— А? — осведомился он.
— За неимением лучшего, — пояснил тот, — придется довольствоваться мной. Буду судить младенцев.
— Вы же говорили, это невозможно.
— Говорил?
— Да. Только что.
— А, ясно! Вы меня не поняли. Я говорил, что деликатный человек не придет к тому, кого оскорбил. Но он и не придет. Придет другой.
— Э?
— Что вы удивляетесь? Все очень просто. Я войду в этот дом инкогнито.
— Назоветесь чужим именем?
— Правильно. Я вообще не люблю действовать под своим. Как-то скучно.
Билл смотрел на него, обретая все большее сходство с задремавшей рыбой.
— Вы назоветесь как-то еще? — уточнил он.
— Совершенно верно.
— А…
— Никаких «а».
— Вы запутаетесь.
Лорд Икенхем весело рассмеялся.
— Дорогой мой, — сказал он, — не так давно в предместье Митчинг-Хилл я с полным успехом сыграл не только специалиста по птичьим когтям, но и мистера Роддиса, арендующего коттедж «Кедры», и мистера Булстрода, жителя тех же мест. До сих пор себе не прощу, что не сыграл попугая, он бы мне очень удался. Нет, я не запутаюсь. Введите меня в дом, о прочем не беспокойтесь.
На сей раз Билл понял все, но лучше ему не стало, словно он случайно схватил тигра за хвост.
— Дядя догадается, — предположил он.
— Вы его боитесь?
— Да. Очень.
— Больше, чем младенцев?
Билл окончательно растерялся.
— Что же вы собираетесь делать? — спросил он. — Назоветесь Джонсом или Робинсоном?
— Нет, не Робинсоном. Сейчас это не годится. Судья такого конкурса — это вам не кот начхал. Я буду Брабазоном-Планком. Приятно сыграть старого Зада, и сюжет прекрасный. Ваш бывший начальник путешествует по Англии, вы его случайно встретили и. конечно, пригласили. Он же, услышав о конкурсе, просил о великой чести. Дело в том, что он без памяти любит детей. Нет, Билл Окшот, Балбесу не выкрутиться. Планк — не кто-нибудь, Планк — знаменитость. Если вы спросите, что я думаю об этом замысле, я вам отвечу, что он — идеален.
Рыбьи глаза страдальца немного посветлели. Конечно, он боялся, как бы его благодетель чего-нибудь не натворил, но еще больше боялся он остаться без помощи. Когда преподобный Обри Другг увидел сорока трех матрон с сорока тремя на редкость мерзкими младенцами, он побледнел, хотя не ведал страха и мог усмирить даже ревностных прихожанок.
— Ладно! — воскликнул Билл. — Пошли. А вообще-то здорово.
— Пошли, — согласился граф. — Возьмите чемодан.
Когда они подходили к воротам (граф — задумчиво, Билл — оживленно), они услышали шум машины. Билл оглянулся и стал буро-лиловым.
— Это дядя, — сказал он. — Может, мы…
— Стыдитесь, Билл Окшот, — прервал его лорд Икенхем, всегда готовый подбодрить в час опасности. — Это — слабость. Лучше крикнем ему: «Э-э-э-э-эй!»
3 Сэр Эйлмер провел в Икенхеме четыре минуты, и каждая из них была ему неприятна. Иногда говорят, что человек побывал в огненной печи. Здесь уместней сказать, что он побывал в морозильнике.
Если вы хотите, чтобы дворецкий позволил вам искать фотографии в незнакомом доме, вы непременно сочтете его холодноватым; а Коггз и сам по себе был холоднее среднего. Этот солидный мажордом, похожий отчасти на луну, отчасти на треску, глядел прямо в душу. А всякий, кому глядела в душу треска, останется недоволен.
Коггз не заподозрил пришельца в интересе к ложкам, но как бы и заподозрил. Промолвив: «Нет, сэр, не могу», он отступил в темноту дома и захлопнул дверь. Когда мы говорим «захлопнул», мы имеем в виду, что она хлопнула, едва не прищемив баронету усы.
