Прячется, наверное, где-нибудь в отеле. Оставайтесь здесь и никуда не двигайтесь. Я прикажу моим людям обыскать весь дом.
— Я… Я со страху умру, — пролепетала Шейла.
— Я не думаю, что он представляет для вас опасность, — сказал Купер. — Потерпите… Скоро все кончится.
— Так останьтесь со мной, — вздохнула Шейла.
— Не могу, — сказал Купер. — Он может ускользнуть в любую минуту.
Он стоял рядом с ней, и Дан понял, что он обнял ее за плечи.
— Ну, ну, — сказал Купер. — Хочу вам кое-что сообщить, это вас успокоит. Ваш муж не негр. Я разыскал документы, которые это доказывают. У него на совести три убийства, но хороший адвокат может добиться смягчения приговора. Электрического стула он должен избежать. Ну, как, успокоило это ваши угрызения?
— Не негр?.. — прошептала Шейла. — Но… но тогда… значит… он убил… не брата?
— Он ему был не брат. — сказал Купер. — Он убил шантажиста. А потом обезумел. Можно его вытащить, доказать, что убийство вынужденное, в силу обстоятельств.
Он секунду помолчал.
— Для развода это не помеха, — сказал он, — … но… это многое облегчает…
Он резко обернулся. У окна послышался легкий шум. Он вытащил револьвер, услышал крики на улице и ринулся к окну.
XXX
Я пошевельнуться не мог. Вошел этот фараон, и я остался за своей портьерой. Если бы он сделал хоть шаг ко мне, пришлось бы пальнуть в него, а мне не хотелось в него палить. Я хотел просто ждать. Может быть, они уйдут, так меня и не отыскав. Шейла, вроде, была в страхе. Она, наверное, вцепилась в руку того лягавого, как когда-то вначале вцеплялась в мою. Я хотел ее видеть. Я что угодно дал бы, лишь бы ее увидеть. Теперь, когда он пришел, я бы решился отодвинуть занавеску, но это был лягавый, и он разыскивал меня. Дом, верно, оцепили, все начинается по-новой. Куда бы я теперь ни пошел, они будут окружать меня и караулить, словно дикую кошку на дереве.
Я не слушал, о чем они говорят, только голоса, а потом слова того мусора вонзились в мой мозг, словно лезвие из раскаленной стали, когда он сказал, что я белый. И тут я больше уже совсем ничего не видел и понял, что я наделал. Я так долго боялся, мне казалось, что меня преследуют. Я годами бил их по морде, даже надоело. Я удивлялся, что мне хорошо среди них, что я себя чувствую им подобным. Я вспомнил, что один приятель негр ответил мне однажды в школе. Я гордился тем, что я белый.
Я сказал ему: «А каково быть негром?» Помню, вид у него стал удивленный, чуть пристыженный. Я его как бы ранил. Он едва не заплакал и ответил мне: «Да никак, Дан, сам ведь знаешь», и я ему вдарил, у него кровь пошла из губы, а он от удивления захлопал глазами. Мне было так страшно вначале, когда они стали обращаться со мной, как с белым. Я отважился пойти работать туда, они меня ни о чем не спросили, и все устроилось мало-помалу, а я все же хотел отомстить им. У них особый запах, говорят белые, а я гордился, потому как от меня не пахло. Только никогда не чувствуешь своего запаха. Они меня побаивались, потому что я был сильным, и я гордился, что сильный, как гордился тем, что белый. Но пришел Ричард, я все детство с ним провел, он был мне поистине брат, тогда я в это верил, и я его убил. Я верил, что он мой брат, когда убивал его. Шейла, конечно, тоже так думала. Я так горд был, когда женился на Шейле, всем им отомстил, и когда овладевал ей, то тоже мстил, и так, мало-помалу стал белым; потребовались годы, чтобы всякий след стерся, и надо же было, чтобы вернулся Ричард, и я опять поверил, что я негр. Эти две девки, Энн и Салли, но я не стал бы импотентом, если бы не вообразил, что во мне негритянская кровь, и пришлось убить Ричарда. Надо было пойти в полицию, они бы отыскали документы и доказали, что я белый, и тогда Ричард ушел бы.
Я убил Ричарда зазря. Его кости трещали под моими руками. И девку убил одним ударом кулака. И ростовщик умер, до смерти сгорел. Всех их убил зазря. И Шейлу потерял. Отель оцепляют.
Он сказал, что это многое облегчит. Есть и другие способы облегчить.
XXXI
Дан словно как бы очнулся ото сна. Медленно и неотвратимо перешагнул через подоконник, пригнулся, чтобы пройти под рамой. Увидел там, далеко внизу, на мостовой плотную массу людей, инстинктивно сжался, чтобы избежать их. Его тело кувырнулось в воздухе, словно неловкая лягушка, и разбилось о твердый асфальт.
