Бог - всего лишь продукт человеческого мышления. «Бог» выработан в процессе эволюции как защитный механизм против осознания нашей смертности. Когда мы наконец успешно загрузим первый нейрослепок в компьютер, нам придется иметь дело и с той частью мозга, где сидят наши тысячелетиями выработанные представления о Боге. Для тех, кому по душе антропоморфные выражения, можно сформулировать так: нам придется иметь дело с Ним. Но Бог, предсказываю я, доставит нам не больше хлопот, чем прочие атавизмы нашего сознания. Потому что успешная реализация проекта «Тринити» сделает ненужным защитный механизм по имени «Бог». Итогом нашей работы будет уничтожение смерти - она перестанет быть нашей владычицей. И конечно, нет задачи выше и благородней, чем дать человечеству бессмертие.
Годин положил свои руки с изуродованными артритом пальцами на стол.
- А сегодня… сегодня мы скорбим по человеку, который имел мужество отстаивать свои убеждения. Пока мы в силу мрачной необходимости были сосредоточены на военном и шпионском потенциале грядущего опытного образца «Тринити», Филдинг прозревал день, когда он сможет сесть перед нашим компьютером и задать ему вечные вопросы: "С чего началась жизнь на Земле?", "Почему и зачем мы здесь?", "Каков будет конец Вселенной?" В шестьдесят три года Энди Филдинг обладал энтузиазмом ребенка - и не стыдился этого. Да и чего тут стыдиться?
Годин печально мотнул головой.
- Мне будет его страшно не хватать.
Мое лицо горело. Я ожидал, что все ограничится парой крокодильих слез Джона Скоу, а затем будет провозглашено немедленное возвращение к полномасштабной работе над проектом: разбегаемся по лабораториям и засучиваем рукава! Но Питер Годин показал класс. Его слова подтверждали, что он отлично знал своего противника.
- После того, как причина неврологических расстройств будет найдена, - сказал в завершение Годин, - мы возобновим работу над проектом. Если нам понадобится квантовый физик - мы наймем подходящего. Чего мы определенно делать не будем - так это идти напролом, невзирая на выявленные опасности. Филдинг преподал мне важный урок благоразумия.
Годин несколько секунд молчал, осторожно массируя суставы правой руки. В конференц-зале стояла мертвая тишина.
- Мы все перенесли серьезный психологический шок. Я предлагаю каждому отдохнуть три дня - после ленча все свободны. Встретимся в этом же зале во вторник утром. Разумеется, на этот период времени обычные меры безопасности вне территории проекта остаются в силе.
Он замолчал, но никто не шелохнулся и не издал ни звука. Мы были поражены: человек, который обычно вкалывал вдвое больше остальных, без выходных и передышек, и нещадно заставлял нас работать быстрее и больше, - этот человек вдруг предлагает сделать паузу. То, что он сейчас сказал, настолько расходилось с его натурой, что мы не знали, как реагировать.
Скоу первым осмелился подать голос.
- Вот и замечательно. Небольшой отпуск очень кстати. А то дома меня почти не видят. Жена даже разводом грозит.
Годин только насупился и снова закрыл глаза.
Скоу вопросительно покосился на него и спросил:
- Стало быть, собрание заканчиваем?
Старик открыл глаза, неуклюже встал и молча захромал прочь из конференц-зала.
- Ну, в общем, все все поняли, - сказал Скоу.
Но его уже никто не слушал.
Я вышел в коридор и медленно направился в сторону своего кабинета, глядя в спину ковыляющего впереди Питера Година. Собрание прошло совсем не так, как я ожидал. Совсем не так.
Годин стал сворачивать в перпендикулярный коридор - и вдруг остановился и повернулся ко мне лицом. Наши глаза встретились. Он явно поджидал меня. Ничего не оставалось, как подойти к нему.
- Вы ведь с Филдингом были очень близки, да? - спросил Годин.
- Я любил его. И безмерно им восхищался.
Годин понимающе кивнул.
- Два вечера назад я прочел вашу книгу. Оказывается, вы больший реалист, чем я предполагал. Мне понравилась ваша позиция по отношению к абортам, к использованию ткани эмбрионов для научных исследований и клонирования, к непомерным расходам на обреченных больных и к эвтаназии. Я согласен с вами по всем пунктам - по всем.
Мне было трудно представить, что только сейчас, после двух лет совместной работы, Питер Годин удосужился пролистать книгу, которая стала причиной моего прикомандирования к проекту "Тринити".