Вынести это нелегко, если ты привык к повиновению: и мы не удивимся, что сэр Эйлмер не обрадовался крику «Э-э-э-э-эй!». Если бы в эти мгновения его увидел туземный вождь, он бы воззвал к своему божеству и полез на дерево.
Лорд Икенхем был покрепче вождя. Он вышел на дорогу и воскликнул:
— Балбес!
Сэр Эйлмер больше удивился забытому прозвищу, чем тому странному факту, что кто-то встал перед машиной. Он затормозил, приник к ветровому стеклу, но не узнал незнакомца, хотя понял, что перед ним — школьный товарищ, и пожалел, что не решится его переехать.
Собственно, он и не смог бы, ибо таинственный друг детства стал одной ногой на подножку и приветливо похлопал его по плечу.
— Балбес, — с мягким укором сказал он, — ты меня совсем забыл.
Сэр Эйлмер спорить не стал, мучительно гадая, кто же перед ним.
— Да, — сказал незнакомец, — быстротечна юная дружба. Что ж, помогу тебе. Я — Планк.
— Планк?
— Брабазон-Планк, — вмешался Билл, ободренный тем изяществом, с каким вел беседу его сообщник. — Начальник нашей экспедиции.
— Не верь ему, Балбес, — возразил пятый граф. — Номинально — да, это так. Но истинный начальник — он сам, Билл Окшот. Душа экспедиции! Кто отдавал больным свою долю воды, презирал кайманов, подбодрял собратьев, когда они страдали, что не переоделись к обеду? Стальной Билл. Можешь гордиться племянником.
— Планк? — задумчиво произнес сэр Эйлмер. — Ерунда!
— Почему?
— У него огромный зад.
— А, понимаю! Да, помню, был какой-то зад. Но я принимал «Грацию». Попробуй, а? Не помешало бы.
Сэр Эйлмер хрюкнул, и не слишком приветливо. Ему не хотелось вспоминать прекраснозадого Планка.
— В жизни бы не узнал!
— И я бы тебя не узнал, если бы не Билл Окшот. Вот, например, были у тебя усы?
— А что ты тут делаешь? — осведомился сэр Эйлмер.
— Путешествую.
— Вот что! Ну, бог в помощь. До свидания.
Лорд Икенхем мягко улыбнулся.
— Не беспокойся, — сказал он, — я у тебя погощу.
— Что?
— Билл Окшот уговорил. Я все не решался, но тут обнаружилось, что у вас будет конкурс детской красоты. Да я бы ради него прошел пятьдесят миль! Шестьдесят. Чего там, все сто. Буду судьей.
Сэр Эйлмер поджался, словно тигр, у которого из-под носа утащили индийского крестьянина. Лицо его, и так малиновое, налилось царственным пурпуром.
— Судьей?!
— Да. А что?
— Я не позволю!
Лорд Икенхем умел быть и твердым.
— Балбес, — сказал он, — тебе предстоят выборы. Я мог бы на них повлиять, разоблачив две-три тайны. Тебе будет неприятно, если возвышенные души станут спрашивать о том и о сем. Значит, судьей буду я.
Сэр Эйлмер мрачно молчал, шевеля адамовым яблоком, словно проглотил что-то твердое, с шипами. Он метал грозные взгляды, но это не помогало. Он жевал усы, тоже без толку.
— Хорошо, — сказал он так, будто этот ответ вытащил щипцами дантист, и покосился на Билла. Тот вздрогнул.
— Ну, вот, — успокоился граф. — Теперь пойдем смотреть молочную ферму.
— Какие еще фермы?
— Как, у тебя их нет? Ну, конюшню.
— Не держу лошадей.
— Странно. А я-то думал, что наши землевладельцы подразделяются на два вида: одни тащат гостей смотреть конюшню, другие — ферму. Есть небольшой подвид, те смотрят бегонии. Что ж, пойду в кабачок, у меня там дела. А потом
— к тебе. Не буду тебя задерживать, ты ведь спешишь отвести мне лучшую комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37