Думаю, что мы просто не успели еще как следует осмотреть корабль. Где-то должны быть плантации водорослей, баки с гидропоникой, помещения для разведения жирных червей, чтобы обеспечить команду белками, углеводами и витаминами.
– Какие еще, к чертям, жирные черви? – крикнул один из мужчин.
– Специально выведенная порода червей, если их разрезать на части, они быстро вырастают до размеров взрослых особей. Они питаются остатками пищи и отходами и производят пригодные для питания белковые вещества. Мне очень жаль, что это звучит неаппетитно, но все это крайне важно для длительных космических перелетов больших экипажей.
– Ну, тогда приятного аппетита! – снова крикнул мужчина.
– Тише, пожалуйста! Вы не на увеселительной прогулке! – Гвидо с железным спокойствием пропустил мимо ушей все упреки. – Нам придется еще больше ограничить себя, например, в том, что касается воздуха. Здесь положение такое же, как и с продовольствием. Агрегатов, обеспечивающих регенерацию воздуха, которые мы пока обнаружили, надолго просто не хватит.
Это означает, что мы должны и здесь экономить – никаких лишних движений, никаких спортивных снарядов, сигарет и тому подобного.
Кто-то крикнул:
– Тогда заморозьте нас сразу же! Все рассмеялись.
– Мы это обдумаем, – пообещал Гвидо. – А теперь о переключающих устройствах в кабинах. Для тех, кто незнаком с ними, пользоваться этими приборами небезопасно. Поэтому всем, кроме инженеров, запрещается даже прикасаться к ним.
Теперь о распределении работы. Команда подобрана таким образом, что для выполнения каждой технической задачи у нас есть соответствующие специалисты.
О распределении обязанностей я скажу в конце. Я думаю, не надо лишний раз подчеркивать, как важно…
Никто не узнал, что было важно. По лестнице с верхнего этажа в зал скатился мужчина, по его виду нетрудно было определить, что это опытный астронавт.
– За нами погоня! – выкрикнул он. – Мы должны разогнаться до трех g, а может быть, даже больше. Через две минуты начнется спектакль! Займите свои места на койках, если не хотите, чтобы вас превратили в отбивные котлеты.
Ну, живо!
Все рассыпались по кабинам, словно бумажки, разметенные ветром. После небольшой сутолоки у лестницы ни души не осталось на палубе «А». А еще через секунду мощная сила ускорения придавила их, и они почувствовали себя маленькими и жалкими.
Мортимер лежал на своей пенорезиновой койке. За несколько секунд давление дошло до критической отметки. Он чувствовал себя расплющенным, как камбала, ощущал, как сердце судорожно пытается справиться с перегрузками, как сжимаются сосуды, а желудок словно погружается куда-то в глубину тела.
Может, они превысили ускорение и перешли за три g? Однако невыносимее всего была неизвестность. Как долго сохранится это состояние, сколько мучительных часов должно еще пройти, пока не кончатся эти перегрузки, эта противная, подкатывающая к горлу тошнота…
А мозг судорожно искал выхода, перебирал все варианты спасения.
Мортимер вспомнил прошедшую ночь, и неожиданно ему блеснул лучик надежды. Он знал, что это запрещено, но сейчас ему было не до запретов. Его рука поползла вверх, тяжелая, словно свинец, она с трудом преодолевала упругую силу ускорения, инерцию массы – сантиметр за сантиметром. Перед ним был пульт. Множество рукояток. Какая из них нужная? Он вспомнил, как в момент пробуждения на тыльной стороне ладони отпечаталось бледно-голубое пятно…
Должно быть, вот эта… или та? Нет, скорее эта… Он уже не в состоянии был дольше держать руку кверху и с силой нажал на первую попавшуюся… Рука словно стокилограммовый груз упала на резиновую подкладку… На минуту все замерло. И вдруг он увидел, как кирпично-красный потолок придвинулся к нему, как он опустился ниже и его самого окутал занавес. Свет погас. Треснула искра. Контакт возник…
Он больше не чувствовал тяжести, не чувствовал и боли. Вокруг него заиграл поток образов и мыслей.
Перед ним возникли очень ясно и отчетливо блок-схема, прямоугольники, менявшие свои места. Постоянно меняющиеся узоры.
Затем смутно: терраса, ползучие орхидеи, а вдали – изломанная лунная горная цепь.
И словно пунктиром пронеслось: дискуссия о стратегии, о планах по поводу корабля…
А потом пошло и вовсе неопределенное: любовь, страсть, печаль, девичья головка, знакомые черты, но словно сфотографированные через мягко рисующий объектив. Имя: Люсин. Дальше возникло что-то требовательное: призыв, воззвание, вопрос, приглашение. Потом опять мягко: рука, скользящая по клавишам, стрекочущий звук клавикордов.
