Усталость смыкала мои веки. Меня притягивала к себе огромная белая кровать посреди комнаты, кровать, на которой спала Максенс.
Чрезмерная усталость вызывает сложные, запутанные сны. Что это было за место, где я находился? Лес или храм? Что это — колоннады? Кокосовые пальмы, банановые деревья. Около их стволов двигалась какая-то женщина, она тотчас исчезала, едва я ее настигал. Понятно, это была миссис Вебб, но миссис; Вебб — то блондинка, то брюнетка. Затем листва расступилась, оттуда показалось гримасничающее лицо. Я узнал старика Барбару. Я слышал, как он клеймил мое безумие довольно ироническим определением: «Toque! Toque!»
Я больше уже не спал. Я ходил взад и вперед по комнате. На полу валялись разбросанные простыни. Но все-таки все время раздавалось то же ругательство: «Toque! Toque!» Я направился в ту сторону, откуда, казалось, это исходило.
В Индокитае окна без стекол. Большинство из них снабжены рамой, на которую натянута металлическая сетка, необычайно тонкая, вроде тех, что бывают на ситах, она предохраняет от надоедливых насекомых. Подойдя к этому темному прямоугольнику, я увидел моего оскорбителя. Это была странная рогатая ящерица, величиной с крысу. Я видел ее отвратительный светлый живот, присоски ее лап, прижатых к сетке. Через равномерные промежутки времени она надувала свою синеватую шею: «Toque! Toque!» На меня смотрели ее красные, неподвижные зрачки. Наверное, каждую ночь, и эту и предыдущую, это скользкое рогатое чудовище жаловалось здесь на свою судьбу.
Я погасил электричество. Прямоугольник окна сделался синеватым. Несмотря на непрекращающиеся ругательства гекко, мне удалось забыться тяжелым сном.
Ты не можешь себе представить, как хороши тамошние утра, следующие за этими ужасными, влажными ночами. Почти детская радость охватывает людей, животных, цветы. Все спешат жить как можно интенсивнее до возвращения великого оцепенения.
— Не рассчитывайте сделать в один прием двести пятьдесят километров, которые вам остались, — сказал начальник кабинета, пожимая мне руку. — Позавтракайте в бунгало Компонг-Том. Там имеются две комнаты, хорошенько отдохнете и будете к шести часам в Ангкоре. Это — лучшее время. Мой привет миссис Вебб, а вам желаю счастливого пути!
Счастливого пути! Гм! Я никогда особенно не любил такого рода пожеланий.
Едва переправившись через Тонле-Сан, самый значительный рукав Меконга, я почувствовал, что попал в новый мир. Ни деревень, ни домов. Начиналась настоящая дикая природа. Всюду, куда хватал глаз, расстилались выжженные саванны, где прятались испуганные антилопы, саванны чередовались с девственными лесами, из которых вылетали павлины и священные петухи, иногда в этих лесах волнующий шум сломанных ветвей говорил о чьем-то таинственном присутствии, которое предпочитают не замечать.
Устав от вида бесконечно развертывающейся передо мной желтой ленты дороги, я наконец уснул. Меня вывел из дремоты резкий поворот, за которым последовал толчок.
— Что случилось?
Оба мои аннамита меланхолично постукивали по шине. Из ближайшей хижины вышла с воплями старуха, как будто вылепленная из глины.
— Долго будем чиниться?
Они ответили мне своей неизменной страдальческой улыбкой.
— Ну, — сказал я с досадой, решившись наконец выйти, — счастье еще, что это не случилось с нами посреди саванны. Здесь хоть есть кой-какое жилье.
— Месье, — сказал шофер, — он был из красноречивых, — не будь дома, не было бы и черной свиньи.
Он извлек из-под передних колес тушу молодой свиньи, очевидно, не рассчитавшей скорости автомобиля. Старуха принялась стонать еще больше.
— Ну хорошо, — сказал я, — начнем с вознаграждения бабушки — нам ведь понадобится ее гостеприимство. Сколько надо ей дать, этой старушенции, за ее свинью?
— Месье дать пять пиастров, а Н`Гюен готовить мясо, жарить к завтраку, в то время как я починять, а месье отдыхать в камбоджская зала.
— Как? Вы хотите, чтобы я здесь завтракал? Сколько же времени продлится починка?
Оба шофера, уже засучив рукава своих рубашек, уныло улыбались, чем давали мне понять, что дело предстоит долгое, очень долгое. В полном отчаянии я вошел в хижину; первым делом сняв шлем и черные очки, я примостился в углу, на какой-то отвратительной циновке. Не замедлив, мне нанесли любезный визит двухлетний сын хозяйки, голый, похожий на красного червяка, и два или три общипанных цыпленка.
Около трех часов пополудни мы снова могли тронуться в путь. Но положительно кем-то было предопределено, что я не увижу в этот день вечерней звезды, поднимающейся над развалинами Ангкора. Не успели мы отъехать и тридцати километров, как произошел новый толчок. На этот раз оказался буйвол. Шофер попытался объехать его и ударился о громадную скалу.