Помощник фотографа Макс Клейн успел сделать лучший снимок за всю свою жизнь, прежде чем полиция увезла труп. Фотография появилась в «Лайфе» через несколько дней. Отличное было фото.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Различные отклики, вызванные первым произведением Вернона Салливена note 2, побудили меня разродиться по случаю выхода второй книги этого молодого автора вторым предисловием, что представляет одно преимущество: в книге будет на четыре-пять страниц больше, а значит, как говорят в писательском кругу, книжка станет солиднее. Кроме того, время от времени стоит пообщаться по душам с читателем, чтобы он не сомневался, что его не забывают.
Итак, отклики были различные, но все они приводят к четкому, твердому как алмаз и неумолимому выводу: за исключением полдесятка критиков, отнесшихся к книге без предвзятости, критики повели себя как палачи, да вдобавок низшего сорта.
Прежде всего, ссылаясь на одно место в предисловии к первой книге, где говорится о продаже всяческой чепухи (что прекрасно было понято издателями, да и не только ими), эти самые критики беззаботно приписали мне авторство этой книги. Это тактика грубых невежд: я слишком целомудрен и слишком чист, чтобы писать такое.
Я ничуть не протестовал, поскольку это послужило хорошей рекламой, но это ложь, или почти. А в отношении подробностей книги было сказано много других глупостей: некоторые дивились числу и обилию американских автомобилей. Видно никогда не читали Реймонда Чандлера note 3. Другие, курам на смех. распространялись по поводу различных несуразностей, о которых не стану распространяться, поскольку сие вульгарно. А одна личность, выдающая себя за негра с Мартиники, одна фамилия которой настолько несуразна и нелепа, что является оскорблением добрых нравов, заявила, что ни один негр никогда бы не написал подобной книги: ведь он-то хорошо знает повадки негров. Ответим все же этому негру, что он столь же вправе разглагольствовать о своих американских братьях по крови, как китаец из Сан-Франциско о проблемах в Шанхае, а также, что, если сам он не склонен мстить за младшего брата путем спанья с белыми женщинами и дальнейшего превращения их в кровавое месиво, из этого вовсе не следует, что этого не могут делать другие. Но есть рецензии и похуже.
Все эти критики, облившие липкой, зеленоватой желчью первое произведение Вернона Салливена, и другие, превознесшие его до небес, сделали его тем самым весьма заметным событием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Я… Я со страху умру, — пролепетала Шейла.
— Я не думаю, что он представляет для вас опасность, — сказал Купер. — Потерпите… Скоро все кончится.
— Так останьтесь со мной, — вздохнула Шейла.
— Не могу, — сказал Купер. — Он может ускользнуть в любую минуту.
Он стоял рядом с ней, и Дан понял, что он обнял ее за плечи.
— Ну, ну, — сказал Купер. — Хочу вам кое-что сообщить, это вас успокоит. Ваш муж не негр. Я разыскал документы, которые это доказывают. У него на совести три убийства, но хороший адвокат может добиться смягчения приговора. Электрического стула он должен избежать. Ну, как, успокоило это ваши угрызения?
— Не негр?.. — прошептала Шейла. — Но… но тогда… значит… он убил… не брата?
— Он ему был не брат. — сказал Купер. — Он убил шантажиста. А потом обезумел. Можно его вытащить, доказать, что убийство вынужденное, в силу обстоятельств.
Он секунду помолчал.
— Для развода это не помеха, — сказал он, — … но… это многое облегчает…
Он резко обернулся. У окна послышался легкий шум. Он вытащил револьвер, услышал крики на улице и ринулся к окну.
XXX
Я пошевельнуться не мог. Вошел этот фараон, и я остался за своей портьерой. Если бы он сделал хоть шаг ко мне, пришлось бы пальнуть в него, а мне не хотелось в него палить. Я хотел просто ждать. Может быть, они уйдут, так меня и не отыскав. Шейла, вроде, была в страхе. Она, наверное, вцепилась в руку того лягавого, как когда-то вначале вцеплялась в мою. Я хотел ее видеть. Я что угодно дал бы, лишь бы ее увидеть. Теперь, когда он пришел, я бы решился отодвинуть занавеску, но это был лягавый, и он разыскивал меня. Дом, верно, оцепили, все начинается по-новой. Куда бы я теперь ни пошел, они будут окружать меня и караулить, словно дикую кошку на дереве.
Я не слушал, о чем они говорят, только голоса, а потом слова того мусора вонзились в мой мозг, словно лезвие из раскаленной стали, когда он сказал, что я белый. И тут я больше уже совсем ничего не видел и понял, что я наделал. Я так долго боялся, мне казалось, что меня преследуют. Я годами бил их по морде, даже надоело. Я удивлялся, что мне хорошо среди них, что я себя чувствую им подобным. Я вспомнил, что один приятель негр ответил мне однажды в школе. Я гордился тем, что я белый.
