Юноша наклонился с целью получше рассмотреть места переломов. При этом палец его случайно скользнул в паз на рукоятке инструмента и надавил на него.
В следующий момент яркая вспышка света почти полностью ослепила Гвальхмая. Оружие (в природе предмета теперь сомневаться не приходилось) резко дернулось в слабо сжатых пальцах, и в зале поднялись клубы пыли.
Когда к Гвальхмаю вернулась способность видеть, он обнаружил, что оба скелета исчезли вместе с золотым ожерельем и ножнами кинжала. Клинок же, отлитый из таинственного сверкающего металла, не пострадал от выстрела, как не пострадал и пол под ним – хотя и покрылся сажей и копотью от сгоревших костей.
Юноша с уважением посмотрел на зажатое в руке смертоносное оружие. Подобное приспособление, но значительно больших размеров, поразило чудовище, с которым он сражался. Но если к этому раструбу следовало прикладывать силу, дабы заставить его выстрелить, значит, из другого орудия кто-то выстрелил сознательно, желая спасти человеку жизнь. Но кто именно?
В настоящий момент ответить на сей вопрос не представлялось возможным, но юноша решил тщательно обследовать корабль и найти своего неизвестного благодетеля, столь застенчиво избегающего причитающихся ему благодарностей.
Тремя днями позже Гвальхмай продолжал поиски, но уже без особой надежды.
За это время он обшарил все пыльные углы на корабле, начиная от камбуза в хвосте птицы, кончая крохотной кабиной за огромными выпуклыми глазами, по-прежнему открытыми. Из них он выглянул. Клюв лебедя был полуоткрыт. Гвальхмай потянул за рычаг и увидел, как молния с грохотом врезалась в море, и потрескивающие языки пламени начали лизать гниющие водоросли.
Значит, таким образом оружие приводилось в действие. Но где же стрелявший, где его неизвестный спаситель? Не было его ни в оборудованной лестницей шее, ведущей вниз к залу с фонтаном, ни в большем зале при входе в корабль. Гвальхмай свернул в левый коридор, который, огибая большой зал, уводил вниз.
Помещения внизу были более темными, хоть и тоже освещенными переливчатым мерцанием, которое испускали все стены судна. В передней, грудной части птицы размещался просторный грузовой отсек, забитый сундуками из эластичного листового металла толщиной с лист бумаги, который невозможно было ни порвать, ни разрезать мечом. Сундуки легко открывались, если их потянуть за небольшое ушко, всегда находящееся в верхнем правом углу. Когда крышка откидывалась, раздавалось шипение входящего внутрь воздуха: то есть сундуки были загерметизированы.
Эта находка спасла ему жизнь. В некоторых сундуках Гвальхмай нашел сушеные фрукты, в других – густую мясную пасту, похожую на пеммикан, вкусную и питательную. Любой продукт следовало лишь размочить в воде: тогда он разбухал и превращался во вкусную пищу. За прошедшие три дня юноша научился распознавать знаки на крышках, обозначавшие два вида продуктов. И хотя он был уверен в существовании и других запасов съестного, уже найденная им пища вполне удовлетворяла его нужды.
Случайно прислонившись к кнопке на стене, Гвальхмай обнаружил в камбузе печь: при нажатии кнопки установленная в металлическом ящике у стены решетка начала мерцать красным светом. Над этими раскаленными прутьями Гвальхмай готовил нехитрую пищу в горшках необычной формы и ел ее с помощью рук и ножа из мисок, подобные которым ему никогда не приходилось видеть прежде.
Из труб в стене лилась вода, поступавшая, как полагал юноша, из резервуара в верхнем зале, где постоянно бил фонтан.
В центре корабля, ниже уровня воды размещалось машинное отделение. Здесь Гвальхмай был совершенно сбит с толку. Назначение механизмов, очевидно, состояло в приведении корабля в движение по воде.
Юноша мог проследить систему массивных стержней и рычагов, которые тянулись от лап огромного лебедя. Он рассудил, что до повреждения крыла судно это могло летать, подобно судам, изображенным на стенах большого зала, и утвердился в этой мысли по ходу дальнейшего исследования. Часть стержней, способных эксцентрически двигаться и сгибаться, приводила в движение рычаги оперенных крыльев, что подтверждало правильность этой догадки. Но Гвальхмай по-прежнему оставался в недоумении, будучи не в состоянии понять природу двигающей корабль силы.