И снова вспыхнуло ярко: раздражение, какие-то слова, написанные или произнесенные. Сначала искаженно, затем отчетливо: Это преступники, поверь мне, это асоциальные типы, больные. Иначе они не стали бы прибегать к насилию, уничтожать жизнь!
И голос в ответ, а может, просто акцентированное мышление: «Я не могу поверить, что асоциальные типы способны создать такую сложную организацию.
Ведь нападение было отлично спланировано…»
… и в конце концов все же провалилось.
«Я, насколько мне позволили детали, ознакомился с количеством информации в плане: он содержит восемнадцать процентов избыточности. Если учесть фактор риска, это приближается к оптимальному значению. Это доказывает, что все участвующие мужчины отличаются высоким уровнем интеллекта!
Но интеллект не в счет, если социальное значение образа действий дегенерировано. Эти люди – чудовища: Их цель не созидание, как у нормальных людей, а разрушение, уничтожение порядка. Они не думают о других и без оглядки идут к своим деструктивным целям, не обращая внимания на то, что при этом гибнет. Они убийцы! Убийцы…»
Мы не убийцы!
Удивление, изумление, вопросы…
Мы не убийцы!
Никаких букв, никакой речи. Прямая коммуникация.
Мортимер вырывался из плена чужих представлений, сливавшихся в хаотические потоки образов, ставших для него миром изображений, открывшихся внезапно прозревшему; царством звуков, обрушившихся на избавившегося от глухоты.
Потом Мортимер понял, что он сам ответил на вопрос. Это был его собственный ответ. Он «разговаривал»
А теперь он снова «слушал».
– Эй, где ты, отзовись! Кто ты? Пожалуйста, отзовись!
«Как я должен отозваться? – спрашивал себя Монтимер. – Как я могу выйти на связь с вами? Кто вы и в каком состоянии находитесь?»
Теперь звучало медленно и чрезвычайно внятно:
Мы относимся к команде корабля. К группе исследователей. Лишь пятеро из нас присоединены к коммуникационной сети. Остальные даже мыслительно парализованы.
Мортимер был сбит с толку и не находил пока, что ответить. И тут снова появился мягкий задумчивый голос:
Я ведь знаю тебя: ты Стэнтон Бараваль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Какие еще, к чертям, жирные черви? – крикнул один из мужчин.
– Специально выведенная порода червей, если их разрезать на части, они быстро вырастают до размеров взрослых особей. Они питаются остатками пищи и отходами и производят пригодные для питания белковые вещества. Мне очень жаль, что это звучит неаппетитно, но все это крайне важно для длительных космических перелетов больших экипажей.
– Ну, тогда приятного аппетита! – снова крикнул мужчина.
– Тише, пожалуйста! Вы не на увеселительной прогулке! – Гвидо с железным спокойствием пропустил мимо ушей все упреки. – Нам придется еще больше ограничить себя, например, в том, что касается воздуха. Здесь положение такое же, как и с продовольствием. Агрегатов, обеспечивающих регенерацию воздуха, которые мы пока обнаружили, надолго просто не хватит.
Это означает, что мы должны и здесь экономить – никаких лишних движений, никаких спортивных снарядов, сигарет и тому подобного.
Кто-то крикнул:
– Тогда заморозьте нас сразу же! Все рассмеялись.
– Мы это обдумаем, – пообещал Гвидо. – А теперь о переключающих устройствах в кабинах. Для тех, кто незнаком с ними, пользоваться этими приборами небезопасно. Поэтому всем, кроме инженеров, запрещается даже прикасаться к ним.
Теперь о распределении работы. Команда подобрана таким образом, что для выполнения каждой технической задачи у нас есть соответствующие специалисты.
О распределении обязанностей я скажу в конце. Я думаю, не надо лишний раз подчеркивать, как важно…
Никто не узнал, что было важно. По лестнице с верхнего этажа в зал скатился мужчина, по его виду нетрудно было определить, что это опытный астронавт.
– За нами погоня! – выкрикнул он. – Мы должны разогнаться до трех g, а может быть, даже больше. Через две минуты начнется спектакль! Займите свои места на койках, если не хотите, чтобы вас превратили в отбивные котлеты.
Ну, живо!
Все рассыпались по кабинам, словно бумажки, разметенные ветром. После небольшой сутолоки у лестницы ни души не осталось на палубе «А». А еще через секунду мощная сила ускорения придавила их, и они почувствовали себя маленькими и жалкими.
