Так что скоро только об этом и будут трепаться. Мы, жены, всегда последними обо всем узнаем. Я рада, что мой такой урод, – кому он нужен с такой рожей? Он как дыхнет – старая шлюха убежит, не то что нормальная девка.
Белла снова закатилась смехом, и Джун, глядя в ее широко раскрытый хохочущий рот, в котором не хватало переднего зуба, почти позавидовала ей. Вся жизнь Беллы заключалась в детях, другой жизни она не знала. Почему Джун этого всегда не хватало? Почему ей всегда хотелось большего?
Дэбби и Сьюзен молча слушали разговор двух женщин. Когда они вышли из тепла на холодную улицу, Сьюзен взяла мать за руку и крепко сжала. Она еле сдерживала слезы. Гнев и обида переполняли ее сердце.
Подозвав такси, Джун поцеловала дочерей и велела им отправляться домой, пообещав вручить подарки на следующий день. Такси тронулось. Джун с тяжелым сердцем смотрела, как они уезжали. Она стояла на тротуаре и думала, что теперь ей определенно придется выяснять отношения с Джимми. Но был канун Рождества, и хотелось бы обойтись без скандала.
Наконец в дверях появилась Белла. Пыхтя и задыхаясь, она на ходу натягивала на себя пальто и шапку.
– Может, тебе будет легче, если переночуешь у меня? Я всегда тебе рада.
Доброта подруги оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения. Из глаз Джун неудержимо покатились слезы.
– Гнусный подонок, вот он кто, Белла! Гадкий, грязный, вонючий ублюдок!
Белла и смеялась, и одновременно заливалась слезами вместе с подругой.
Джун поставила на стол перед Джимми тарелку с едой. Он молча следил за ее движениями, а затем произнес:
– Мне не ставь. Я уже перекусил. Слушай, почему бы тебе не пойти сегодня вечером куда-нибудь в гости, а? Сегодня я занят, понимаешь, ужасно занят…
Джун посмотрела на него и улыбнулась.
– Ах ты, лгун поганый! Ты занят, это правда, но не по работе, хотя спать с Морин – это, думаю, будь здоров какая тяжелая работа. Ну что молчишь, язык, что ли, проглотил?
Джимми, должно быть жалея ее, принял виноватый вид.
– Кто тебе сказал?
Джун вздохнула:
– Значит, ты этого не отрицаешь?
– Как я могу отрицать правду?
– Почему нет? Ты раньше всегда так делал.
– Ну пойми меня, Джун. Я не знал, что это может быть так серьезно. Но так вышло. Я ее люблю.
Джун присела к столу и покачала головой.
– А что будет со мной? Ты любишь ее, а живешь со мной. Точнее, я живу с тобой. Я бросила мужа и детей…
Джимми отмахнулся от нее:
– Имей совесть, Джуни, ты до этого бросала своего мужа ради первого встречного. А что касается бедных девчонок… Господи, да ты была бы не прочь отдать их в собачий приют, если бы их там взяли. Так что не заливай про свои чувства к ним.
– Я любила моих девочек.
Джимми глубоко вздохнул и затем продолжил свою речь:
– Подумай, что ты говоришь, Джун. Ты их любила. Значит, сейчас ты их больше не любишь, выходит, так? Мне раньше казалось, что ты – самая вкусная бабенка на свете… Честно, я так думал. Но больше я так не думаю, миленькая. Мои вкусы с некоторых пор изменились, я теперь летаю выше, и ты меня не устраиваешь. Господи, да погляди, как грязно у нас в доме. Ты почти не убираешь, и готовишь одно и то же дерьмо, и с тобой ни о чем не поговоришь – не получается с тобой разговор. Пожалуйста, Джун, не заводи волынку, не спрашивай, что между нами случилось и все такое. Давай просто скажем друг другу, что у нас с тобой все кончено, киска. Я тебя, как положено, провожу. Все равно я собирался завести этот разговор после Рождества.
– Очень благородно с твоей стороны. Только скажи мне: почему Морин Картер? Что в ней такого, чего нет во мне?
Джимми провел рукой по лицу. Он был раздражен. Вопрос был прямой, и следовало как-то отвечать на него. Разозлившись, он безжалостно отрезал:
– Собственные мозги, Джуни, соображалка. Вот что у нее есть. Она сама все умеет, вокруг нее не надо прыгать, учить уму-разуму. Достаточно или продолжать?
Для Джун его слова были как удар в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание.
– Нет, теперь мне все ясно, спасибо.
Взяв со стола его тарелку с мясом и картошкой, она швырнула все это в мусорное ведро.
– Когда мне убираться отсюда? Вернее, куда мне убираться?
Джимми страдал, но чувство к Морин, как раковая опухоль, успело завладеть всем его существом.
Ему хотелось быть с Морин постоянно, все время смотреть на нее, наблюдать, что она делает. Он знал: Морин привлекала мужчин, особенно состоятельных, с налаженным бизнесом или сделавших хорошую карьеру. Ему не верилось, что из них из всех она выбрала его. Но это случилось, и теперь он хотел, чтобы она была для него единственной женщиной.