Разъярившись, я крикнул боям:
— Скажите-ка, тут много всяких домашних животных, которых я еще не знаю?!
Они оба с удрученным видом указали на исковерканный радиатор. Буйвол остановился и разглядывал нас добрыми сочувствующими глазами.
Было уже десять часов вечера, когда я увидел на горизонте два-три мигающих огонька, возвещавшие Компонг-Том, где я вынужден был переночевать, покорившись судьбе. Там ждала меня еще одна неудача. Дверь бунгало, конечно, оказалась запертой. Мои бои с силой налегали на нее, пока она не открылась.
— Это еще что такое? — сказал я, чтобы прекратить спор, который начал усиливаться.
— Месье, — сказал шофер, указывая на человека, стоявшего на пороге и охранявшего вход в дом, — он плохой камбоджийский сторож, он говорит, что нет комнат.
— Ну, это мы сейчас увидим, — сказал я в отчаянии и схватил человека за шиворот.
— Нет места, месье, нет места!
Он хныкал. Я кричал. Бои орали. Вчетвером мы производили в темноте адский шум.
— Что случилось? — вдруг произнес чей-то голос.
В то же время дверь, выходившая в вестибюль, открылась. Появилась женщина с электрическим фонарем в руке. Я увидел ее, всю в белом. Свет от фонаря играл в ее волосах, окружал ее лоб красноватым сиянием.
— Миссис Вебб, — пробормотал я.
— О! Господин хранитель Ангкора. Если не ошибаюсь, господин Сен-Сорнен?
— Да.
— Я очень рада, очень. Вы едете из Пномпеня?
— Да.
— А я из Самбора. Очень, очень интересно. Завтра мы едем вместе в Ангкор, не правда ли? Но вы о чем-то спорили со сторожем бунгало. Он идиот! А что случилось?
— Он не хочет дать мне комнаты.
— Ах! Я же сказала, что он идиот! Но он и не может дать вам комнату. Здесь только три комнаты, и я их все заняла для себя, для моих шоферов-сингалезцев и для моей горничной. Входите. Вы не обедали?
— Но…
— Входите же, говорю вам. У меня есть все необходимое. К тому же я тоже голодна. Эти кхмерские развалины меня буквально истощают. Я поужинаю с вами. Входите же…
— Бесконечно благодарен, — пробормотал я, от волнения уронив на землю свой шлем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Чрезмерная усталость вызывает сложные, запутанные сны. Что это было за место, где я находился? Лес или храм? Что это — колоннады? Кокосовые пальмы, банановые деревья. Около их стволов двигалась какая-то женщина, она тотчас исчезала, едва я ее настигал. Понятно, это была миссис Вебб, но миссис; Вебб — то блондинка, то брюнетка. Затем листва расступилась, оттуда показалось гримасничающее лицо. Я узнал старика Барбару. Я слышал, как он клеймил мое безумие довольно ироническим определением: «Toque! Toque!»
Я больше уже не спал. Я ходил взад и вперед по комнате. На полу валялись разбросанные простыни. Но все-таки все время раздавалось то же ругательство: «Toque! Toque!» Я направился в ту сторону, откуда, казалось, это исходило.
В Индокитае окна без стекол. Большинство из них снабжены рамой, на которую натянута металлическая сетка, необычайно тонкая, вроде тех, что бывают на ситах, она предохраняет от надоедливых насекомых. Подойдя к этому темному прямоугольнику, я увидел моего оскорбителя. Это была странная рогатая ящерица, величиной с крысу. Я видел ее отвратительный светлый живот, присоски ее лап, прижатых к сетке. Через равномерные промежутки времени она надувала свою синеватую шею: «Toque! Toque!» На меня смотрели ее красные, неподвижные зрачки. Наверное, каждую ночь, и эту и предыдущую, это скользкое рогатое чудовище жаловалось здесь на свою судьбу.
Я погасил электричество. Прямоугольник окна сделался синеватым. Несмотря на непрекращающиеся ругательства гекко, мне удалось забыться тяжелым сном.
Ты не можешь себе представить, как хороши тамошние утра, следующие за этими ужасными, влажными ночами. Почти детская радость охватывает людей, животных, цветы. Все спешат жить как можно интенсивнее до возвращения великого оцепенения.
— Не рассчитывайте сделать в один прием двести пятьдесят километров, которые вам остались, — сказал начальник кабинета, пожимая мне руку. — Позавтракайте в бунгало Компонг-Том. Там имеются две комнаты, хорошенько отдохнете и будете к шести часам в Ангкоре. Это — лучшее время. Мой привет миссис Вебб, а вам желаю счастливого пути!
Счастливого пути! Гм! Я никогда особенно не любил такого рода пожеланий.
