Ощущение было таким явственным, что он даже потрогал язык пальцем. Легкие жгло при каждом вдохе. Малко тщетно попытался вспомнить, какую максимальную температуру выдерживает человеческий организм.
Загорелся второй ряд прожекторов, и уже через несколько мгновений жара сделалась дикой, невыносимой. Теперь менять положение уже не имело смысла: вся комната превратилась в раскаленную печь. Малко содрогнулся, подумав о том, что Эсперенце пришлось перенести такие страдания совершенно обнаженной. Это был самый настоящий работающий крематорий. Двадцать четыре прожектора были защищены металлической решеткой, и разбить их не представлялось возможным.
От жажды у Малко стучало в висках. Он приблизил лицо к пластинам на стенах и увидел свое отражение. Картина была ужасная: красные как у кролика глаза, искаженные черты, градом бегущий по лицу пот... Ему казалось, что его тело вот-вот распадется на части. Он дико закричал, обезумев от ярости и отчаяния, катаясь по полу и царапая ногтями кафельные плиты-Лампы погасли. Малко не сразу почувствовал это, впав в полубессознательное состояние. Вскоре ему стало легче. Ожоги и жажда по-прежнему причиняли ему огромные страдания, но разбивать голову о металлические стены ему уже не хотелось... Он заставил себя думать о свежем воздухе, голубом небе, о прохладной воде. Но почему же медлят Таконес и остальные друзья Эсперенцы? Малко пытался угадать, что происходило после того, как он позвонил Мерседес, но его мозг отказывался подчиняться ему.
Дверь открылась. Телохранители подхватили Малко под руки и бросили к ногам Гутьерреса. Толстяк по-прежнему пыхтел сигарой. Увидев Малко, он добродушно улыбнулся.
– Ну как, гринго, тебе получше? А теперь говори, зачем ты приехал сюда, вместо того чтобы сидеть на своем поганом острове и целовать задницу Фиделю?
В сущности, Гутьерресу не было до этого никакого дела, но за ценную информацию всегда можно было получить деньги.
Малко не сразу смог ответить. Он судорожно открывал рот, пытаясь остудить горящие легкие. Губы потрескались и болезненно кровоточили. Он сомневался, что выдержит второй подобный сеанс. У него на миг возникло искушение сказать толстому венесульцу: «Я из ЦРУ. Мои друзья знают, где я нахожусь. Немедленно освободите меня, иначе вас ждет смерть». Пене Гутьеррес, наверное, достаточно благоразумен. Он не поленится все проверить, и Малко окажется вне опасности. Но когда обо всем узнает и Эсперенца. А это будет означать окончательный провал операции.
– Вы с ума сошли, – сказал Малко. – Я приехал предложить вам сделку.
– Я вижу, ты не очень-то разговорился, – хмыкнул Гутьеррес. – Ладно, посидишь в «холодильнике» еще. А завтра утром все расскажешь, если, конечно, не сдохнешь. Кстати, возьми с собой свою подружку, чтоб не скучать...
Малко снова швырнули в комнату с металлическими стенами, а вслед за ним втолкнули и Эсперенцу. Прежде чем дверь захлопнулась, австриец услышал насмешливый голос Гутьерреса:
– Когда передумаешь, нажимай на кнопку. Но если я не услышу всей правды, ты пожалеешь, что родился на свет...
Хотя лампы не горели, Малко уже хотелось кричать. Камера пыток сохранила прежнюю температуру. Лицо Эсперенцы было багровым, распухшим, неузнаваемым.
– Значит, тебя они тоже поймали, – пробормотала она. – А остальных?
Малко приблизил губы к ее уху.
– Держись, – прошептал он. – Они знают, где мы. Они приедут и выручат нас.
– Не успеют, – проговорила девушка, едва шевеля пересохшими губами. – Хосе рассказывал мне о таких комнатах. Этого никто не выдерживает.
Она зажмурилась: на потолке загорелись первые шесть ламп. Малко отчаянно пытался вспомнить, сколько времени прошло с момента его телефонного звонка. Сквозь окошко он видел рыхлое лицо Гутьерреса. Тот наблюдал за ними с видом ученого, рассматривающего приколотое к дощечке едва живое насекомое.
* * *
Управившись с несколькими огромными бифштексами, Пепе Гутьеррес вытер испачканный жиром подбородок.
– Выключите через пятнадцать минут, – сказал он телохранителям. – А завтра продолжим...
Он обожал смотреть, как его жертвы варятся в собственном поту, покрываются волдырями и катаются по полу, умоляя о пощаде. В такие минуты Гутьеррес чувствовал себя могущественным, непобедимым и забывал о своем уродстве.
