику. Миллион сто тысяч франков потекли золотым потоком по каналам консистории римской апостолической курии. Еще немного, и будут выжаты последние соки из этого Ахиллино.
Зрелый муж, не лишенный сумасбродного, меланхолического величия, маркиз Ахилло Паганини обращается к римскому первосвященнику с просьбой о выяснения загробной судьбы отца. И, как это ни странно, римский первосвященник, отвергая все предшествовавшие постановления, требует, чтобы два каноника, выехавшие из Рима, определили, насколько был повинен в ересях покойный отец, безвестный и презренный скрипач: надо сделать это ради сына, знаменитого Ахилло Паганини, верного сына церкви, каноника часовни «Стекката» в Парке, архидиакона римской церкви.
– Это пустая форма, – говорили маркизу Ахилло в Риме.
Но пустая форма растянулась ровно на двенадцать лет. Синьора Паганини к этому времени раза три четыре зарывали в землю и выкапывали обратно.
И пока два каноника ездят по всем городам, где давал концерты покойный скрипач, синьор Ахилло успевает покрыться морщинами.
Наступил 1876 год. Из склепа на вилле Полеври гроб тайком перенесли в Парму, где впервые поставили в каменном склепе на кладбище. Но прошло еще семнадцать лет, прежде чем римский папа разрешил предать это тело земле.
Наступил 1896 год, когда впервые владелец виллы Гайона въехал – в цинковом гробу – в свое имение.
Седоволосый, желтолицый, огромного роста хилый старик, с опухшими веками и нависшими бровями – кавалер ордена святого Георгия, маркиз Ахилло Паганини стоит со свечой среди кипарисов. В маленькой ограде высятся восемь колонн. Над архитравом вздымается легкий купол, по фронтону – большая надпись «Никколо Паганини».
Синьора Бьянки давно похоронена на севере Франции.
Маркиз Ахилло Паганини ждет прихода священника. Рядом с ним стоит плохой венгерский скрипач Ондричек и играет раздирающую душу мелодию памяти Паганини. Потом скрипач уходит. Синьор Ахилло боязливо озирается. Свеча наполовину сгорела, а священника все еще нет. Неужели и в этот раз опять какое-нибудь новое вмешательство?
Но вот, наконец, приходит этот вершитель судеб. Суровый, грубый, с резкими движениями, с сознанием своей власти над существом человека. По всем без исключения правилам святой римской католической церкви происходит полное погребение.
Внезапно прибегает синьор Андреа Паганини:
– Этот негодяй генуэзец не соглашается платить двести тысяч лир! Он говорит, что эти ордена, медали, булавки, иголки и запонки не так уж ему необходимы, Чего они от нас хотят, подлецы?
– Тише, – останавливает его Ахилло Паганини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107