Его пальцы проникли под выцветшее платье со стороны подмышек, слегка царапнувших его кожу порослью, ухватились за маленькие грудки, сжали мягкие соски…
Елена перестала завывать и просто сидела с чуть приоткрытым ртом, уставясь большими глазами в пустоту.
Генрих Иванович подхватил жену на руки и положил ее тут же, на ворох кленовых листьев, мумифицированных в своем многоцветий. Белецкая не сопротивлялась, но и никак не реагировала на ласки мужа, глядя на лунную половинку, повисшую между корявых яблоневых веток.
Шаллер задрал платье жены до самого подбородка и проник в ее бесцветное тело с напором молодого жеребчика…
Позже, сидя на веранде, хлебая липовый чай и просматривая газеты, полковник наткнулся на маленькую заметку в еженедельнике — Курьер", рассказывающую о странном пациенте доктора Струве. Молодой кореец обратился к врачу с жалобами на то, что у основания его черепа выросли перья, похожие на куриные. Доктор Струве не смог прокомментировать этот факт, ссылаясь на то, что науке такие прецеденты неизвестны.
Генрих Иванович отставил чашку с чаем и, сняв телефонный рожок, попросил телефонистку соединить его с г-ном Струве.
— Да мало ли чего с корейцами бывает, — сказал медик. — Это же корейцы — таинственный народ!.. Впрочем, факт так или иначе достойный любопытства!.. Как себя чувствует госпожа Елена?
— Спасибо.
— Старайтесь ее беречь! — И мысленно Струве добавил: — Для меня".
Все последующие дни Шаллер усиленно размышлял над тем, как так могло случиться, что его фамилия не фигурирует в списках Белецкой. У него подчас возникали любопытные теории, например, что он человек Вселенной и поэтому его душа не зафиксирована в мирских списках, а значится где-то в космических анналах. В такой момент к Генриху Ивановичу возвращалось спокойствие, и он подолгу играл двухпудовыми гирьками, подбрасывая их к потолку, а затем подставляя спину так, чтобы железяки приземлялись между лопаток.
Но иной раз полковник вдруг пугался, что его теории ошибочны, что это волюнтаризм жены лишил его фамилию права на существование в летописи или что он, Генрих Иванович Шаллер, вовсе не существует в этом мире, что он нечто сродни Летучему Голландцу: вроде видим, а на самом деле — оптический обман. В такие минуты, лелея свое депрессивное состояние, он уходил к китайскому бассейну и часами сидел в нем, словно кабан, загнанный в воду кусающимся гнусом.
В один из таких дней, напоенных меланхолией, около бассейна появился Джером.
Он сел на корточки возле самой головы Шаллера, покоящейся на бортике, и долгое время молча наблюдал, как минеральные пузырики щекочут тело полковника.
— Фигово? — спросил подросток, разглядывая гениталии Генриха Ивановича, искривленные слоем воды. Они казались мальчику втрое меньше обычного.
— Что? — спросил полковник.
— Плохое настроение?
— Ты давно здесь?
— Я?.. Минут пять сижу.
— Я не слышал.
Джером не спеша разделся и спустился в воду рядом с Шаллером.
— Никак не могут найти убийцу Супонина!
Генрих Иванович ничего не ответил.
— Тебе не скучно?
— Почему ты спрашиваешь? — удивился полковник.
— Потому что мне кажется, что тебе не скучно.
— Да, я не скучаю.
— Как ты думаешь, скучают ли животные?
— Право, не знаю.
— Я не спрашивал, знаешь или нет, мне интересно, что ты думаешь. Вот лоси, например?
— Думаю, что нет, — ответил Шаллер.
— И я так думаю. Грустить могут, а вот скучать — нет. Ты бы хотел стать лосем?
Генрих Иванович расхохотался так, что к противоположному бортику пошла волна от его сотрясающейся груди.
— Ты чего ржешь! — обиделся Джером. — Чего смешного!
— Прости меня, это я так! — сквозь смех отвечал полковник. — Лосем, говоришь!..
— Почему люди бывают иногда такими омерзительными?
— Прости!.. Ну а чего, можно и лосем… Лосем даже интересно!..
— Ты похож на борова! — сказал сердито Джером. — Тебе никогда не стать лосем!
— И, оттолкнувшись ногами от дна, поплыл по-собачьи на середину бассейна.
— Будешь тонуть, не спасу! — со смехом пригрозил Шаллер.
— Да пошел ты! — огрызнулся мальчик и, всем ртом хлебнув воды, заколотил руками по поверхности.
Полковник поймал его за ногу и притянул обратно к бортику:
— Не суетись.
—Чего хватаешься!
— Могу отпустить, — сказал Генрих Иванович и отпустил. Джером тут же пошел ко дну.
— Да ты меня утопишь! — закричал он, выныривая.
— Как котенка, — подтвердил полковник и слегка ткнул ладонью макушку Джерома, словно мячик.