Годин несколько секунд молча смотрел куда-то за мое плечо, затем взглянул мне прямо в глаза.
- Во время собрания меня осенила одна мысль… Знаете игру в гипотезы? Если б вы могли на машине времени перенестись в прошлое и прикончить Гитлера до всех его преступлений - вы бы убили его?
Я улыбнулся:
- Это формулировка идеалиста, а не реалиста.
- Не знаю, не знаю… Ну, вопрос с Гитлером - это, конечно, игра в поддавки, - сказал Годин. - Выберем проблему более деликатную. Имей вы возможность вернуться в 1948 год и знай вы, что некий Натурам Годзе намерен убить Ганди, вы бы застрелили этого Натурама - чтобы предотвратить гибель Ганди?
Я задумался.
- В действительности вы хотите знать, - сказал я, - где самое дальнее звено в цепи событий, которое я готов вырвать. А вы… вы бы убили мать Гитлера? Разумеется, до его рождения.
Теперь была очередь Година улыбнуться.
- Суть моего вопроса вы угадали правильно. А на ваш вопрос я отвечу однозначно: "да".
- Если разбираться еще пристальней, то ваш вопрос - о прочности причинно-следственных связей. Предотвратило бы Вторую мировую войну убийство матери Гитлера? Или место Адольфа занял бы другой, ибо из массы униженных Версальским договором непременно вынырнул бы кто-то, кто повел бы Германию тем же путем?
Немного подумав, Годин сказал:
- Вариант весьма вероятный. Ладно, еще пример. Пятьдесят второй год, вы знаете, что бестолковый лаборант сейчас уничтожит клеточные культуры Джоунаса Солка. Открытие способа лечения полиомиелита будет отсрочено на годы или на десятилетия. Вы убили бы того невинного лаборанта-придурка?
Голова моя гудела от напряжения. У меня было чувство, что Годин играет со мной, как кошка с мышкой. И при этом я знал, что Питер Годин никогда не тратит время на досужую игру.
- К счастью, реальная жизнь не ставит перед нами такие дилеммы, - сказал я. - Только задним числом мы можем формулировать подобные вопросы.
Годин холодно усмехнулся.
- А вот с этим, профессор, позвольте не согласиться. По-моему, Гитлера можно было остановить - к примеру, на тех же злосчастных переговорах в Мюнхене. Современники имели тысячи возможностей остановить фюрера на любом этапе его деятельности.
Годин отечески потрепал меня по руке.
- Что ни говорите, пища для размышлений!
Он повернулся, захромал дальше и скрылся за поворотом коридора.
А я стоял, словно громом пораженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Годин положил свои руки с изуродованными артритом пальцами на стол.
- А сегодня… сегодня мы скорбим по человеку, который имел мужество отстаивать свои убеждения. Пока мы в силу мрачной необходимости были сосредоточены на военном и шпионском потенциале грядущего опытного образца «Тринити», Филдинг прозревал день, когда он сможет сесть перед нашим компьютером и задать ему вечные вопросы: "С чего началась жизнь на Земле?", "Почему и зачем мы здесь?", "Каков будет конец Вселенной?" В шестьдесят три года Энди Филдинг обладал энтузиазмом ребенка - и не стыдился этого. Да и чего тут стыдиться?
Годин печально мотнул головой.
- Мне будет его страшно не хватать.
Мое лицо горело. Я ожидал, что все ограничится парой крокодильих слез Джона Скоу, а затем будет провозглашено немедленное возвращение к полномасштабной работе над проектом: разбегаемся по лабораториям и засучиваем рукава! Но Питер Годин показал класс. Его слова подтверждали, что он отлично знал своего противника.
- После того, как причина неврологических расстройств будет найдена, - сказал в завершение Годин, - мы возобновим работу над проектом. Если нам понадобится квантовый физик - мы наймем подходящего. Чего мы определенно делать не будем - так это идти напролом, невзирая на выявленные опасности. Филдинг преподал мне важный урок благоразумия.
Годин несколько секунд молчал, осторожно массируя суставы правой руки. В конференц-зале стояла мертвая тишина.
- Мы все перенесли серьезный психологический шок. Я предлагаю каждому отдохнуть три дня - после ленча все свободны. Встретимся в этом же зале во вторник утром. Разумеется, на этот период времени обычные меры безопасности вне территории проекта остаются в силе.
