Как проклинал он теперь жизнь Робинзона, которая так пленяла его юношеское воображение и представлялась непостижимым идеалом! И вот суровая действительность заставила его, городского-жителя, испытать все трудности существования на лоне природы и даже отнять надежду вернуться когда-нибудь в родной дом…
Так прошел самый грустный из всех месяцев — декабрь, и только перед новым годом Годфри стал понемногу поправляться.
Что касается Тартелетта, то он, по милости судьбы, чувствовал себя превосходно, хотя и не переставал охать и стонать. И подобно тому, как грот нимфы Калипсо после отъезда Одиссея «перестал оглашаться веселыми звуками», так и в Вильтри больше не звучала карманная скрипка: ее струны затвердели от холода.
Годфри тревожило не только присутствие хищных зверей, но и возможное появление туземцев. Раз уж им стало известно, что на острове находятся люди, ничто им не помешает сюда вернуться, а бревенчатый забор вряд ли от них защитит: Придя к такому заключению, Годфри решил, что самым надежным убежищем будут ветви секвойи, и поэтому следует позаботиться о более быстром и удобном способе подъема, а также о защите входного отверстия от непрошеных гостей, если бы они попытались проникнуть внутрь дупла.
С помощью Карефиноту Годфри устроил в стенках секвойи ступеньки и соединил их веревкой, свитой из волокнистых растений. Таким образом в жилище Робинзонов появилась лестница.
— Ну, вот! — с улыбкой сказал Годфри, кончив работу. — Теперь у нас два дома: внизу — городской, а сверху — загородный.
— Я предпочел бы погреб, но только на Монтгомери-стрит, — ответил Тартелетт.
Наступили рождественские праздники, которые всегда так весело встречают в Соединенных Штатах Америки. Первый день нового года, наполненный радостными детскими воспоминаниями, был дождливым, снежным, холодным и мрачным.
Вот уже пять месяцев, как потерпевшие крушение на «Дриме» были отрезаны от всего мира.
Начало года не только не казалось счастливым, но сулило еще более суровые испытания.
Снег шел, не переставая, до 17 января. В этот день Годфри выпустил животных на луг, чтобы они сами позаботились о пропитании.
К вечеру опять стало холодно и сыро. Остров и темные очертания секвой вскоре погрузились в глубокий мрак.
Годфри и Карефиноту, вытянувшись на своих постелях, напрасно старались заснуть. Около десяти часов они услышали доносившийся с севера отдаленный шум, который постепенно становился все отчетливее.
Ошибки быть не могло. Поблизости бродили хищные звери. К страшным завываниям тигра и гиены присоединилось дикое рычание пантеры и льва. Какой» это был ужасный концерт!
Годфри, Тартелетт и негр немедленно вскочили, охваченные неописуемым страхом. Надо заметить, что Карефиноту выказывал не только страх, но и крайнее удивление.
Так в отчаянной тревоге прошло два долгих часа. Рычание слышалось все ближе и ближе и вдруг сразу прекратилось, как если бы стая диких зверей, не зная местности, по которой проходила, вдруг подалась в другую сторону. Быть может, Вильтри избежит нападения?
«Так или иначе, — думал Годфри, — если нам не удастся уничтожить всех этих зверей до последнего, покоя на острове не будет».
Вскоре после полуночи возобновился яростный рев. Хищники теперь находились в непосредственной близости от Вильтри.
Но откуда здесь взялись дикие звери? Ведь не могли же они приплыть по морю на остров Фины? Значит, они были здесь раньше, еще до появления Годфри! В таком случае, что побуждало их так старательно прятаться и почему во время экскурсий по острову и охоты в самых отдаленных местах, если не считать случайной встречи с медведем и тигром, он ни разу не напал на их след? И где находится таинственное логово, в котором скрывались все эти львы, гиены, пантеры и тигры? Из всего непонятного, что творилось до сих пор на острове, внезапное нападение зверей было самой необъяснимой загадкой.
Карефиноту, казалось, не верил ушам своим, содрогаясь от грозного рева. При свете очага можно было заметить, как на его черном лице появлялись странные гримасы.
Тартелетт то жалобно хныкал, то причитал в своем углу. Он забрасывал Годфри вопросами, но тот не имел ни желания, ни возможности ему отвечать. Перед лицом страшной опасности юноша измышлял средства, как ее предотвратить.
Он не раз выходил с Карефиноту к бревенчатой ограде, чтобы убедиться, крепко ли заперта дверь.
Вдруг, откуда ни возьмись, стадо домашних животных со страшным шумом бросилось к Вильтри.
