Вот почему, если хотите знать, я и поехал в Америку. В Лондоне я появиться на сцене не могу, кто-нибудь из знакомых меня обязательно засечет и настучит предку. Поэтому я пошел на хитрость: наплел ему, будто мне позарез нужно в Вашингтон – это, дескать, расширит мой кругозор. Ну а здесь мне бояться некого, путь открыт. Я попытался урезонить дуралея:
– Но ведь рано или поздно ваш отец об этом узнает.
– Ну и пусть. К тому времени я стану звездой мировой величины, и ему просто нечем будет крыть.
– Вас-то, может быть, и нечем, а вот меня он наверняка будет крыть самыми последними словами.
– А вы-то здесь при чем? Какое вы к этому имеете отношение?
– Я познакомил вас с Джорджем Каффином.
– Верно, старина, именно вы. Я и забыл. Должен был с самого начала вас за это поблагодарить. Ну что ж, до свидания. Завтра мне с утра пораньше на репетицию «Спроси у папы», так что я поскакал. Забавно, что эта штука называется «Спроси у папы», – именно спрашивать у папы я и не собираюсь. Понимаете меня? Ну, хоп-хоп!
– Хоп-хоп, – печально отозвался я, и он исчез. Я бросился к телефону и набрал номер Джорджа Каффина:
– Послушайте, Джордж, что это еще за история с Сирилом Бассингтон-Бассингтоном?
– Какая история?
– Он утверждает, что вы дали ему роль в своем спектакле.
– Дал. Всего несколько строк.
– А я только что получил из дома пятьдесят семь телеграмм, где мне приказывают всеми правдами и неправдами и близко не подпускать его к сцене.
– Мне очень жаль. Сирил как раз тот типаж, что мне нужен для этой роли. Все, что от него требуется, – играть самого себя.
– Но, Джордж, старина, войдите в мое положение. Моя тетя прислала его ко мне с рекомендательным письмом, так что она потом с меня спросит.
– Вычеркнет из завещания?
– Тут дело не в деньгах. Но… впрочем, вы не знакомы с тетей Агатой, так что мне сложно вам объяснить. Дракула и Цезарь Борджиа – просто бойскауты по сравнению с моей тетей; когда я вернусь в Англию, она меня со света сживет. У нее ужасная манера заявляться без приглашения рано утром, когда я еще сплю, и читать натощак мораль.
– Ну так не возвращайтесь в Англию. Оставайтесь здесь – может, станете президентом.
– Но, Джордж, старичок…
– Спокойной ночи!
– Джордж, послушайте…
– Вы пропустили мою последнюю реплику. Я сказал: «Спокойной ночи!» Возможно, вам, праздным богачам, спать не обязательно, но мне к утру нужно быть бодрым и свежим. Будьте здоровы.
Мне стало очень горько: на всем свете у меня не осталось ни единого друга. Я был настолько подавлен, что не выдержал и постучал в дверь комнаты Дживса. Я никогда такого себе не позволяю, но мне казалось, что настало время, когда каждый честный человек должен прийти на помощь нашей партии, и Дживс мог бы сплотиться вокруг молодого хозяина, пусть даже для этого ему и придется прервать сладкий сон.
На пороге комнаты появился Дживс в коричневой пижаме:
– Сэр?
– Чертовски неловко будить вас, Дживс, но тут столько всего приключилось за последнее время.
– Я не спал, сэр. Поставил себе за правило: покончив со своими обязанностями, прочитывать перед сном несколько страниц какой-нибудь поучительной книги.
– И правильно поставили. Я хочу сказать, если вы только что закончили упражнять котелок, он должен быть в отличной форме, и вам не составит труда найти выход из положения. Дело в том, что мистер Бассингтон-Бассингтон решил стать актером.
– В самом деле, сэр?
– Ах, вы не знаете, в чем тут суть. Иначе не говорили бы так равнодушно. А дело вот в чем: его семья категорически против того, чтобы он пошел на сцену. Если ему не помешать, это обернется для всех неисчислимыми бедами и несчастьями. И что хуже всего – тетя Агата обвинит в этом меня, понимаете?
– Понимаю, сэр.
– Вам не приходит в голову, каким образом можно было бы ему помешать?
– Пока, признаться, нет, сэр.
– Что ж, может, позже?
– Я постараюсь тщательно обдумать проблему, сэр. На сегодня все, сэр?
– Надеюсь, что все. Мне кажется, на сегодня я уже получил более чем достаточно.
– Хорошо, сэр.
И он скрылся за дверью.
ГЛАВА 10. Нарядный лифтер
Роль, которую Джордж дал Сирилу, умещалась на двух машинописных страничках, но бедняга вкладывал в работу над образом столько сил, словно ему предстоит играть по меньшей мере Гамлета. За первые два дня он декламировал мне свой текст не меньше двенадцати раз. При этом он отчего-то был искренне убежден, что встречает в ответ лишь восторженное восхищение, одобрение и сочувствие. Днем меня терзали мысли о том, что со мной сделает тетя Агата, а по ночам Сирил то и дело вырывал меня из сладкого забытья, чтобы узнать мое мнение о его очередной актерской находке; нетрудно догадаться, что скоро от меня осталась лишь тень. И все это время Дживс по-прежнему держался со мной очень холодно и отчужденно из-за лиловых носков. Вот такие невзгоды и старят человека, и у кипучей молодости начинают по-старчески дрожать коленки.
А тут еще подоспело письмо от тети Агаты. На первых шести страницах она расписывала переживания родных Сирила в связи с его намерением пойти в актеры, а на последующих шести подробно перечисляла, что именно она подумает, скажет и сделает, если я не сумею оградить ее протеже от пагубных соблазнов на американском континенте. Письмо пришло с дневной почтой, и содержание его меня так напугало, что я не мог держать его про себя. Не в силах дожидаться, пока Дживс придет на мой звонок, я пулей понесся на кухню, жалобно блея, как осиротевший ягненок, и на всем скаку остановился на пороге: на кухне происходило что-то вроде званого чаепития. За столом сидел унылого вида малый, похожий на слугу, а рядом с ним мальчик в норфолкской куртке . Унылый пил виски с содовой, а мальчик алчно поглощал кусок кекса с джемом. – Ах, извините, Дживс, – сказал я. – Неловко прерывать ваш праздник разума и пир духа, но…
И тут я почувствовал на себе взгляд мальчишки, прошивший меня навылет, точно пуля. Ну, вы знаете – такой холодный, враждебный и осуждающий взгляд, который заставляет проверить, не съехал ли у вас на сторону галстук. Так смотрят на дохлую крысу, которую кот притащил в дом после очередного турне по местным помойкам. Мальчик был не в меру толст, с веснушками по всему лицу, в настоящий момент сильно перепачканному джемом.
– Привет! Привет! Привет! – сказал я. – Что? – На этом мое красноречие иссякло.
Веснушчатый отрок все так же, не мигая, глядел на меня. Может быть, конечно, это он так выражал свою любовь, но мне лично показалось, что он обо мне очень невысокого мнения и в будущем не ждет от меня ничего хорошего. По-моему, я ему был неприятен, как остывший гренок с сыром.
– Тебя как звать? – спросил он.
– Звать? А, как моя фамилия? Вустер.
– Мой папа богаче тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55