Я сказал ему: «А каково быть негром?» Помню, вид у него стал удивленный, чуть пристыженный. Я его как бы ранил. Он едва не заплакал и ответил мне: «Да никак, Дан, сам ведь знаешь», и я ему вдарил, у него кровь пошла из губы, а он от удивления захлопал глазами. Мне было так страшно вначале, когда они стали обращаться со мной, как с белым. Я отважился пойти работать туда, они меня ни о чем не спросили, и все устроилось мало-помалу, а я все же хотел отомстить им. У них особый запах, говорят белые, а я гордился, потому как от меня не пахло. Только никогда не чувствуешь своего запаха. Они меня побаивались, потому что я был сильным, и я гордился, что сильный, как гордился тем, что белый. Но пришел Ричард, я все детство с ним провел, он был мне поистине брат, тогда я в это верил, и я его убил. Я верил, что он мой брат, когда убивал его. Шейла, конечно, тоже так думала. Я так горд был, когда женился на Шейле, всем им отомстил, и когда овладевал ей, то тоже мстил, и так, мало-помалу стал белым; потребовались годы, чтобы всякий след стерся, и надо же было, чтобы вернулся Ричард, и я опять поверил, что я негр. Эти две девки, Энн и Салли, но я не стал бы импотентом, если бы не вообразил, что во мне негритянская кровь, и пришлось убить Ричарда. Надо было пойти в полицию, они бы отыскали документы и доказали, что я белый, и тогда Ричард ушел бы.
Я убил Ричарда зазря. Его кости трещали под моими руками. И девку убил одним ударом кулака. И ростовщик умер, до смерти сгорел. Всех их убил зазря. И Шейлу потерял. Отель оцепляют.
Он сказал, что это многое облегчит. Есть и другие способы облегчить.
XXXI
Дан словно как бы очнулся ото сна. Медленно и неотвратимо перешагнул через подоконник, пригнулся, чтобы пройти под рамой. Увидел там, далеко внизу, на мостовой плотную массу людей, инстинктивно сжался, чтобы избежать их. Его тело кувырнулось в воздухе, словно неловкая лягушка, и разбилось о твердый асфальт.
Помощник фотографа Макс Клейн успел сделать лучший снимок за всю свою жизнь, прежде чем полиция увезла труп. Фотография появилась в «Лайфе» через несколько дней. Отличное было фото.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Различные отклики, вызванные первым произведением Вернона Салливена note 2, побудили меня разродиться по случаю выхода второй книги этого молодого автора вторым предисловием, что представляет одно преимущество: в книге будет на четыре-пять страниц больше, а значит, как говорят в писательском кругу, книжка станет солиднее. Кроме того, время от времени стоит пообщаться по душам с читателем, чтобы он не сомневался, что его не забывают.
Итак, отклики были различные, но все они приводят к четкому, твердому как алмаз и неумолимому выводу: за исключением полдесятка критиков, отнесшихся к книге без предвзятости, критики повели себя как палачи, да вдобавок низшего сорта.
Прежде всего, ссылаясь на одно место в предисловии к первой книге, где говорится о продаже всяческой чепухи (что прекрасно было понято издателями, да и не только ими), эти самые критики беззаботно приписали мне авторство этой книги. Это тактика грубых невежд: я слишком целомудрен и слишком чист, чтобы писать такое.
Я ничуть не протестовал, поскольку это послужило хорошей рекламой, но это ложь, или почти. А в отношении подробностей книги было сказано много других глупостей: некоторые дивились числу и обилию американских автомобилей. Видно никогда не читали Реймонда Чандлера note 3. Другие, курам на смех. распространялись по поводу различных несуразностей, о которых не стану распространяться, поскольку сие вульгарно. А одна личность, выдающая себя за негра с Мартиники, одна фамилия которой настолько несуразна и нелепа, что является оскорблением добрых нравов, заявила, что ни один негр никогда бы не написал подобной книги: ведь он-то хорошо знает повадки негров. Ответим все же этому негру, что он столь же вправе разглагольствовать о своих американских братьях по крови, как китаец из Сан-Франциско о проблемах в Шанхае, а также, что, если сам он не склонен мстить за младшего брата путем спанья с белыми женщинами и дальнейшего превращения их в кровавое месиво, из этого вовсе не следует, что этого не могут делать другие. Но есть рецензии и похуже.
Все эти критики, облившие липкой, зеленоватой желчью первое произведение Вернона Салливена, и другие, превознесшие его до небес, сделали его тем самым весьма заметным событием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22