– Я перееду отсюда, Джун. Ты можешь оставаться здесь, пока мы не подыщем для тебя другую квартиру, согласна?
Джун грустно кивнула. Она была так убита, что едва могла говорить.
– Я люблю тебя, Джимми.
Эти слова помимо воли сорвались с ее губ.
– Я знаю, Джуни, и поверь, мне очень жаль, что так произошло, девочка моя. На самом деле жаль.
– Я могла бы измениться, постаралась бы… Джимми покачал головой:
– Ты хороша такая, какая есть, и кто-нибудь тебя полюбит, вот увидишь.
Она грустно улыбнулась:
– Как ты? Ты это хотел сказать? Я счастлива.
Он повернулся и вышел из комнаты. Джун слышала, как открылась входная дверь. С криком «Джимми! Джимми!» она рванулась вслед за ним. Он обернулся и посмотрел ей в глаза. Улыбаясь ему, Джун сказала:
– Счастливого Рождества, Джимми.
Он не ответил. Упав на коврик у дверей, Джун так долго плакала, что у нее разболелась голова. Трагедия заключалась в том, что она сказала правду. Она его действительно любила. До сих пор любила.
Ни Дэбби, ни бабушки, ни отца не было дома, и Сьюзен наслаждалась одиночеством. Когда Джун, открыв дверь своим ключом, вошла в дом, у Сьюзен сжалось сердце.
– Привет, мам. Что тебя к нам привело?
Она уже все знала, но не показывала виду. Пусть мать сама подумает и решит, что сказать дочери.
– Просто захотелось забежать к своим девочкам. Сьюзен крепко ее обняла. Если то, о чем говорила Белла, было правдой, то может же так получиться, что она, Сьюзен, переедет отсюда к маме и будет жить вместе с ней. Где-нибудь, только не здесь. С тех пор как девочка услышала разговор двух женщин, эта мысль вертелась в ее голове и не давала ей покоя. Уехать подальше от отца – в этом состояла ее светлая мечта. Это был бы такой праздник для нее! Все равно что Рождество и день рождения одновременно.
Пока Джун потягивала виски, Сьюзен готовила салат, и они болтали о том о сем. Часом позже домой вернулся Джоуи. Увидев, что у них на кухне за столом сидит не кто иной, как его Джун, он разволновался. Джоуи быстро огляделся, опасаясь, не прихватила ли она с собой Джимми, потому что тогда жди беды.
Сунув дочери пятерку, Джун попросила ее сбегать за сигаретами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Белла снова закатилась смехом, и Джун, глядя в ее широко раскрытый хохочущий рот, в котором не хватало переднего зуба, почти позавидовала ей. Вся жизнь Беллы заключалась в детях, другой жизни она не знала. Почему Джун этого всегда не хватало? Почему ей всегда хотелось большего?
Дэбби и Сьюзен молча слушали разговор двух женщин. Когда они вышли из тепла на холодную улицу, Сьюзен взяла мать за руку и крепко сжала. Она еле сдерживала слезы. Гнев и обида переполняли ее сердце.
Подозвав такси, Джун поцеловала дочерей и велела им отправляться домой, пообещав вручить подарки на следующий день. Такси тронулось. Джун с тяжелым сердцем смотрела, как они уезжали. Она стояла на тротуаре и думала, что теперь ей определенно придется выяснять отношения с Джимми. Но был канун Рождества, и хотелось бы обойтись без скандала.
Наконец в дверях появилась Белла. Пыхтя и задыхаясь, она на ходу натягивала на себя пальто и шапку.
– Может, тебе будет легче, если переночуешь у меня? Я всегда тебе рада.
Доброта подруги оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения. Из глаз Джун неудержимо покатились слезы.
– Гнусный подонок, вот он кто, Белла! Гадкий, грязный, вонючий ублюдок!
Белла и смеялась, и одновременно заливалась слезами вместе с подругой.
Джун поставила на стол перед Джимми тарелку с едой. Он молча следил за ее движениями, а затем произнес:
– Мне не ставь. Я уже перекусил. Слушай, почему бы тебе не пойти сегодня вечером куда-нибудь в гости, а? Сегодня я занят, понимаешь, ужасно занят…
Джун посмотрела на него и улыбнулась.
– Ах ты, лгун поганый! Ты занят, это правда, но не по работе, хотя спать с Морин – это, думаю, будь здоров какая тяжелая работа. Ну что молчишь, язык, что ли, проглотил?
Джимми, должно быть жалея ее, принял виноватый вид.
– Кто тебе сказал?
Джун вздохнула:
– Значит, ты этого не отрицаешь?
– Как я могу отрицать правду?
– Почему нет? Ты раньше всегда так делал.
– Ну пойми меня, Джун. Я не знал, что это может быть так серьезно. Но так вышло. Я ее люблю.
Джун присела к столу и покачала головой.