Машинное отделение приводило Гвальхмая в трепет. Постоянное жужжание и гул порой перекрывались угрожающим ворчанием, доносившимся из глубины механизма. В такие моменты кольцо Мерлина, которое юноша по-прежнему носил на пальце, становилось горячим. Объяснить причины этого явления Гвальхмай не мог, но интуитивно чувствовал, что это предупреждение об опасности, и настораживался. Кроме того, время от времени без видимой на то причины металлические детали при трении друг о друга высекали жирные голубые искры – и это тоже заставляло звенеть напряженные нервы Гвальхмая. Под металлическими пластинами пола, здесь совершенно прозрачного, юноша увидел маленькую рыбку, метнувшуюся прочь. Он ничего не стал здесь трогать, хотя жадное любопытство и заставило его лавировать между рычагами и заглядывать в каждую щель в безуспешных поисках иной жизни.
Все-таки жизнь здесь была! Юноша ощущал ее присутствие в воздухе: что-то легко покалывало его кожу, обжигало скальп, заставляло вставать волосы дыбом и пощипывало ступни. Но то была не известная ему форма жизни.
Ничего человеческого не ощущалось в пронизывающих его волнах холодной ярости. Гвальхмай не испытывал страха. Смелость его никогда не ставилась под сомнение. Но тревога охватывала его в сем вместилище силы, и он теперь не находил возможным допустить наличие эмоции, хотя бы отдаленно напоминающей человеческие, в качестве составной части сей дикой ненависти, которая давила и плотно облегала его со всех сторон, словно вторая кожа.
На третий вечер Гвальхмай почти окончательно убедился в бесполезности дальнейших поисков. Он сидел в зале с фонтаном, рассеянно плеща руками в воде, и хмуро разглядывал прекрасную статую. Зеленый свет, тускнеющий по мере того, как солнце опускалось за горизонт, наполнял зал покоем и красотой. Есть в этом цвете некое целительное свойство. Это цвет всего живого, цвет самого жизненного сока Матери-Земли, благословение и блаженство сокрыты в нем. В этом, и только в этом зале Гвальхмай чувствовал себя желанным гостем.
Вдруг одиночество показалось юноше просто нестерпимым, и воспоминания бурным потоком хлынули в его сознание. Ацтлан, отец и мать, важная миссия и клятва выполнить ее, лица мертвых товарищей, приходящихся ему братьями – все это и больше этого вспомнил Гвальхмай в потоках струящегося света и уронил лицо в ладони, и застонал от сознания безнадежности своего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
В следующий момент яркая вспышка света почти полностью ослепила Гвальхмая. Оружие (в природе предмета теперь сомневаться не приходилось) резко дернулось в слабо сжатых пальцах, и в зале поднялись клубы пыли.
Когда к Гвальхмаю вернулась способность видеть, он обнаружил, что оба скелета исчезли вместе с золотым ожерельем и ножнами кинжала. Клинок же, отлитый из таинственного сверкающего металла, не пострадал от выстрела, как не пострадал и пол под ним – хотя и покрылся сажей и копотью от сгоревших костей.
Юноша с уважением посмотрел на зажатое в руке смертоносное оружие. Подобное приспособление, но значительно больших размеров, поразило чудовище, с которым он сражался. Но если к этому раструбу следовало прикладывать силу, дабы заставить его выстрелить, значит, из другого орудия кто-то выстрелил сознательно, желая спасти человеку жизнь. Но кто именно?
В настоящий момент ответить на сей вопрос не представлялось возможным, но юноша решил тщательно обследовать корабль и найти своего неизвестного благодетеля, столь застенчиво избегающего причитающихся ему благодарностей.
Тремя днями позже Гвальхмай продолжал поиски, но уже без особой надежды.
За это время он обшарил все пыльные углы на корабле, начиная от камбуза в хвосте птицы, кончая крохотной кабиной за огромными выпуклыми глазами, по-прежнему открытыми. Из них он выглянул. Клюв лебедя был полуоткрыт. Гвальхмай потянул за рычаг и увидел, как молния с грохотом врезалась в море, и потрескивающие языки пламени начали лизать гниющие водоросли.
Значит, таким образом оружие приводилось в действие. Но где же стрелявший, где его неизвестный спаситель? Не было его ни в оборудованной лестницей шее, ведущей вниз к залу с фонтаном, ни в большем зале при входе в корабль. Гвальхмай свернул в левый коридор, который, огибая большой зал, уводил вниз.
