Поля здесь родят тяжелую пшеницу, крупную свеклу и всякие другие злаки Господни, что годятся в пищу человеку. Однако жители Сконе не питают пристрастия к изысканному столу и руководствуются правилом: «Ешь вовремя, ешь добрую пищу, ешь досыта».

Я заметил, что всюду, где разводят хороший скот и растут старые благородные деревья, живет и крепкая порода людей; эти шведы из Гётланда – настоящие вельможи среди крестьян.
Но вот и конец путешествия, круг замыкается: от милой датской земли, налитой молоком, как розовое вымя, мы добрались до самого края света, где не растет ничего, кроме пучков заполярной травы среди камней; и через полярную тундру вернулись обратно к зеленым пастбищам и черным лесам. Мы словно зачерпнули полную горсть этого края, как путник, идущий мимо нивы, пропускает сквозь пальцы спелые колосья (правда, в Норрланде ему пришлось бы довольно низко нагнуться, чтобы потрогать тамошний овес). Здесь, в Сконе, круг замкнулся; и путника вновь благословляют боги стад и злаков, как и на той стороне Эресунна.
Ночь
И снова ночь, над Балтийским морем вспыхивают зарницы, предвещая погожий день. Сверкающий огнями плавучий отель несет нас мимо зеленых и красных огоньков, мимо мигающих бакенов и ослепительных лучей маяков к берегам той, другой, большой Европы… А знаешь, что я хотел бы знать? Всего только одно: в каком «сунне» пыхтит сейчас наш «Хокон Адальстейн» с грузом муки и цемента и горсткой людей. Ведь там, на Севере, еще не настала темная ночь, там солнце только садится в пылающую рассветную зарю. Нет-нет, это был славный пароход, правда, не такой шикарный плавучий дворец, как этот. Зато мы, люди, были там как-то ближе друг к другу и ко всему окружающему.
Не знаю, право, почему народы так пекутся о своем величии и мощи; ну-ну, смотрите не лопните от спеси! Вот я съездил поглядеть, как живут три народа – их называют «малыми». А жизнь-то у них вовсе не плохо устроена, и если подсчитать все хорошее, то у них его найдется побольше, чем в крупнейших мировых державах. И здесь история приносила вражду, междоусобицы и войны, но от них ничего не осталось, и ни к чему путному они не привели. Когда-нибудь люди поймут, что никакая победа не стоит того, чтобы ради нее воевать. И уж если человечеству нужны герои, пусть ими будут люди вроде того незаметного врача из Гаммерфеста, что полярной ночью ездит на своей моторке по островкам, туда, где рожает женщина или плачет больной ребенок Для цельных и мужественных людей всегда найдется дело, даже если умолкнут барабаны войны…
Итак, снова ночь, и над черным морем поблескивают широкие палаши зарниц. К погоде это, а может быть, к ненастью? Насколько грознее и трагичнее кажется мир ночью! Да, друг, это уже не шведские сумерки, прозрачные, зеленоватые и холодные, как вода заливов, и не головокружительная метафизика полночного солнца; это уже самая заурядная тяжелая европейская ночь. Ну что ж, съездили мы, поглядели на Божий свет и вот возвращаемся домой.
Брезжит серый и холодный рассвет, чем-то напоминая о той минуте, когда человек раскрывает еще влажную утреннюю газету, торопясь узнать, что нового в мире. Как давно мы их не читали! И ничего не случилось, только несколько недель ушли в вечность, норвежские горы отражались в воде фьордов, шведский лес смыкался над нашими головами, и благодушные коровы смотрели на нас безмятежными святыми глазами… Первая жестокая и тягостная для человечества новость – вот что ознаменует конец нашего путешествия… Да, вот и она: и надо же, чтобы этой новостью оказалось грозное несчастье испанского народа! Боже, почему человек так любит все народы, которые он узнал?!
В серых рассветных сумерках сверкают огни Европы. Что поделаешь, это – конец пути. Из Руйаны выплывают рыбачьи баркасы – такие же, как на Лофотене, только паруса у них поставлены чуть иначе. А «Хокон Адальстейн» сейчас, наверное, держит курс на север, мимо скал Лофотена.
Да, да, славный это был пароход и доброе путешествие.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45