Он замолчал, но никто не шелохнулся и не издал ни звука. Мы были поражены: человек, который обычно вкалывал вдвое больше остальных, без выходных и передышек, и нещадно заставлял нас работать быстрее и больше, - этот человек вдруг предлагает сделать паузу. То, что он сейчас сказал, настолько расходилось с его натурой, что мы не знали, как реагировать.
Скоу первым осмелился подать голос.
- Вот и замечательно. Небольшой отпуск очень кстати. А то дома меня почти не видят. Жена даже разводом грозит.
Годин только насупился и снова закрыл глаза.
Скоу вопросительно покосился на него и спросил:
- Стало быть, собрание заканчиваем?
Старик открыл глаза, неуклюже встал и молча захромал прочь из конференц-зала.
- Ну, в общем, все все поняли, - сказал Скоу.
Но его уже никто не слушал.
Я вышел в коридор и медленно направился в сторону своего кабинета, глядя в спину ковыляющего впереди Питера Година. Собрание прошло совсем не так, как я ожидал. Совсем не так.
Годин стал сворачивать в перпендикулярный коридор - и вдруг остановился и повернулся ко мне лицом. Наши глаза встретились. Он явно поджидал меня. Ничего не оставалось, как подойти к нему.
- Вы ведь с Филдингом были очень близки, да? - спросил Годин.
- Я любил его. И безмерно им восхищался.
Годин понимающе кивнул.
- Два вечера назад я прочел вашу книгу. Оказывается, вы больший реалист, чем я предполагал. Мне понравилась ваша позиция по отношению к абортам, к использованию ткани эмбрионов для научных исследований и клонирования, к непомерным расходам на обреченных больных и к эвтаназии. Я согласен с вами по всем пунктам - по всем.
Мне было трудно представить, что только сейчас, после двух лет совместной работы, Питер Годин удосужился пролистать книгу, которая стала причиной моего прикомандирования к проекту "Тринити".
Годин несколько секунд молча смотрел куда-то за мое плечо, затем взглянул мне прямо в глаза.
- Во время собрания меня осенила одна мысль… Знаете игру в гипотезы? Если б вы могли на машине времени перенестись в прошлое и прикончить Гитлера до всех его преступлений - вы бы убили его?
Я улыбнулся:
- Это формулировка идеалиста, а не реалиста.
- Не знаю, не знаю… Ну, вопрос с Гитлером - это, конечно, игра в поддавки, - сказал Годин. - Выберем проблему более деликатную. Имей вы возможность вернуться в 1948 год и знай вы, что некий Натурам Годзе намерен убить Ганди, вы бы застрелили этого Натурама - чтобы предотвратить гибель Ганди?
Я задумался.
- В действительности вы хотите знать, - сказал я, - где самое дальнее звено в цепи событий, которое я готов вырвать. А вы… вы бы убили мать Гитлера? Разумеется, до его рождения.
Теперь была очередь Година улыбнуться.
- Суть моего вопроса вы угадали правильно. А на ваш вопрос я отвечу однозначно: "да".
- Если разбираться еще пристальней, то ваш вопрос - о прочности причинно-следственных связей. Предотвратило бы Вторую мировую войну убийство матери Гитлера? Или место Адольфа занял бы другой, ибо из массы униженных Версальским договором непременно вынырнул бы кто-то, кто повел бы Германию тем же путем?
Немного подумав, Годин сказал:
- Вариант весьма вероятный. Ладно, еще пример. Пятьдесят второй год, вы знаете, что бестолковый лаборант сейчас уничтожит клеточные культуры Джоунаса Солка. Открытие способа лечения полиомиелита будет отсрочено на годы или на десятилетия. Вы убили бы того невинного лаборанта-придурка?
Голова моя гудела от напряжения. У меня было чувство, что Годин играет со мной, как кошка с мышкой. И при этом я знал, что Питер Годин никогда не тратит время на досужую игру.
- К счастью, реальная жизнь не ставит перед нами такие дилеммы, - сказал я. - Только задним числом мы можем формулировать подобные вопросы.
Годин холодно усмехнулся.
- А вот с этим, профессор, позвольте не согласиться. По-моему, Гитлера можно было остановить - к примеру, на тех же злосчастных переговорах в Мюнхене. Современники имели тысячи возможностей остановить фюрера на любом этапе его деятельности.
Годин отечески потрепал меня по руке.
- Что ни говорите, пища для размышлений!
Он повернулся, захромал дальше и скрылся за поворотом коридора.
А я стоял, словно громом пораженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136