Помещения внизу были более темными, хоть и тоже освещенными переливчатым мерцанием, которое испускали все стены судна. В передней, грудной части птицы размещался просторный грузовой отсек, забитый сундуками из эластичного листового металла толщиной с лист бумаги, который невозможно было ни порвать, ни разрезать мечом. Сундуки легко открывались, если их потянуть за небольшое ушко, всегда находящееся в верхнем правом углу. Когда крышка откидывалась, раздавалось шипение входящего внутрь воздуха: то есть сундуки были загерметизированы.
Эта находка спасла ему жизнь. В некоторых сундуках Гвальхмай нашел сушеные фрукты, в других – густую мясную пасту, похожую на пеммикан, вкусную и питательную. Любой продукт следовало лишь размочить в воде: тогда он разбухал и превращался во вкусную пищу. За прошедшие три дня юноша научился распознавать знаки на крышках, обозначавшие два вида продуктов. И хотя он был уверен в существовании и других запасов съестного, уже найденная им пища вполне удовлетворяла его нужды.
Случайно прислонившись к кнопке на стене, Гвальхмай обнаружил в камбузе печь: при нажатии кнопки установленная в металлическом ящике у стены решетка начала мерцать красным светом. Над этими раскаленными прутьями Гвальхмай готовил нехитрую пищу в горшках необычной формы и ел ее с помощью рук и ножа из мисок, подобные которым ему никогда не приходилось видеть прежде.
Из труб в стене лилась вода, поступавшая, как полагал юноша, из резервуара в верхнем зале, где постоянно бил фонтан.
В центре корабля, ниже уровня воды размещалось машинное отделение. Здесь Гвальхмай был совершенно сбит с толку. Назначение механизмов, очевидно, состояло в приведении корабля в движение по воде.
Юноша мог проследить систему массивных стержней и рычагов, которые тянулись от лап огромного лебедя. Он рассудил, что до повреждения крыла судно это могло летать, подобно судам, изображенным на стенах большого зала, и утвердился в этой мысли по ходу дальнейшего исследования. Часть стержней, способных эксцентрически двигаться и сгибаться, приводила в движение рычаги оперенных крыльев, что подтверждало правильность этой догадки. Но Гвальхмай по-прежнему оставался в недоумении, будучи не в состоянии понять природу двигающей корабль силы.
Машинное отделение приводило Гвальхмая в трепет. Постоянное жужжание и гул порой перекрывались угрожающим ворчанием, доносившимся из глубины механизма. В такие моменты кольцо Мерлина, которое юноша по-прежнему носил на пальце, становилось горячим. Объяснить причины этого явления Гвальхмай не мог, но интуитивно чувствовал, что это предупреждение об опасности, и настораживался. Кроме того, время от времени без видимой на то причины металлические детали при трении друг о друга высекали жирные голубые искры – и это тоже заставляло звенеть напряженные нервы Гвальхмая. Под металлическими пластинами пола, здесь совершенно прозрачного, юноша увидел маленькую рыбку, метнувшуюся прочь. Он ничего не стал здесь трогать, хотя жадное любопытство и заставило его лавировать между рычагами и заглядывать в каждую щель в безуспешных поисках иной жизни.
Все-таки жизнь здесь была! Юноша ощущал ее присутствие в воздухе: что-то легко покалывало его кожу, обжигало скальп, заставляло вставать волосы дыбом и пощипывало ступни. Но то была не известная ему форма жизни.
Ничего человеческого не ощущалось в пронизывающих его волнах холодной ярости. Гвальхмай не испытывал страха. Смелость его никогда не ставилась под сомнение. Но тревога охватывала его в сем вместилище силы, и он теперь не находил возможным допустить наличие эмоции, хотя бы отдаленно напоминающей человеческие, в качестве составной части сей дикой ненависти, которая давила и плотно облегала его со всех сторон, словно вторая кожа.
На третий вечер Гвальхмай почти окончательно убедился в бесполезности дальнейших поисков. Он сидел в зале с фонтаном, рассеянно плеща руками в воде, и хмуро разглядывал прекрасную статую. Зеленый свет, тускнеющий по мере того, как солнце опускалось за горизонт, наполнял зал покоем и красотой. Есть в этом цвете некое целительное свойство. Это цвет всего живого, цвет самого жизненного сока Матери-Земли, благословение и блаженство сокрыты в нем. В этом, и только в этом зале Гвальхмай чувствовал себя желанным гостем.
Вдруг одиночество показалось юноше просто нестерпимым, и воспоминания бурным потоком хлынули в его сознание. Ацтлан, отец и мать, важная миссия и клятва выполнить ее, лица мертвых товарищей, приходящихся ему братьями – все это и больше этого вспомнил Гвальхмай в потоках струящегося света и уронил лицо в ладони, и застонал от сознания безнадежности своего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32