– А за два месяца он должен был подрасти.
– Он плохо ест. Скучает без тебя. Нам пора, Эвностий.
Мысленно она уже изменила Эаку, нельзя было допустить худшей измены.
– Нет, подожди. Я должен найти Икару какой-нибудь подарок.
Он прижал ребенка к себе, будто пытался защитить его от порывов зимнего ветра или стаи волков.
– Он уже получил подарок. Повидался с тобой. А теперь хочет тебе что-то подарить сам.
Икар обеими руками ухватился за рога Эвностия и чмокнул его в щеку.
– Когда мы снова увидимся? – Вопрос был обращен и к Коре, и к Икару одновременно.
– Не знаю.
– А когда мне можно будет прийти к вам? Эак ведь не говорил «никогда».
– Этого я тоже не знаю, Эвностий.
Он сбегал в мастерскую и принес оттуда детскую шапочку, украшенную перышком. Он сделал ее для Теи, но ей она оказалась велика. Икару же она подходила – у него были такие густые волосы, что голова казалась раза в два больше, чем была на самом деле.
Эвностий махал им рукой, стоя в воротах. Икар в ответ помахал ему шапочкой и заплакал. Мать поспешила унести его в лес. Хорошо, что она знала все тропинки, и ей не нужно было смотреть по сторонам. Весь обратный путь она не отрывала глаз от земли.
Эак вернулся домой первым. Когда они пришли, он вешал на стену лук.
– Я убил медведя, – сказал он. – Если ты засолишь мясо, то у нас всю зиму будет жаркое.
– В Стране Зверей не едят медвежатину.
– Не смотри на других. Поступай, как тебе удобнее. Где вы были?
– У Зоэ.
– Я вижу, у Икара новая шапочка.
– Ее сшил Эвностий и оставил у Зоэ.
Поверил ли он? А если не поверил, то что почувствовал досаду, злость, ярость? За все эти годы ей так и не удалось понять, что прячется за его бесстрастной улыбкой. Она знала, что по-своему он все еще дорожит ею. Но это была уже не любовь, а нежная и чуть снисходительная привязанность, более долговечная, чем быстро умирающая мечта.
Этой ночью он лежал рядом с ней, держал ее за руку и целовал в щеку.
– Кора, моя прекрасная дева. Я услышал твой зов, преодолевающий все расстояния, и пришел. Правильно ли я сделал? Знаешь, до сих пор я здесь чужой. Я ведь не зверь.
– Я хотела, чтобы ты пришел.
– Ты не жалеешь?
– Нет, Эак.
Она ответила, не задумываясь, но в глубине души была не столь уверена в этом.
– Тогда и я не жалею. Мы были счастливы эти годы. Мы не должны жалеть о них. И потом, ты подарила мне наследников.
Он замолчал. Рука его разжалась, казалось, он спит глубоким, спокойным сном. Она поцеловала его в прохладный лоб. Все-таки она его любила, хоть и совсем не знала. Он был ее возлюбленным и при этом оставался незнакомцем, он давал клятву Хирону, когда брал ее в жены, но так никогда и не стал ее настоящим мужем. Прекрасная дева превратилась в жену и мать, а мужчина остался чужеземцем и странником.
Когда Кора проснулась, Эака не было, дети исчезли вместе с ним.
К счастью, мне удалось застать Кору до того, как она успела уйти из своего дерева. Я уже знала, что случилось после ее визита к Эвностию, хотя до последнего момента и представить себе не могла, что последствия будут столь мгновенными и ужасными.
– До Кносса далеко, – сказала она, – нести тяжелый груз я не могу. Надо взять только еду – бутыль с вином и сыр. И желуди, чтобы продержаться неделю.
Она не плакала, плакать было некогда. Она даже не сердилась. Она была абсолютно потерянной.
– Целых три дня у тебя уйдет только на то, чтобы добраться до Кносса. Ты умрешь прежде, чем успеешь найти детей, не говоря уж о том, чтобы вернуться в свое дерево.
– Может, я догоню их на полпути. Ведь у Эака на руках двое.
– Даже если и догонишь, как ты его остановишь?
– Остановить я не смогу, но попрошу оставить детей. Пусть, если ему нужно, уходит, но вернет моих детей.
Он даже не станет разговаривать с тобой, Кора. Я не отпущу тебя.
– Тебе легко это сделать, – сказала она. – Ты сильная. Но сначала придется убить меня. Ты согласна на это, Зоэ?
Впервые я прочитала на ее лице несокрушимую твердость дриады, слишком долго остававшейся девочкой и слишком быстро превратившейся в женщину, дриады, которая знает, что говорит. Я увидела безрассудную смелость, легко переходящую в безумие, если на ее пути встречается преграда.
– Я пойду за Эвностием. Дождись нас. Сделай это ради меня, и мы все вместе решим, как лучше поступить.
– Мне некогда ждать.
Будь прокляты эти ноги! Весь путь до дома Эвностия я, как богиня Артемида на охоте, пробежала, не останавливаясь, и рухнула на землю у самого входа.
– Эак забрал детей!
– Куда?