Козы, бараны и агути, испуганные рычанием хищных зверей и чуя их приближение, покинули пастбище и в панике устремились к большим секвойям.
— Нужно открыть дверь! — крикнул Годфри.
Карефиноту кивнул головой в знак согласия и молча выполнил приказание.
В ту же минуту стадо ринулось внутрь загородки, а вслед за ним в глубокой темноте метнулись неясные тени и фосфорическим блеском сверкнули зловещие глаза.
Нельзя было терять ни секунды. Годфри не успел опомниться, как Карефиноту втолкнул его в дупло и закрыл дверь Вильтри. Все это туземец проделал в мгновение ока.
Но калитка забора осталась незапертой, и хищники прорвались за ограду. Снова раздался дикий рев, к которому примешивалось жалобное блеяние скота.
Годфри и Карефиноту, прильнув к окошкам, прорубленным в коре секвойи, с трепетом следили за кровавой оргией хищников.
Тигры или львы, пантеры или гиены — в темноте нелегко было разобрать, какие именно звери — накинулись на домашних животных.
Тартелетт, в припадке безумного страха, схватил ружье и, просунув его наружу, собирался спустить курок.
Годфри успел его удержать.
— Остановитесь! — сказал он учителю. — В такой темноте почти невозможно попасть в цель, а у нас-не так много зарядов, чтобы тратить попусту. Нужно подождать до рассвета!
И он был прав. Скорее, чем хищных зверей, пули могли сразить домашних животных, которых было значительно больше. Спасти их теперь казалось совершенно невозможно. Пожалуй, даже благоразумнее было ими пожертвовать, чтобы дикие звери, насытившись, убрались еще до рассвета из Вильтри. Тогда будет время поразмыслить, как уберечься от нового нападения.
«Лучше всего, — думал Годфри, — воспользоваться ночным мраком, чтобы не выдать хищникам своего присутствия и не дать им повода предпочесть людей домашним животным».
Но обезумевший от ужаса Тартелетт не способен был внимать ни просьбам, ни уговорам. И тогда Годфри без лишних слов отобрал у него ружье. Учитель танцев в отчаянии упал на свою постель, проклиная и путешествия, и путешественников, и вообще всех маньяков, которым не сидится дома.
Тем временем Годфри с Карефиноту снова заняли наблюдательные посты, не в силах помешать ужасной резне, происходившей в нескольких шагах от Вильтри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Так прошел самый грустный из всех месяцев — декабрь, и только перед новым годом Годфри стал понемногу поправляться.
Что касается Тартелетта, то он, по милости судьбы, чувствовал себя превосходно, хотя и не переставал охать и стонать. И подобно тому, как грот нимфы Калипсо после отъезда Одиссея «перестал оглашаться веселыми звуками», так и в Вильтри больше не звучала карманная скрипка: ее струны затвердели от холода.
Годфри тревожило не только присутствие хищных зверей, но и возможное появление туземцев. Раз уж им стало известно, что на острове находятся люди, ничто им не помешает сюда вернуться, а бревенчатый забор вряд ли от них защитит: Придя к такому заключению, Годфри решил, что самым надежным убежищем будут ветви секвойи, и поэтому следует позаботиться о более быстром и удобном способе подъема, а также о защите входного отверстия от непрошеных гостей, если бы они попытались проникнуть внутрь дупла.
С помощью Карефиноту Годфри устроил в стенках секвойи ступеньки и соединил их веревкой, свитой из волокнистых растений. Таким образом в жилище Робинзонов появилась лестница.
— Ну, вот! — с улыбкой сказал Годфри, кончив работу. — Теперь у нас два дома: внизу — городской, а сверху — загородный.
— Я предпочел бы погреб, но только на Монтгомери-стрит, — ответил Тартелетт.
Наступили рождественские праздники, которые всегда так весело встречают в Соединенных Штатах Америки. Первый день нового года, наполненный радостными детскими воспоминаниями, был дождливым, снежным, холодным и мрачным.
Вот уже пять месяцев, как потерпевшие крушение на «Дриме» были отрезаны от всего мира.
Начало года не только не казалось счастливым, но сулило еще более суровые испытания.
Снег шел, не переставая, до 17 января. В этот день Годфри выпустил животных на луг, чтобы они сами позаботились о пропитании.
К вечеру опять стало холодно и сыро. Остров и темные очертания секвой вскоре погрузились в глубокий мрак.
Годфри и Карефиноту, вытянувшись на своих постелях, напрасно старались заснуть. Около десяти часов они услышали доносившийся с севера отдаленный шум, который постепенно становился все отчетливее.
