– радостно крикнул он. – Поздравляю! – Глеб остановился, потер кулак о кулак. – Иди сюда, получай добавку… Обещаю оставить в живых!
Боря замедлил шаг.
– Ну ладно, не буду бить. Пожалею. Так сказать, друзья по несчастью… Иди же сюда!
Боря пошел еще тише, потом остановился.
– Иди же! – бодро повторил Глеб. – Не буду бить… И лодку не буду отбирать, и лайнер просить… Даю слово!
– У тебя нет слова, – сказал Боря.
– Ну не сердись… Давай знаешь что? – Глеб посмотрел на пруд, и глаза его блеснули холодной злобой. – Я ненавижу их! А ты?
– А я… А я… – Боря выбирал слова, чтоб покрепче задеть Глеба. – А я люблю.
– Их? Нет, ты серьезно?
– Серьезно.
– Врешь! – закричал Глеб.
Конечно, Боря и вправду немножко врал. И не так уж немножко.
– Не вру, – сказал он.
– А я-то хотел тебе предложить…
– Уходи от меня, – сказал Боря, сжал кулаки и пошел на него, и Глеб, тяжелый, толстощекий, отпрыгнул от него и побежал, и у него при этом сильно тряслись щеки.
И вот тогда, когда Глеб исчез и уже не было видно ребят у пруда, из глаз Бори вдруг брызнули слезы и он заревел от обиды и горя. Все у него ушло, все пропало, исчезло… Все-все! Как он теперь посмотрит ребятам в глаза? Что скажет? И Наташке, и другим…
И тут Боря вспомнил о Хитром глазе. Много от него толку? Не было бы его – не на что было бы надеяться, а то ведь все время на что-то надеешься, думаешь, ждешь… Выбросить его надо! Швырнуть в пруд. Разбить об стену дома… Но… Но что, если среди этих кнопок все-таки есть хоть одна счастливая, которая сможет все изменить?
Но какая? Какая? В последний раз нажмет.
И он наугад нажал кнопку с цифрой 8».
МОЖЕТ, ЭТА СЧАСТЛИВАЯ?
Боря шел домой, ощущая под мышкой округло-твердую лодку, но радости не чувствовал.
Какая там радость! Он не знал, куда деться, и слезы текли по его лицу. Уж лучше б не искали лодку. И он не просил. И они б не отдали… А то ведь как все получилось… Даже Наташка… А Глеб.., вот наглец!.. Ах, как все плохо!
Вот и его дом. Боря вытер рукавом куртки глаза и двинулся к своему подъезду. По тротуару медленно прогуливалась Александра Александровна – ну конечно, где ж ей еще быть! – и на ходу читала книжку с красным обрезом. Воздухом дышит. Это Врачи ей прописали, по словам мамы, побольше дышать свежим воздухом. Увидев Борю, она оторвала от книги голову и, слегка поклонившись, улыбнулась ему краешками своих старых, бесцветных губ и поздоровалась.
Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так – сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?
– Как дела, Борис? – спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:
– Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, – не ленись писать домой письма…
Что это она?
Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать, сказал: «Ладно», и побежал к лифту. А ведь лицо у нее было ничего, она улыбалась… Что с ней такое?
«А Костик улыбнется?» – подумал он в лифте.
В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.
Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!
– Уйти? – Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:
– Оставайтесь…
– А мы тебе не будем мешать? – спросил Костик. – Или ты хочешь позаниматься?
– Ничего-ничего, – сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) – Лепите…
Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки – и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.
И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…
Скоро ребята ушли. Боря слышал, как Костик провожал их до лифта, потом вернулся и сунул в комнату голову.
– Борь, ты опять принес лодку?
– А что?
– Просто так. – Он посмотрел на Борю ясными, слегка жалеющими глазами, и это Боре не понравилось. – И как это Геннадий их мастерит?
– У него опроси. Ему лучше знать… Опять бегал к нему?
– Ходил… Знаешь, какой он замечательный! Однажды я сказал ему, что…
– Что у тебя с ним общего? – перебил брата Боря. – Разве ты товарищ ему?
– А он сказал, что от меня в технике больше толку, чем от Вовы, и я несколько раз помогал Геннадию… – И глаза Костика опять пожалели Борю. Почему?
– Поиграем в войну? – спросил у него Боря, но тут же раздумал: расхотелось. Как, бывало, уговаривал брата принять участие в игре, давал ему даже танки и артиллерию новейшего образца, а сейчас вдруг сам расхотел.
– Давай! – Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?
– В другой раз, – сказал Боря. – Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?
– Не надо, Боря… Я…
– Иди. – И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.
Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.
Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?
На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом – сделала более обходительным, понимающим.
Позвонить бы Наташке – сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…
И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и.., и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.
Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его – не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…
ПРОПАЖА
Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря – часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.
Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?
Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.
Приборчика там не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Боря замедлил шаг.
– Ну ладно, не буду бить. Пожалею. Так сказать, друзья по несчастью… Иди же сюда!
Боря пошел еще тише, потом остановился.
– Иди же! – бодро повторил Глеб. – Не буду бить… И лодку не буду отбирать, и лайнер просить… Даю слово!
– У тебя нет слова, – сказал Боря.
– Ну не сердись… Давай знаешь что? – Глеб посмотрел на пруд, и глаза его блеснули холодной злобой. – Я ненавижу их! А ты?
– А я… А я… – Боря выбирал слова, чтоб покрепче задеть Глеба. – А я люблю.
– Их? Нет, ты серьезно?
– Серьезно.
– Врешь! – закричал Глеб.
Конечно, Боря и вправду немножко врал. И не так уж немножко.
– Не вру, – сказал он.
– А я-то хотел тебе предложить…
– Уходи от меня, – сказал Боря, сжал кулаки и пошел на него, и Глеб, тяжелый, толстощекий, отпрыгнул от него и побежал, и у него при этом сильно тряслись щеки.
И вот тогда, когда Глеб исчез и уже не было видно ребят у пруда, из глаз Бори вдруг брызнули слезы и он заревел от обиды и горя. Все у него ушло, все пропало, исчезло… Все-все! Как он теперь посмотрит ребятам в глаза? Что скажет? И Наташке, и другим…
И тут Боря вспомнил о Хитром глазе. Много от него толку? Не было бы его – не на что было бы надеяться, а то ведь все время на что-то надеешься, думаешь, ждешь… Выбросить его надо! Швырнуть в пруд. Разбить об стену дома… Но… Но что, если среди этих кнопок все-таки есть хоть одна счастливая, которая сможет все изменить?
Но какая? Какая? В последний раз нажмет.
И он наугад нажал кнопку с цифрой 8».
МОЖЕТ, ЭТА СЧАСТЛИВАЯ?
Боря шел домой, ощущая под мышкой округло-твердую лодку, но радости не чувствовал.
Какая там радость! Он не знал, куда деться, и слезы текли по его лицу. Уж лучше б не искали лодку. И он не просил. И они б не отдали… А то ведь как все получилось… Даже Наташка… А Глеб.., вот наглец!.. Ах, как все плохо!
Вот и его дом. Боря вытер рукавом куртки глаза и двинулся к своему подъезду. По тротуару медленно прогуливалась Александра Александровна – ну конечно, где ж ей еще быть! – и на ходу читала книжку с красным обрезом. Воздухом дышит. Это Врачи ей прописали, по словам мамы, побольше дышать свежим воздухом. Увидев Борю, она оторвала от книги голову и, слегка поклонившись, улыбнулась ему краешками своих старых, бесцветных губ и поздоровалась.
Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так – сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?
– Как дела, Борис? – спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:
– Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, – не ленись писать домой письма…
Что это она?
Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать, сказал: «Ладно», и побежал к лифту. А ведь лицо у нее было ничего, она улыбалась… Что с ней такое?
«А Костик улыбнется?» – подумал он в лифте.
В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.
Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!
– Уйти? – Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:
– Оставайтесь…
– А мы тебе не будем мешать? – спросил Костик. – Или ты хочешь позаниматься?
– Ничего-ничего, – сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) – Лепите…
Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки – и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.
И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…
Скоро ребята ушли. Боря слышал, как Костик провожал их до лифта, потом вернулся и сунул в комнату голову.
– Борь, ты опять принес лодку?
– А что?
– Просто так. – Он посмотрел на Борю ясными, слегка жалеющими глазами, и это Боре не понравилось. – И как это Геннадий их мастерит?
– У него опроси. Ему лучше знать… Опять бегал к нему?
– Ходил… Знаешь, какой он замечательный! Однажды я сказал ему, что…
– Что у тебя с ним общего? – перебил брата Боря. – Разве ты товарищ ему?
– А он сказал, что от меня в технике больше толку, чем от Вовы, и я несколько раз помогал Геннадию… – И глаза Костика опять пожалели Борю. Почему?
– Поиграем в войну? – спросил у него Боря, но тут же раздумал: расхотелось. Как, бывало, уговаривал брата принять участие в игре, давал ему даже танки и артиллерию новейшего образца, а сейчас вдруг сам расхотел.
– Давай! – Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?
– В другой раз, – сказал Боря. – Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?
– Не надо, Боря… Я…
– Иди. – И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.
Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.
Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?
На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом – сделала более обходительным, понимающим.
Позвонить бы Наташке – сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…
И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и.., и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.
Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его – не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…
ПРОПАЖА
Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря – часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.
Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?
Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.
Приборчика там не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34