Малко уже совершенно утратил чувство времени. Его тело превратилось в сплошную пожираемую огнем массу. Эсперенца скорчилась рядом на полу и беспрерывно стонала, широко раскрыв рот. Малко чувствовал отвратительное желание прикрыться девушкой как щитом, уложить ее на себя, чтобы получить хотя бы минутную передышку. Теперь он понимал тех людей, которые были готовы совершить что угодно, лишь бы выжить в гитлеровских концлагерях.
Его кожа вздувалась и трескалась, от малейшего прикосновения у него вырывался непроизвольный крик. Друзья Эсперенцы либо бросили их на произвол судьбы, либо не смогли прорваться на виллу Гутьерреса.
Малко попробовал встать, и в зеркальных пластинах отразился шатающийся багровый призрак. Сердце его готово было выскочить из груди. Он понимал, что им осталось жить всего несколько часов, а раз так, пусть операция катится ко всем чертям! Пора во всем признаться Гутьерресу и спасти свою жизнь и жизнь Эсперенцы: контрабандист не осмелится убить агента ЦРУ, и дело кончится арестом Эсперенцы и ее друзей до покушения на вице-президента.
Малко нажал на кнопку звонка и стал ждать. Ему показалось, что прошла уже целая вечность, но ничто не изменилось. Тогда он дотащился до двери и постучал изо всех сил – то есть едва слышно. Ответа по-прежнему не было. Австриец в ярости ударил перстнем в толстое стекло окошка. Наконец за стеклом появилось лицо высокого телохранителя, но открывать тот, похоже, не собирался.
– Я все расскажу! – крикнул Малко. – Откройте!
Телохранитель усмехнулся и исчез. Малко решил, что он пошел предупредить толстяка. Но минуты шли за минутами, а дверь по-прежнему оставалась закрытой. И Малко понял, что Гутьеррес решил обречь их на смерть.
Обессиленный австриец лег на спину, и попытался думать о чем-нибудь приятном, чтобы легче было умирать. Эсперенца уже не подавала никаких признаков жизни.
Глава 11
Таконес Мендоза внезапно проснулся, словно разбуженный непонятным импульсом. Он никогда в глаза не видел пижамы и спал прямо в засаленных джинсах.
Наконец он понял, что его разбудило: кровать Эльдорадо была пуста. Мендоза прислушался, пытаясь разобрать, играет ли ансамбль в ночном баре «Мирадор», но ничего не услышал.
Таконес встал и открыл дверь. Небо на востоке уже начало светлеть, но еще не затянулось тучами, которые приносил с рассветом южный ветер. Значит, сейчас около пяти утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Загорелся второй ряд прожекторов, и уже через несколько мгновений жара сделалась дикой, невыносимой. Теперь менять положение уже не имело смысла: вся комната превратилась в раскаленную печь. Малко содрогнулся, подумав о том, что Эсперенце пришлось перенести такие страдания совершенно обнаженной. Это был самый настоящий работающий крематорий. Двадцать четыре прожектора были защищены металлической решеткой, и разбить их не представлялось возможным.
От жажды у Малко стучало в висках. Он приблизил лицо к пластинам на стенах и увидел свое отражение. Картина была ужасная: красные как у кролика глаза, искаженные черты, градом бегущий по лицу пот... Ему казалось, что его тело вот-вот распадется на части. Он дико закричал, обезумев от ярости и отчаяния, катаясь по полу и царапая ногтями кафельные плиты-Лампы погасли. Малко не сразу почувствовал это, впав в полубессознательное состояние. Вскоре ему стало легче. Ожоги и жажда по-прежнему причиняли ему огромные страдания, но разбивать голову о металлические стены ему уже не хотелось... Он заставил себя думать о свежем воздухе, голубом небе, о прохладной воде. Но почему же медлят Таконес и остальные друзья Эсперенцы? Малко пытался угадать, что происходило после того, как он позвонил Мерседес, но его мозг отказывался подчиняться ему.
Дверь открылась. Телохранители подхватили Малко под руки и бросили к ногам Гутьерреса. Толстяк по-прежнему пыхтел сигарой. Увидев Малко, он добродушно улыбнулся.
– Ну как, гринго, тебе получше? А теперь говори, зачем ты приехал сюда, вместо того чтобы сидеть на своем поганом острове и целовать задницу Фиделю?
В сущности, Гутьерресу не было до этого никакого дела, но за ценную информацию всегда можно было получить деньги.
Малко не сразу смог ответить. Он судорожно открывал рот, пытаясь остудить горящие легкие. Губы потрескались и болезненно кровоточили. Он сомневался, что выдержит второй подобный сеанс. У него на миг возникло искушение сказать толстому венесульцу: «Я из ЦРУ. Мои друзья знают, где я нахожусь. Немедленно освободите меня, иначе вас ждет смерть». Пене Гутьеррес, наверное, достаточно благоразумен. Он не поленится все проверить, и Малко окажется вне опасности. Но когда обо всем узнает и Эсперенца. А это будет означать окончательный провал операции.