Он задал всего один вопрос. Известие, похоже, не удивило его. Но лицо исказилось от душевной муки, как от удара еловой веткой. Мне показалось, что он сейчас закричит.
– В Кносс, – ответила я, – беги за Корой. Я вас догоню, когда отдышусь.
Я настигла их уже на краю леса. Эвностию удалось задержать Кору до моего появления, но она по-прежнему пыталась вырваться от него и уйти одна – высокая, решительная, лишь с небольшой плетеной корзинкой в руках, направляющаяся в сторону Страны Людей.
– Послушай, – крикнула я ей вслед. – Как же ты доберешься до Кносса? Ты ведь всю жизнь провела в лесу и никогда из него не выходила.
Она остановилась и подождала, пока я догоню ее. Ей нечего было сказать мне в ответ, но мои слова заставили ее задуматься.
– Ты знаешь, как критские крестьяне относятся к зверям? Они их боятся. Они пугают непослушных детей рассказа ми о том, что мы питаемся людьми. Они поймают и убьют тебя.
Она была похожа на маленькую растерянную девочку.
– Уши и волосы можно спрятать, а если запачкать грязью щеки, то я сойду за крестьянку, идущую на рынок.
– Ты умрешь раньше, чем найдешь детей. Сколько времени ты сможешь прожить без своего дерева?
– Но я-то не привязан к дереву, – воскликнул Эвностий. – Я могу идти куда угодно и привести твоих детей, Кора.
А как ты изменишь свою внешность, разве что замотаешься в саван? Наверху рога, внизу копыта! Ты рассуждаешь, как Партридж.
– Вовсе не надо менять внешность. Стоит мне только замычать как следует, и эти крестьяне бросятся от меня врассыпную, как медведицы Артемиды от дикого медведя.
– А что ты будешь делать в Кноссе?
– Критяне ведь не жестокие чудовища. Во всяком случае, не горожане. Говорят, что царь очень разумный человек. Я попрошу его, чтобы он заставил Эака вернуть детей.
– И ты думаешь, он послушает тебя? Отдаст тебе детей собственного брата, наследников престола?
– Не знаю. Можно, к примеру, разрешить детям полгода жить с Корой, а полгода с отцом. Надо же что-то делать, правда?
– Да мы и будем делать. Мы с тобой пойдем туда вместе, ты и я. Я, а не Кора, притворюсь крестьянкой и уж, не бойся, соображу, как протащить тебя в город. Ты прав, царь умный человек. Скорее всего, он откажет тебе, но не думаю, что сделает с тобой что-нибудь плохое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Он плохо ест. Скучает без тебя. Нам пора, Эвностий.
Мысленно она уже изменила Эаку, нельзя было допустить худшей измены.
– Нет, подожди. Я должен найти Икару какой-нибудь подарок.
Он прижал ребенка к себе, будто пытался защитить его от порывов зимнего ветра или стаи волков.
– Он уже получил подарок. Повидался с тобой. А теперь хочет тебе что-то подарить сам.
Икар обеими руками ухватился за рога Эвностия и чмокнул его в щеку.
– Когда мы снова увидимся? – Вопрос был обращен и к Коре, и к Икару одновременно.
– Не знаю.
– А когда мне можно будет прийти к вам? Эак ведь не говорил «никогда».
– Этого я тоже не знаю, Эвностий.
Он сбегал в мастерскую и принес оттуда детскую шапочку, украшенную перышком. Он сделал ее для Теи, но ей она оказалась велика. Икару же она подходила – у него были такие густые волосы, что голова казалась раза в два больше, чем была на самом деле.
Эвностий махал им рукой, стоя в воротах. Икар в ответ помахал ему шапочкой и заплакал. Мать поспешила унести его в лес. Хорошо, что она знала все тропинки, и ей не нужно было смотреть по сторонам. Весь обратный путь она не отрывала глаз от земли.
Эак вернулся домой первым. Когда они пришли, он вешал на стену лук.
– Я убил медведя, – сказал он. – Если ты засолишь мясо, то у нас всю зиму будет жаркое.
– В Стране Зверей не едят медвежатину.
– Не смотри на других. Поступай, как тебе удобнее. Где вы были?
– У Зоэ.
– Я вижу, у Икара новая шапочка.
– Ее сшил Эвностий и оставил у Зоэ.
Поверил ли он? А если не поверил, то что почувствовал досаду, злость, ярость? За все эти годы ей так и не удалось понять, что прячется за его бесстрастной улыбкой. Она знала, что по-своему он все еще дорожит ею. Но это была уже не любовь, а нежная и чуть снисходительная привязанность, более долговечная, чем быстро умирающая мечта.
Этой ночью он лежал рядом с ней, держал ее за руку и целовал в щеку.
– Кора, моя прекрасная дева. Я услышал твой зов, преодолевающий все расстояния, и пришел. Правильно ли я сделал? Знаешь, до сих пор я здесь чужой. Я ведь не зверь.
– Я хотела, чтобы ты пришел.
– Ты не жалеешь?
– Нет, Эак.
