Мы выкатились наружу, точно съехали на санях с большой горы. У нас за спиной оказалась исполинская стена, вздымавшаяся так высоко, что края ее не было видно: вся она была изрыта сотнями и сотнями туннелей, которые, точно глотки обожравшихся тварей, изрыгали наружу свое гнусное содержимое. Один из этих туннелей привел сюда и нас. Грязные струи сплетались в один мощный поток, покрывавший нижнюю часть стены, точно ковер, края которого терялись в бурлящем тумане далеко внизу. В этот же туман устремился и наш плот, – его швыряло из стороны в сторону, крутило волчком, мотало и бросало, как изрядно набравшегося гуляку, который, проведя веселую ночь в трактире, возвращается под утро домой, держась за стены домов и обнимая фонари на пустынной улице. Но движения плота только казались стремительными, на самом же деле он падал не быстрее, чем сорвавшийся с дерева лист, уносимый ветром вдаль. Наконец туман окутал нас со всех сторон.
Мы так долго падали сквозь туман, что я успел обрадоваться его присутствию, милосердно скрывшему от нас истинные размеры провала, в который мы погружались. Но вот туман рассеялся, и мы оказались посреди огромного черного озера. Судя по звуку, нас отнесло довольно далеко от подножия водопада, но даже и тут вся поверхность озера кипела и содрогалась, точно кадка мыльной воды, в которую погружает руки прачка. Как только мы коснулись поверхности озера, все нутро мое содрогнулось от страха и отвращения, ибо из-под воды на нас пялился полуразмытый глаз с половину нашего плота величиной. Он моргнул и ушел в глубину. Воды озера тоже были живыми.
Берег был недалеко – рваная каменистая гряда отчетливо вырисовывалась на фоне неба, – но по пути туда мы всякого успели насмотреться. Двигались мы ровно, с хорошей скоростью, хотя что именно увлекало нас вперед, оставалось непонятным, – мы видели только, как обитатели вод бросались врассыпную при нашем приближении. Не все, однако, могли убежать: там были люди, чьи ноги превратились в стебли, удерживая их тела прямо под поверхностью воды, так что нам хорошо была видна каждая жилка, каждый нерв, прорастающие сквозь кожу, точно красные и серые кораллы; над открытыми черепами, подобно небольшим деревцам, ветвились мозги. Крабы с человеческими губами суетливо бегали вверх и вниз по переплетениям нервов. И повсюду в кромешной тьме черного озера, точно гирлянды толстых сосисок, копошились лысые безрукие гомункулы, прокладывавшие себе путь лягушачьими движениями ног. Дюжины подобных существ, опутанных шелковыми нитями, беспомощно извивающихся и таращащих в безмолвной мольбе глаза, увлекали за собой водяные пауки, каждый размером с крупную собаку, – и все же то были не вполне пауки, ибо переднюю часть тела каждого из них, как раз между чудовищными жвалами, украшало человеческое лицо.
Если такое изобилие страданий можно было увидеть лишь на поверхности, то что же творилось в глубине? То и дело из воды выскакивали люди с раковинами моллюсков вместо спин: сплетясь в смертельном объятии, сражались они друг с другом, пустив в ход не только руки и ноги, но и длинные, точно осклизлые веревки, внутренности, специально для этого вывороченные наружу. Периодически на поверхность поднимались, пыхтя и отдуваясь, огромные твари наподобие кашалотов. Из их боков во всю длину тела торчали целые ряды вертких конечностей, отчаянно шлепавших по воде, – то были человеческие руки. Вскоре нам стал понятен их ужас, когда целые выводки людей-скорпионов и каких-то других паразитов с острыми, точно ножи, челюстями набросились на эти острова плоти, вмиг откромсав все руки до единой.
У подножия скал, к которым лежал наш путь, стояли какие-то лачуги. За обрамлявшей береговую линию каменистой грядой открывалось желтое небо – его простор обещал продолжение суши. Исторгатель соскочил с плота и подтащил его к берегу. Мы ступили на землю царства Смерти. Почва, скользкая и разбитая, неприятно пружинила под ногами. Человекоящер вперевалку поковылял к лачугам и скрылся за ними. Проводник остался стоять у воды, устремляя незрячий взор на каждого из нас по очереди.
– Смертные, лишь при одном условии позволено вам ступить на эту землю. Помощники Хозяина живут повсюду. Когда мы будем проезжать места, где им позволено собирать Дань, каждый из вас должен будет отдать им по куску своей плоти.
Я спросил:
– А у Хозяина много… помощников?
– Столько же, сколько существует способов войти в этот мир, – отвечал он. – Однако вам не придется платить дважды. И плата не смертельно высока.
К тому времени мы уже слишком далеко зашли, и даже это людоедское условие нас не отпугнуло. Мы двое кивнули – Дефальк промолчал, зная, что его согласие никого не интересует. Тут позади лачуг что-то загрохотало, до нас донесся скрип колес и звон упряжи. Появился Исторгатель, ведя в поводу пару каких-то животных, запряженных в огромную черную колесницу.
Ее колеса были в человеческий рост высотой, корпус величиной с корабельный нос, черный, как обсидиан, но украшенный полосами слоновой кости. Тела запряженных в повозку животных скрывали попоны из грубого черного холста на широких кожаных ремнях; нашему взору были открыты лишь покрытые черной шерстью хвосты да четыре пары мощных лап с когтями толстыми, как мои пальцы.
Проводник занял место возницы, взял в руки поводья и сильно натянул.
– Взбирайтесь, – обратился он к нам, – и держитесь за поручни. Необходимо уцепиться как можно крепче, прежде чем я отпущу вожжи.
Мы двое тут же забрались на колесницу, но Дефальк остался стоять.
– Это несправедливо! – воскликнул он. – Тысячи любовников дают обеты, а потом их нарушают! – Но его вопль остался без ответа – мы лишь смотрели на него и ждали, когда он последует за нами: у него не было выбора, и он понимал это так же хорошо, как и мы. В то же время ни у кого из нас не хватило духу прервать его: пусть уж хотя бы пожалуется на жестокую судьбу, прежде чем оказаться всецело в ее власти. – Да, я любил ее, я любил ее горячо – можете смеяться сколько угодно, прошлого вам все равно не изменить. Но любовь – это жизнь, а не кинжал в сердце! Откуда мне было знать, что она выполнит свою клятву?
– О да, – отвечал Халдар, – что же тебе еще оставалось, только считать ее такой же пустышкой, как и ты сам, – надо ведь было сохранить лицо. Ну ладно, допустим, ты пропустил условленный час. Но потом, когда ты узнал, что она это сделала, почему не пошел за ней? У тебя было целых семь лет, чтобы поправить дело.
– Покончить с собой! Выпустить себе кишки кинжалом! Чего проще – правда: разбойник? Она была уже мертва. Ее боль была уже позади. Со мной или без меня, ее все равно ждала одна судьба – гнев матери, только и ждавшей подходящего момента, чтобы обрушить его на голову дочери, и тюрьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25