Мальчик вновь погрузился под воду, а вынырнув, что есть мочи заорал:
— Да ты чего!!! Совсем озверел, боров проклятый!
— А ты не груби! — И вновь шлепок по голове, как по мячику…
Позже, когда мальчик окончательно отдышался, они беседовали, упершись спинами в стенку бассейна.
— Я не боюсь смерти, — говорил Джером.
— Потому что она далека от тебя, как… — Генрих Иванович запнулся. — Как Млечный Путь от Земли.
— Никто не знает, как далека от него смерть, — возразил Джером.
— Это — философия. Вероятность того, что ты проживешь намного дольше меня, гораздо выше, нежели та, что твоя смерть придет раньше моей.
— Ты ошибаешься.
— Почему?
— Ты же знаешь, кто убил Супонина?
— Тебя не убьют.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что я не позволю этого.
— Ты самонадеян.
— Нет, я уверен.
— Ты зависишь от него?
— От кого?
— От убийцы.
— Ты чего-то ждешь от него. Он что-то делает для тебя. Я чувствую… И пока он не доделает этого, ты в его власти. Я прав?
— Ты не умрешь.
— Он недавно опять избил меня.
— За что?
— Ведь я убиваю кур. Пришел отец Гаврон и пожаловался на меня. Он меня и избил.
— Почему ты убиваешь кур?
— Честно?
— Хотелось бы.
— Понимаешь, я сам не знаю… Какое-то влечение… Я сам сначала боялся, что это нездоровое чувство. Но потом я представил, что убиваю кошку, собаку, человека… Ничего такого приятного… Только куры… Я их ненавижу!
Сворачиваешь голову — и облегчение…
— Поплаваем?
— Не хочется что-то… Ты знаешь, когда я сегодня пришел сюда, мне показалось, что в бассейне убывает вода. Видишь полоску темную на бортике?
— Вижу.
— В прошлый раз вода доходила до нее. Это ее след.
— Сухо. Вода и испаряется.
— А как твои женщины?
— Никак.
— Что, старый стал?
— Наверное.
Они некоторое время помолчали, щуря глаза от солнца.
— Кого он убьет следующего? — спросил Джером.
— С чего ты взял, что он будет убивать?
— Это ты ему ребра сломал?
— Было такое.
— В его глазах — желание…
Генрих Иванович ничего не ответил, выбрался из бассейна, растерся полотенцем, махнул Джерому рукой и пошел своей дорогой.
— Испаряется бассейн, — сказал Джером, глядя на полоску, свидетельницу предыдущего уровня…
26
Лизочка Мирова собиралась ложиться спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Елена перестала завывать и просто сидела с чуть приоткрытым ртом, уставясь большими глазами в пустоту.
Генрих Иванович подхватил жену на руки и положил ее тут же, на ворох кленовых листьев, мумифицированных в своем многоцветий. Белецкая не сопротивлялась, но и никак не реагировала на ласки мужа, глядя на лунную половинку, повисшую между корявых яблоневых веток.
Шаллер задрал платье жены до самого подбородка и проник в ее бесцветное тело с напором молодого жеребчика…
Позже, сидя на веранде, хлебая липовый чай и просматривая газеты, полковник наткнулся на маленькую заметку в еженедельнике — Курьер", рассказывающую о странном пациенте доктора Струве. Молодой кореец обратился к врачу с жалобами на то, что у основания его черепа выросли перья, похожие на куриные. Доктор Струве не смог прокомментировать этот факт, ссылаясь на то, что науке такие прецеденты неизвестны.
Генрих Иванович отставил чашку с чаем и, сняв телефонный рожок, попросил телефонистку соединить его с г-ном Струве.
— Да мало ли чего с корейцами бывает, — сказал медик. — Это же корейцы — таинственный народ!.. Впрочем, факт так или иначе достойный любопытства!.. Как себя чувствует госпожа Елена?
— Спасибо.
— Старайтесь ее беречь! — И мысленно Струве добавил: — Для меня".
Все последующие дни Шаллер усиленно размышлял над тем, как так могло случиться, что его фамилия не фигурирует в списках Белецкой. У него подчас возникали любопытные теории, например, что он человек Вселенной и поэтому его душа не зафиксирована в мирских списках, а значится где-то в космических анналах. В такой момент к Генриху Ивановичу возвращалось спокойствие, и он подолгу играл двухпудовыми гирьками, подбрасывая их к потолку, а затем подставляя спину так, чтобы железяки приземлялись между лопаток.
Но иной раз полковник вдруг пугался, что его теории ошибочны, что это волюнтаризм жены лишил его фамилию права на существование в летописи или что он, Генрих Иванович Шаллер, вовсе не существует в этом мире, что он нечто сродни Летучему Голландцу: вроде видим, а на самом деле — оптический обман. В такие минуты, лелея свое депрессивное состояние, он уходил к китайскому бассейну и часами сидел в нем, словно кабан, загнанный в воду кусающимся гнусом.