Она ответила, не задумываясь, но в глубине души была не столь уверена в этом.
– Тогда и я не жалею. Мы были счастливы эти годы. Мы не должны жалеть о них. И потом, ты подарила мне наследников.
Он замолчал. Рука его разжалась, казалось, он спит глубоким, спокойным сном. Она поцеловала его в прохладный лоб. Все-таки она его любила, хоть и совсем не знала. Он был ее возлюбленным и при этом оставался незнакомцем, он давал клятву Хирону, когда брал ее в жены, но так никогда и не стал ее настоящим мужем. Прекрасная дева превратилась в жену и мать, а мужчина остался чужеземцем и странником.
Когда Кора проснулась, Эака не было, дети исчезли вместе с ним.
К счастью, мне удалось застать Кору до того, как она успела уйти из своего дерева. Я уже знала, что случилось после ее визита к Эвностию, хотя до последнего момента и представить себе не могла, что последствия будут столь мгновенными и ужасными.
– До Кносса далеко, – сказала она, – нести тяжелый груз я не могу. Надо взять только еду – бутыль с вином и сыр. И желуди, чтобы продержаться неделю.
Она не плакала, плакать было некогда. Она даже не сердилась. Она была абсолютно потерянной.
– Целых три дня у тебя уйдет только на то, чтобы добраться до Кносса. Ты умрешь прежде, чем успеешь найти детей, не говоря уж о том, чтобы вернуться в свое дерево.
– Может, я догоню их на полпути. Ведь у Эака на руках двое.
– Даже если и догонишь, как ты его остановишь?
– Остановить я не смогу, но попрошу оставить детей. Пусть, если ему нужно, уходит, но вернет моих детей.
Он даже не станет разговаривать с тобой, Кора. Я не отпущу тебя.
– Тебе легко это сделать, – сказала она. – Ты сильная. Но сначала придется убить меня. Ты согласна на это, Зоэ?
Впервые я прочитала на ее лице несокрушимую твердость дриады, слишком долго остававшейся девочкой и слишком быстро превратившейся в женщину, дриады, которая знает, что говорит. Я увидела безрассудную смелость, легко переходящую в безумие, если на ее пути встречается преграда.
– Я пойду за Эвностием. Дождись нас. Сделай это ради меня, и мы все вместе решим, как лучше поступить.
– Мне некогда ждать.
Будь прокляты эти ноги! Весь путь до дома Эвностия я, как богиня Артемида на охоте, пробежала, не останавливаясь, и рухнула на землю у самого входа.
– Эак забрал детей!
– Куда?
Он задал всего один вопрос. Известие, похоже, не удивило его. Но лицо исказилось от душевной муки, как от удара еловой веткой. Мне показалось, что он сейчас закричит.
– В Кносс, – ответила я, – беги за Корой. Я вас догоню, когда отдышусь.
Я настигла их уже на краю леса. Эвностию удалось задержать Кору до моего появления, но она по-прежнему пыталась вырваться от него и уйти одна – высокая, решительная, лишь с небольшой плетеной корзинкой в руках, направляющаяся в сторону Страны Людей.
– Послушай, – крикнула я ей вслед. – Как же ты доберешься до Кносса? Ты ведь всю жизнь провела в лесу и никогда из него не выходила.
Она остановилась и подождала, пока я догоню ее. Ей нечего было сказать мне в ответ, но мои слова заставили ее задуматься.
– Ты знаешь, как критские крестьяне относятся к зверям? Они их боятся. Они пугают непослушных детей рассказа ми о том, что мы питаемся людьми. Они поймают и убьют тебя.
Она была похожа на маленькую растерянную девочку.
– Уши и волосы можно спрятать, а если запачкать грязью щеки, то я сойду за крестьянку, идущую на рынок.
– Ты умрешь раньше, чем найдешь детей. Сколько времени ты сможешь прожить без своего дерева?
– Но я-то не привязан к дереву, – воскликнул Эвностий. – Я могу идти куда угодно и привести твоих детей, Кора.
А как ты изменишь свою внешность, разве что замотаешься в саван? Наверху рога, внизу копыта! Ты рассуждаешь, как Партридж.
– Вовсе не надо менять внешность. Стоит мне только замычать как следует, и эти крестьяне бросятся от меня врассыпную, как медведицы Артемиды от дикого медведя.
– А что ты будешь делать в Кноссе?
– Критяне ведь не жестокие чудовища. Во всяком случае, не горожане. Говорят, что царь очень разумный человек. Я попрошу его, чтобы он заставил Эака вернуть детей.
– И ты думаешь, он послушает тебя? Отдаст тебе детей собственного брата, наследников престола?
– Не знаю. Можно, к примеру, разрешить детям полгода жить с Корой, а полгода с отцом. Надо же что-то делать, правда?
– Да мы и будем делать. Мы с тобой пойдем туда вместе, ты и я. Я, а не Кора, притворюсь крестьянкой и уж, не бойся, соображу, как протащить тебя в город. Ты прав, царь умный человек. Скорее всего, он откажет тебе, но не думаю, что сделает с тобой что-нибудь плохое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43