Мортимер лежал на своей пенорезиновой койке. За несколько секунд давление дошло до критической отметки. Он чувствовал себя расплющенным, как камбала, ощущал, как сердце судорожно пытается справиться с перегрузками, как сжимаются сосуды, а желудок словно погружается куда-то в глубину тела.
Может, они превысили ускорение и перешли за три g? Однако невыносимее всего была неизвестность. Как долго сохранится это состояние, сколько мучительных часов должно еще пройти, пока не кончатся эти перегрузки, эта противная, подкатывающая к горлу тошнота…
А мозг судорожно искал выхода, перебирал все варианты спасения.
Мортимер вспомнил прошедшую ночь, и неожиданно ему блеснул лучик надежды. Он знал, что это запрещено, но сейчас ему было не до запретов. Его рука поползла вверх, тяжелая, словно свинец, она с трудом преодолевала упругую силу ускорения, инерцию массы – сантиметр за сантиметром. Перед ним был пульт. Множество рукояток. Какая из них нужная? Он вспомнил, как в момент пробуждения на тыльной стороне ладони отпечаталось бледно-голубое пятно…
Должно быть, вот эта… или та? Нет, скорее эта… Он уже не в состоянии был дольше держать руку кверху и с силой нажал на первую попавшуюся… Рука словно стокилограммовый груз упала на резиновую подкладку… На минуту все замерло. И вдруг он увидел, как кирпично-красный потолок придвинулся к нему, как он опустился ниже и его самого окутал занавес. Свет погас. Треснула искра. Контакт возник…
Он больше не чувствовал тяжести, не чувствовал и боли. Вокруг него заиграл поток образов и мыслей.
Перед ним возникли очень ясно и отчетливо блок-схема, прямоугольники, менявшие свои места. Постоянно меняющиеся узоры.
Затем смутно: терраса, ползучие орхидеи, а вдали – изломанная лунная горная цепь.
И словно пунктиром пронеслось: дискуссия о стратегии, о планах по поводу корабля…
А потом пошло и вовсе неопределенное: любовь, страсть, печаль, девичья головка, знакомые черты, но словно сфотографированные через мягко рисующий объектив. Имя: Люсин. Дальше возникло что-то требовательное: призыв, воззвание, вопрос, приглашение. Потом опять мягко: рука, скользящая по клавишам, стрекочущий звук клавикордов.
И снова вспыхнуло ярко: раздражение, какие-то слова, написанные или произнесенные. Сначала искаженно, затем отчетливо: Это преступники, поверь мне, это асоциальные типы, больные. Иначе они не стали бы прибегать к насилию, уничтожать жизнь!
И голос в ответ, а может, просто акцентированное мышление: «Я не могу поверить, что асоциальные типы способны создать такую сложную организацию.
Ведь нападение было отлично спланировано…»
… и в конце концов все же провалилось.
«Я, насколько мне позволили детали, ознакомился с количеством информации в плане: он содержит восемнадцать процентов избыточности. Если учесть фактор риска, это приближается к оптимальному значению. Это доказывает, что все участвующие мужчины отличаются высоким уровнем интеллекта!
Но интеллект не в счет, если социальное значение образа действий дегенерировано. Эти люди – чудовища: Их цель не созидание, как у нормальных людей, а разрушение, уничтожение порядка. Они не думают о других и без оглядки идут к своим деструктивным целям, не обращая внимания на то, что при этом гибнет. Они убийцы! Убийцы…»
Мы не убийцы!
Удивление, изумление, вопросы…
Мы не убийцы!
Никаких букв, никакой речи. Прямая коммуникация.
Мортимер вырывался из плена чужих представлений, сливавшихся в хаотические потоки образов, ставших для него миром изображений, открывшихся внезапно прозревшему; царством звуков, обрушившихся на избавившегося от глухоты.
Потом Мортимер понял, что он сам ответил на вопрос. Это был его собственный ответ. Он «разговаривал»
А теперь он снова «слушал».
– Эй, где ты, отзовись! Кто ты? Пожалуйста, отзовись!
«Как я должен отозваться? – спрашивал себя Монтимер. – Как я могу выйти на связь с вами? Кто вы и в каком состоянии находитесь?»
Теперь звучало медленно и чрезвычайно внятно:
Мы относимся к команде корабля. К группе исследователей. Лишь пятеро из нас присоединены к коммуникационной сети. Остальные даже мыслительно парализованы.
Мортимер был сбит с толку и не находил пока, что ответить. И тут снова появился мягкий задумчивый голос:
Я ведь знаю тебя: ты Стэнтон Бараваль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48