В один из таких дней, напоенных меланхолией, около бассейна появился Джером.
Он сел на корточки возле самой головы Шаллера, покоящейся на бортике, и долгое время молча наблюдал, как минеральные пузырики щекочут тело полковника.
— Фигово? — спросил подросток, разглядывая гениталии Генриха Ивановича, искривленные слоем воды. Они казались мальчику втрое меньше обычного.
— Что? — спросил полковник.
— Плохое настроение?
— Ты давно здесь?
— Я?.. Минут пять сижу.
— Я не слышал.
Джером не спеша разделся и спустился в воду рядом с Шаллером.
— Никак не могут найти убийцу Супонина!
Генрих Иванович ничего не ответил.
— Тебе не скучно?
— Почему ты спрашиваешь? — удивился полковник.
— Потому что мне кажется, что тебе не скучно.
— Да, я не скучаю.
— Как ты думаешь, скучают ли животные?
— Право, не знаю.
— Я не спрашивал, знаешь или нет, мне интересно, что ты думаешь. Вот лоси, например?
— Думаю, что нет, — ответил Шаллер.
— И я так думаю. Грустить могут, а вот скучать — нет. Ты бы хотел стать лосем?
Генрих Иванович расхохотался так, что к противоположному бортику пошла волна от его сотрясающейся груди.
— Ты чего ржешь! — обиделся Джером. — Чего смешного!
— Прости меня, это я так! — сквозь смех отвечал полковник. — Лосем, говоришь!..
— Почему люди бывают иногда такими омерзительными?
— Прости!.. Ну а чего, можно и лосем… Лосем даже интересно!..
— Ты похож на борова! — сказал сердито Джером. — Тебе никогда не стать лосем!
— И, оттолкнувшись ногами от дна, поплыл по-собачьи на середину бассейна.
— Будешь тонуть, не спасу! — со смехом пригрозил Шаллер.
— Да пошел ты! — огрызнулся мальчик и, всем ртом хлебнув воды, заколотил руками по поверхности.
Полковник поймал его за ногу и притянул обратно к бортику:
— Не суетись.
—Чего хватаешься!
— Могу отпустить, — сказал Генрих Иванович и отпустил. Джером тут же пошел ко дну.
— Да ты меня утопишь! — закричал он, выныривая.
— Как котенка, — подтвердил полковник и слегка ткнул ладонью макушку Джерома, словно мячик.
Мальчик вновь погрузился под воду, а вынырнув, что есть мочи заорал:
— Да ты чего!!! Совсем озверел, боров проклятый!
— А ты не груби! — И вновь шлепок по голове, как по мячику…
Позже, когда мальчик окончательно отдышался, они беседовали, упершись спинами в стенку бассейна.
— Я не боюсь смерти, — говорил Джером.
— Потому что она далека от тебя, как… — Генрих Иванович запнулся. — Как Млечный Путь от Земли.
— Никто не знает, как далека от него смерть, — возразил Джером.
— Это — философия. Вероятность того, что ты проживешь намного дольше меня, гораздо выше, нежели та, что твоя смерть придет раньше моей.
— Ты ошибаешься.
— Почему?
— Ты же знаешь, кто убил Супонина?
— Тебя не убьют.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что я не позволю этого.
— Ты самонадеян.
— Нет, я уверен.
— Ты зависишь от него?
— От кого?
— От убийцы.
— Ты чего-то ждешь от него. Он что-то делает для тебя. Я чувствую… И пока он не доделает этого, ты в его власти. Я прав?
— Ты не умрешь.
— Он недавно опять избил меня.
— За что?
— Ведь я убиваю кур. Пришел отец Гаврон и пожаловался на меня. Он меня и избил.
— Почему ты убиваешь кур?
— Честно?
— Хотелось бы.
— Понимаешь, я сам не знаю… Какое-то влечение… Я сам сначала боялся, что это нездоровое чувство. Но потом я представил, что убиваю кошку, собаку, человека… Ничего такого приятного… Только куры… Я их ненавижу!
Сворачиваешь голову — и облегчение…
— Поплаваем?
— Не хочется что-то… Ты знаешь, когда я сегодня пришел сюда, мне показалось, что в бассейне убывает вода. Видишь полоску темную на бортике?
— Вижу.
— В прошлый раз вода доходила до нее. Это ее след.
— Сухо. Вода и испаряется.
— А как твои женщины?
— Никак.
— Что, старый стал?
— Наверное.
Они некоторое время помолчали, щуря глаза от солнца.
— Кого он убьет следующего? — спросил Джером.
— С чего ты взял, что он будет убивать?
— Это ты ему ребра сломал?
— Было такое.
— В его глазах — желание…
Генрих Иванович ничего не ответил, выбрался из бассейна, растерся полотенцем, махнул Джерому рукой и пошел своей дорогой.
— Испаряется бассейн, — сказал Джером, глядя на полоску, свидетельницу предыдущего уровня…
26
Лизочка Мирова собиралась ложиться спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77