— Ну конечно, Серена, мне ли этого не знать. Доктор Сандерс просто зашел осмотреть одного из африканцев.
Выдавливая из себя вымученные ответы, Торенсен не переставая разглаживал лацканы своей куртки, глядя куда угодно, только не на Серену.
Сочтя, что теперь-то Торенсен даст ему осмотреть молодую женщину, Сандерс подошел поближе к кровати. Затрудненное дыхание свидетельствовало о чахотке, а анемия не вызывала никаких сомнений, но он все же протянул руку, чтобы взять ее за запястье.
— Доктор… — Повинуясь какому-то противоречивому порыву, Торенсен потянул его в сторону от кровати. Сделав рукой невнятный жест, он махнул ею по направлению к кухонной двери.
— Я думаю, позднее, доктор, ладно? — Он быстро обернулся к молодой женщине. — Тебе лучше немного отдохнуть, Серена.
— Но, Торенсен, мне этого мало, ты всего-то и принес сегодня… — Ее рука, словно клешня, обшаривала покрывало в поисках драгоценностей, тех самых камней, которые Торенсен с мулатом забрали совсем недавно из встроенного в стену сейфа.
Сандерс собрался было возразить, но Серена уже отвернулась от них и, казалось, погрузилась в сон, а самоцветы, как скарабеи, остались лежать на белой коже ее груди.
Торенсен слегка подтолкнул Сандерса локтем. Они вышли на кухню. Перед тем как закрыть за собой дверь, Торенсен окинул молодую женщину тоскливым взглядом, словно боясь, что она может обратиться в прах, стоит ему ее покинуть.
Не вполне отдавая себе отчет в присутствии Сандерса, он пробормотал:
— Нам надо бы перекусить.
В дальнем конце кухни, у самой входной двери, на скамейке сидели, подремывая над своим оружием, мулат и обнаженный африканец. Кухня была почти пуста. Отключенный холодильник громоздился на холодной плите. Открыв его дверцу, Торенсен начал опустошать свои карманы, перекладывая оставшиеся драгоценные камни на полки холодильника, где они рассыпались, словно вишни, среди полудюжины банок консервированной говядины и бобов. Как и все остальное в кухне, холодильник снаружи был покрыт легким глянцем изморози, но внутри стенки его камеры оставались чистыми.
— Кто она такая? — спросил доктор Сандерс, когда Торенсен вскрыл банку. — Вам необходимо забрать ее отсюда. Она нуждается в тщательном лечении, здесь не место для…
— Доктор! — Торенсен, чтобы утихомирить Сандерса, поднял руку. Казалось, будто он постоянно что-то скрывает и поэтому отводит глаза в сторону, когда Сандерс смотрит на него в упор. — Она моя… жена, да, — проговорил он, забавно подчеркивая собственные слова, словно все еще не до конца свыкшись с этим фактом. — Серена. Здесь она в безопасности, пока я слежу за Вентрессом.
— Но он только и пытается, что спасти ее! Ради Бога, послушайте…
— Он душевнобольной! — с неожиданной силой выкрикнул Торенсен. Оба негра на противоположном конце кухни обернулись и уставились на него. — Он провел шесть месяцев в смирительной рубашке! Он вовсе не пытается помочь Серене, он просто хочет забрать ее обратно в свой безумный дом посреди болота.

***
Пока они ели, выуживая вилками холодное мясо прямо из банки, он рассказал Сандерсу кое-что о Вентрессе, об этом странном меланхоличном архитекторе, спроектировавшем множество новых правительственных зданий в Лагосе и Аккре, а затем, два года тому назад, ни с того ни с сего бросившем свою работу. Он женился на Серене, когда той было всего семнадцать (задобрив деньгами ее родителей, бедную французскую чету из Либревиля), всего через несколько часов после того, как впервые встретил ее на улице неподалеку от своего офиса, из которого вышел в тот день в последний раз. Затем он забрал ее в построенный им на заболоченном островке гротескный домик — среди кишащих крокодилами болот в десяти милях к северу от Монт-Ройяля, где река Матарре распадается на цепочку мелких озер. По словам Торенсена, после женитьбы Вентресс почти не разговаривал с Сереной, не отпуская ее при этом из дома, так что общалась она только со служанкой — слепой негритянкой. Похоже, что в своего рода прерафаэлитской грезе он заточил свою юную невесту у себя в доме вместо утраченного им творческого воображения. Там и нашел ее, уже больную туберкулезом, Торенсен во время одной из своих охотничьих вылазок, когда у его катера переломилась ось винта и он вынужден был пристать к острову. Он не раз навещал ее во время долгих отсутствий Вентресса, и в конце концов она сбежала вместе с ним из объятого пламенем дома. Торенсен поместил ее в санаторий в Родезии, а сам тем временем подготовил к ее возвращению свой большой особняк в Монт-Ройяле, в котором собрал множество имитаций старинных предметов. После того как она исчезла и были предприняты первые шаги к расторжению брака, Вентресс совершенно обезумел и даже провел некоторое время в качестве добровольного пациента в клинике для душевнобольных. Теперь он вернулся, снедаемый одной мечтой: выкрасть Серену и возвратиться с ней в свой разоренный дом на болоте. Торенсен, похоже, был убежден в том, что именно жуткой атмосферой безумия, которая вызвана присутствием Вентресса, и обусловлено затянувшееся недомогание Серены.
Однако когда Сандерс в надежде, что ему удастся убедить Торенсена увезти девушку из замерзшего леса, попросил еще раз показать ее ему, владелец рудников стал возражать.
— Здесь ей хорошо, — упрямо заявил он Сандерсу. — Не беспокойтесь.
— Но, Торенсен, как вы думаете, сколько еще она здесь протянет? Весь лес кристаллизуется, вы что, не понимаете?..
— С ней все в порядке! — настаивал на своем Торенсен. Он встал и сверху вниз уставился на стол — ссутулившаяся фигура со светлыми волосами, вырисовывающаяся в полумраке. — Доктор, я в этом лесу уже давно. Здесь у нее единственный шанс выжить.
Озадаченный этим загадочным замечанием и тем смыслом, который в него вкладывал Торенсен, Сандерс уселся рядом с ним на стул. Со стороны реки до них сквозь сумрак долетел звук сирены, его отголоски многократно отразились от хрупкой листвы вокруг беседки.
Торенсен обменялся парой фраз с мулатом и вернулся к Сандерсу:
— Оставляю вас на их попечение, доктор. Я скоро вернусь. — С полки возле плиты он взял рулон перевязочных бинтов и кивнул раненому африканцу: — Кагва, пусть доктор тебя осмотрит.
После ухода Торенсена Сандерс осмотрел огнестрельные ранения на ноге и груди африканца и заменил приложенную к ним корпию. Кожу пробило с десяток дробинок, но раны, казалось, уже наполовину затянулись, остались не слишком заметные отверстия, которые, похоже, не собирались ни кровоточить, ни воспаляться.
— Вам повезло, — сказал он африканцу, закончив свою работу. — Удивляюсь, как вы вообще можете ходить, — и добавил: — Я видел вас сегодня утром — в зеркалах, в доме Торенсена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47