Едва переправившись через Тонле-Сан, самый значительный рукав Меконга, я почувствовал, что попал в новый мир. Ни деревень, ни домов. Начиналась настоящая дикая природа. Всюду, куда хватал глаз, расстилались выжженные саванны, где прятались испуганные антилопы, саванны чередовались с девственными лесами, из которых вылетали павлины и священные петухи, иногда в этих лесах волнующий шум сломанных ветвей говорил о чьем-то таинственном присутствии, которое предпочитают не замечать.
Устав от вида бесконечно развертывающейся передо мной желтой ленты дороги, я наконец уснул. Меня вывел из дремоты резкий поворот, за которым последовал толчок.
— Что случилось?
Оба мои аннамита меланхолично постукивали по шине. Из ближайшей хижины вышла с воплями старуха, как будто вылепленная из глины.
— Долго будем чиниться?
Они ответили мне своей неизменной страдальческой улыбкой.
— Ну, — сказал я с досадой, решившись наконец выйти, — счастье еще, что это не случилось с нами посреди саванны. Здесь хоть есть кой-какое жилье.
— Месье, — сказал шофер, — он был из красноречивых, — не будь дома, не было бы и черной свиньи.
Он извлек из-под передних колес тушу молодой свиньи, очевидно, не рассчитавшей скорости автомобиля. Старуха принялась стонать еще больше.
— Ну хорошо, — сказал я, — начнем с вознаграждения бабушки — нам ведь понадобится ее гостеприимство. Сколько надо ей дать, этой старушенции, за ее свинью?
— Месье дать пять пиастров, а Н`Гюен готовить мясо, жарить к завтраку, в то время как я починять, а месье отдыхать в камбоджская зала.
— Как? Вы хотите, чтобы я здесь завтракал? Сколько же времени продлится починка?
Оба шофера, уже засучив рукава своих рубашек, уныло улыбались, чем давали мне понять, что дело предстоит долгое, очень долгое. В полном отчаянии я вошел в хижину; первым делом сняв шлем и черные очки, я примостился в углу, на какой-то отвратительной циновке. Не замедлив, мне нанесли любезный визит двухлетний сын хозяйки, голый, похожий на красного червяка, и два или три общипанных цыпленка.
Около трех часов пополудни мы снова могли тронуться в путь. Но положительно кем-то было предопределено, что я не увижу в этот день вечерней звезды, поднимающейся над развалинами Ангкора. Не успели мы отъехать и тридцати километров, как произошел новый толчок. На этот раз оказался буйвол. Шофер попытался объехать его и ударился о громадную скалу.
Разъярившись, я крикнул боям:
— Скажите-ка, тут много всяких домашних животных, которых я еще не знаю?!
Они оба с удрученным видом указали на исковерканный радиатор. Буйвол остановился и разглядывал нас добрыми сочувствующими глазами.
Было уже десять часов вечера, когда я увидел на горизонте два-три мигающих огонька, возвещавшие Компонг-Том, где я вынужден был переночевать, покорившись судьбе. Там ждала меня еще одна неудача. Дверь бунгало, конечно, оказалась запертой. Мои бои с силой налегали на нее, пока она не открылась.
— Это еще что такое? — сказал я, чтобы прекратить спор, который начал усиливаться.
— Месье, — сказал шофер, указывая на человека, стоявшего на пороге и охранявшего вход в дом, — он плохой камбоджийский сторож, он говорит, что нет комнат.
— Ну, это мы сейчас увидим, — сказал я в отчаянии и схватил человека за шиворот.
— Нет места, месье, нет места!
Он хныкал. Я кричал. Бои орали. Вчетвером мы производили в темноте адский шум.
— Что случилось? — вдруг произнес чей-то голос.
В то же время дверь, выходившая в вестибюль, открылась. Появилась женщина с электрическим фонарем в руке. Я увидел ее, всю в белом. Свет от фонаря играл в ее волосах, окружал ее лоб красноватым сиянием.
— Миссис Вебб, — пробормотал я.
— О! Господин хранитель Ангкора. Если не ошибаюсь, господин Сен-Сорнен?
— Да.
— Я очень рада, очень. Вы едете из Пномпеня?
— Да.
— А я из Самбора. Очень, очень интересно. Завтра мы едем вместе в Ангкор, не правда ли? Но вы о чем-то спорили со сторожем бунгало. Он идиот! А что случилось?
— Он не хочет дать мне комнаты.
— Ах! Я же сказала, что он идиот! Но он и не может дать вам комнату. Здесь только три комнаты, и я их все заняла для себя, для моих шоферов-сингалезцев и для моей горничной. Входите. Вы не обедали?
— Но…
— Входите же, говорю вам. У меня есть все необходимое. К тому же я тоже голодна. Эти кхмерские развалины меня буквально истощают. Я поужинаю с вами. Входите же…
— Бесконечно благодарен, — пробормотал я, от волнения уронив на землю свой шлем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48