– А что будет со мной? Ты любишь ее, а живешь со мной. Точнее, я живу с тобой. Я бросила мужа и детей…
Джимми отмахнулся от нее:
– Имей совесть, Джуни, ты до этого бросала своего мужа ради первого встречного. А что касается бедных девчонок… Господи, да ты была бы не прочь отдать их в собачий приют, если бы их там взяли. Так что не заливай про свои чувства к ним.
– Я любила моих девочек.
Джимми глубоко вздохнул и затем продолжил свою речь:
– Подумай, что ты говоришь, Джун. Ты их любила. Значит, сейчас ты их больше не любишь, выходит, так? Мне раньше казалось, что ты – самая вкусная бабенка на свете… Честно, я так думал. Но больше я так не думаю, миленькая. Мои вкусы с некоторых пор изменились, я теперь летаю выше, и ты меня не устраиваешь. Господи, да погляди, как грязно у нас в доме. Ты почти не убираешь, и готовишь одно и то же дерьмо, и с тобой ни о чем не поговоришь – не получается с тобой разговор. Пожалуйста, Джун, не заводи волынку, не спрашивай, что между нами случилось и все такое. Давай просто скажем друг другу, что у нас с тобой все кончено, киска. Я тебя, как положено, провожу. Все равно я собирался завести этот разговор после Рождества.
– Очень благородно с твоей стороны. Только скажи мне: почему Морин Картер? Что в ней такого, чего нет во мне?
Джимми провел рукой по лицу. Он был раздражен. Вопрос был прямой, и следовало как-то отвечать на него. Разозлившись, он безжалостно отрезал:
– Собственные мозги, Джуни, соображалка. Вот что у нее есть. Она сама все умеет, вокруг нее не надо прыгать, учить уму-разуму. Достаточно или продолжать?
Для Джун его слова были как удар в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание.
– Нет, теперь мне все ясно, спасибо.
Взяв со стола его тарелку с мясом и картошкой, она швырнула все это в мусорное ведро.
– Когда мне убираться отсюда? Вернее, куда мне убираться?
Джимми страдал, но чувство к Морин, как раковая опухоль, успело завладеть всем его существом.
Ему хотелось быть с Морин постоянно, все время смотреть на нее, наблюдать, что она делает. Он знал: Морин привлекала мужчин, особенно состоятельных, с налаженным бизнесом или сделавших хорошую карьеру. Ему не верилось, что из них из всех она выбрала его. Но это случилось, и теперь он хотел, чтобы она была для него единственной женщиной.
– Я перееду отсюда, Джун. Ты можешь оставаться здесь, пока мы не подыщем для тебя другую квартиру, согласна?
Джун грустно кивнула. Она была так убита, что едва могла говорить.
– Я люблю тебя, Джимми.
Эти слова помимо воли сорвались с ее губ.
– Я знаю, Джуни, и поверь, мне очень жаль, что так произошло, девочка моя. На самом деле жаль.
– Я могла бы измениться, постаралась бы… Джимми покачал головой:
– Ты хороша такая, какая есть, и кто-нибудь тебя полюбит, вот увидишь.
Она грустно улыбнулась:
– Как ты? Ты это хотел сказать? Я счастлива.
Он повернулся и вышел из комнаты. Джун слышала, как открылась входная дверь. С криком «Джимми! Джимми!» она рванулась вслед за ним. Он обернулся и посмотрел ей в глаза. Улыбаясь ему, Джун сказала:
– Счастливого Рождества, Джимми.
Он не ответил. Упав на коврик у дверей, Джун так долго плакала, что у нее разболелась голова. Трагедия заключалась в том, что она сказала правду. Она его действительно любила. До сих пор любила.
Ни Дэбби, ни бабушки, ни отца не было дома, и Сьюзен наслаждалась одиночеством. Когда Джун, открыв дверь своим ключом, вошла в дом, у Сьюзен сжалось сердце.
– Привет, мам. Что тебя к нам привело?
Она уже все знала, но не показывала виду. Пусть мать сама подумает и решит, что сказать дочери.
– Просто захотелось забежать к своим девочкам. Сьюзен крепко ее обняла. Если то, о чем говорила Белла, было правдой, то может же так получиться, что она, Сьюзен, переедет отсюда к маме и будет жить вместе с ней. Где-нибудь, только не здесь. С тех пор как девочка услышала разговор двух женщин, эта мысль вертелась в ее голове и не давала ей покоя. Уехать подальше от отца – в этом состояла ее светлая мечта. Это был бы такой праздник для нее! Все равно что Рождество и день рождения одновременно.
Пока Джун потягивала виски, Сьюзен готовила салат, и они болтали о том о сем. Часом позже домой вернулся Джоуи. Увидев, что у них на кухне за столом сидит не кто иной, как его Джун, он разволновался. Джоуи быстро огляделся, опасаясь, не прихватила ли она с собой Джимми, потому что тогда жди беды.
Сунув дочери пятерку, Джун попросила ее сбегать за сигаретами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121