– Вы с ума сошли, – сказал Малко. – Я приехал предложить вам сделку.
– Я вижу, ты не очень-то разговорился, – хмыкнул Гутьеррес. – Ладно, посидишь в «холодильнике» еще. А завтра утром все расскажешь, если, конечно, не сдохнешь. Кстати, возьми с собой свою подружку, чтоб не скучать...
Малко снова швырнули в комнату с металлическими стенами, а вслед за ним втолкнули и Эсперенцу. Прежде чем дверь захлопнулась, австриец услышал насмешливый голос Гутьерреса:
– Когда передумаешь, нажимай на кнопку. Но если я не услышу всей правды, ты пожалеешь, что родился на свет...
Хотя лампы не горели, Малко уже хотелось кричать. Камера пыток сохранила прежнюю температуру. Лицо Эсперенцы было багровым, распухшим, неузнаваемым.
– Значит, тебя они тоже поймали, – пробормотала она. – А остальных?
Малко приблизил губы к ее уху.
– Держись, – прошептал он. – Они знают, где мы. Они приедут и выручат нас.
– Не успеют, – проговорила девушка, едва шевеля пересохшими губами. – Хосе рассказывал мне о таких комнатах. Этого никто не выдерживает.
Она зажмурилась: на потолке загорелись первые шесть ламп. Малко отчаянно пытался вспомнить, сколько времени прошло с момента его телефонного звонка. Сквозь окошко он видел рыхлое лицо Гутьерреса. Тот наблюдал за ними с видом ученого, рассматривающего приколотое к дощечке едва живое насекомое.
* * *
Управившись с несколькими огромными бифштексами, Пепе Гутьеррес вытер испачканный жиром подбородок.
– Выключите через пятнадцать минут, – сказал он телохранителям. – А завтра продолжим...
Он обожал смотреть, как его жертвы варятся в собственном поту, покрываются волдырями и катаются по полу, умоляя о пощаде. В такие минуты Гутьеррес чувствовал себя могущественным, непобедимым и забывал о своем уродстве.
Малко уже совершенно утратил чувство времени. Его тело превратилось в сплошную пожираемую огнем массу. Эсперенца скорчилась рядом на полу и беспрерывно стонала, широко раскрыв рот. Малко чувствовал отвратительное желание прикрыться девушкой как щитом, уложить ее на себя, чтобы получить хотя бы минутную передышку. Теперь он понимал тех людей, которые были готовы совершить что угодно, лишь бы выжить в гитлеровских концлагерях.
Его кожа вздувалась и трескалась, от малейшего прикосновения у него вырывался непроизвольный крик. Друзья Эсперенцы либо бросили их на произвол судьбы, либо не смогли прорваться на виллу Гутьерреса.
Малко попробовал встать, и в зеркальных пластинах отразился шатающийся багровый призрак. Сердце его готово было выскочить из груди. Он понимал, что им осталось жить всего несколько часов, а раз так, пусть операция катится ко всем чертям! Пора во всем признаться Гутьерресу и спасти свою жизнь и жизнь Эсперенцы: контрабандист не осмелится убить агента ЦРУ, и дело кончится арестом Эсперенцы и ее друзей до покушения на вице-президента.
Малко нажал на кнопку звонка и стал ждать. Ему показалось, что прошла уже целая вечность, но ничто не изменилось. Тогда он дотащился до двери и постучал изо всех сил – то есть едва слышно. Ответа по-прежнему не было. Австриец в ярости ударил перстнем в толстое стекло окошка. Наконец за стеклом появилось лицо высокого телохранителя, но открывать тот, похоже, не собирался.
– Я все расскажу! – крикнул Малко. – Откройте!
Телохранитель усмехнулся и исчез. Малко решил, что он пошел предупредить толстяка. Но минуты шли за минутами, а дверь по-прежнему оставалась закрытой. И Малко понял, что Гутьеррес решил обречь их на смерть.
Обессиленный австриец лег на спину, и попытался думать о чем-нибудь приятном, чтобы легче было умирать. Эсперенца уже не подавала никаких признаков жизни.
Глава 11
Таконес Мендоза внезапно проснулся, словно разбуженный непонятным импульсом. Он никогда в глаза не видел пижамы и спал прямо в засаленных джинсах.
Наконец он понял, что его разбудило: кровать Эльдорадо была пуста. Мендоза прислушался, пытаясь разобрать, играет ли ансамбль в ночном баре «Мирадор», но ничего не услышал.
Таконес встал и открыл дверь. Небо на востоке уже начало светлеть, но еще не затянулось тучами, которые приносил с рассветом южный ветер. Значит, сейчас около пяти утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44