Ошибки быть не могло. Поблизости бродили хищные звери. К страшным завываниям тигра и гиены присоединилось дикое рычание пантеры и льва. Какой» это был ужасный концерт!
Годфри, Тартелетт и негр немедленно вскочили, охваченные неописуемым страхом. Надо заметить, что Карефиноту выказывал не только страх, но и крайнее удивление.
Так в отчаянной тревоге прошло два долгих часа. Рычание слышалось все ближе и ближе и вдруг сразу прекратилось, как если бы стая диких зверей, не зная местности, по которой проходила, вдруг подалась в другую сторону. Быть может, Вильтри избежит нападения?
«Так или иначе, — думал Годфри, — если нам не удастся уничтожить всех этих зверей до последнего, покоя на острове не будет».
Вскоре после полуночи возобновился яростный рев. Хищники теперь находились в непосредственной близости от Вильтри.
Но откуда здесь взялись дикие звери? Ведь не могли же они приплыть по морю на остров Фины? Значит, они были здесь раньше, еще до появления Годфри! В таком случае, что побуждало их так старательно прятаться и почему во время экскурсий по острову и охоты в самых отдаленных местах, если не считать случайной встречи с медведем и тигром, он ни разу не напал на их след? И где находится таинственное логово, в котором скрывались все эти львы, гиены, пантеры и тигры? Из всего непонятного, что творилось до сих пор на острове, внезапное нападение зверей было самой необъяснимой загадкой.
Карефиноту, казалось, не верил ушам своим, содрогаясь от грозного рева. При свете очага можно было заметить, как на его черном лице появлялись странные гримасы.
Тартелетт то жалобно хныкал, то причитал в своем углу. Он забрасывал Годфри вопросами, но тот не имел ни желания, ни возможности ему отвечать. Перед лицом страшной опасности юноша измышлял средства, как ее предотвратить.
Он не раз выходил с Карефиноту к бревенчатой ограде, чтобы убедиться, крепко ли заперта дверь.
Вдруг, откуда ни возьмись, стадо домашних животных со страшным шумом бросилось к Вильтри.
Козы, бараны и агути, испуганные рычанием хищных зверей и чуя их приближение, покинули пастбище и в панике устремились к большим секвойям.
— Нужно открыть дверь! — крикнул Годфри.
Карефиноту кивнул головой в знак согласия и молча выполнил приказание.
В ту же минуту стадо ринулось внутрь загородки, а вслед за ним в глубокой темноте метнулись неясные тени и фосфорическим блеском сверкнули зловещие глаза.
Нельзя было терять ни секунды. Годфри не успел опомниться, как Карефиноту втолкнул его в дупло и закрыл дверь Вильтри. Все это туземец проделал в мгновение ока.
Но калитка забора осталась незапертой, и хищники прорвались за ограду. Снова раздался дикий рев, к которому примешивалось жалобное блеяние скота.
Годфри и Карефиноту, прильнув к окошкам, прорубленным в коре секвойи, с трепетом следили за кровавой оргией хищников.
Тигры или львы, пантеры или гиены — в темноте нелегко было разобрать, какие именно звери — накинулись на домашних животных.
Тартелетт, в припадке безумного страха, схватил ружье и, просунув его наружу, собирался спустить курок.
Годфри успел его удержать.
— Остановитесь! — сказал он учителю. — В такой темноте почти невозможно попасть в цель, а у нас-не так много зарядов, чтобы тратить попусту. Нужно подождать до рассвета!
И он был прав. Скорее, чем хищных зверей, пули могли сразить домашних животных, которых было значительно больше. Спасти их теперь казалось совершенно невозможно. Пожалуй, даже благоразумнее было ими пожертвовать, чтобы дикие звери, насытившись, убрались еще до рассвета из Вильтри. Тогда будет время поразмыслить, как уберечься от нового нападения.
«Лучше всего, — думал Годфри, — воспользоваться ночным мраком, чтобы не выдать хищникам своего присутствия и не дать им повода предпочесть людей домашним животным».
Но обезумевший от ужаса Тартелетт не способен был внимать ни просьбам, ни уговорам. И тогда Годфри без лишних слов отобрал у него ружье. Учитель танцев в отчаянии упал на свою постель, проклиная и путешествия, и путешественников, и вообще всех маньяков, которым не сидится дома.
Тем временем Годфри с Карефиноту снова заняли наблюдательные посты, не в силах помешать ужасной резне, происходившей в нескольких шагах от Вильтри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44