Можно сказать, у него в жизни никого нет, кроме меня. Получается, у меня есть обязательства перед ним, и их надо выполнять. И потом, черт возьми, я всегда боялась, как бы мои записи не превратились в собрание доносов.
– Что ж, понятно, – заявил Адамберг. – А почему вы его называете «жаждущим»? Забавно, но Лувенель тоже употребил в нашей беседе именно это слово. В любом случае, после ваших заявлений в ресторане «Доден Буффан» вы сделали себе чертовски шумную рекламу. Достаточно было обратиться к вам, чтобы узнать все остальное.
– Чего ради?
– Я вам уже говорил: мания человека с кругами служит подстрекательством к убийству.
Комиссар употребил слово «мания», чтобы не вдаваться в долгие объяснения, тем не менее он помнил рассуждения Веркора-Лори о том, что, в принципе, человек с кругами по признакам не может быть отнесен к категории маньяков. У Адамберга это вызывало чувство удовлетворения.
– У вас не было странных посетителей после той ночи в ресторане «Доден Буффан» и после появления статьи в газете? – вновь принялся расспрашивать ее Адамберг.
– Нет, – ответила Матильда, – впрочем, правильнее было бы сказать, что у меня все посетители – странные.
– После того вечера вы еще когда-нибудь следили за человеком с кругами?
– Разумеется, и не один раз.
– Поблизости от вас никто не появлялся?
– Я ничего не заметила. На самом деле меня это не волновало.
– Ну а вы? – повернувшись к Шарлю Рейе, спросил Адамберг. – Вы-то что здесь делаете?
– Я пришел с мадам, господин комиссар.
– Зачем?
– Чтобы развлечься.
– Или чтобы разузнать побольше. А ведь мне говорили, что Матильда Форестье всегда ныряет в одиночестве, вопреки законам профессии. Обычно она не заботится о том, чтобы кто-нибудь ее сопровождал и защищал.
Слепой улыбнулся:
– Госпожа Форестье была в страшном гневе.
Она спросила меня, не хочу ли я пойти с ней и увидеть, что она здесь устроит. Я согласился. Отличная возможность хорошо провести остаток дня. Однако я тоже разочарован. Вы слишком быстро выбили Матильду из седла.
– Не доверяйте ей, – улыбнулся Адамберг. – У нее в запасе еще много лжи. Скажите, а вы были в курсе того, о чем писали в газете пятого округа?
– Ее же не печатают брайлем, – буркнул Шарль. – Правда, несмотря на это, я был в курсе дела. Вас такой ответ удовлетворяет? А вас, Матильда, наверное, удивляет? Или пугает?
– Мне все равно, – ответила Матильда. Шарль пожал плечами и просунул пальцы под свои черные очки.
– Кто-то говорил об этом в отеле,– продолжал Шарль. – Какой-то клиент в холле.
– Вот видите,– сказал Адамберг, повернувшись к Матильде,– информация распространяется быстро, даже среди тех, кто не может читать. Тот клиент в гостинице, что он говорил?
– Что-то вроде: «Знаменитая дама, та, что плавает по морям, опять взялась за свое! Она снюхалась с полоумным, который синие круги рисует!» Вот и все, что мне стало известно. Ничего конкретного.
– Почему вы так охотно подтверждаете, что были в курсе дела? Ведь это ставит вас в затруднительное положение. Вы же знаете, что с вами не все ясно. Вы чудесным образом появляетесь в доме Матильды, и на время совершения убийства у вас нет алиби.
– Вы и об этом уже знаете?
– Конечно. Данглар не сидит сложа руки.
– Если бы я сам не признался, вы все равно начали бы выяснять и узнали бы правду. Так не лучше ли избежать обвинения во лжи, верно?
На лице Рейе играла та самая недобрая улыбка, что появлялась у него вместе с желанием раздавить весь мир.
– Однако я не знал, – добавил он, – что именно с госпожой Форестье я говорил в кафе на улице Сен-Жак. Я только позже сопоставил факты.
– Да,– подтвердил Адамберг, – вы мне уже об этом говорили.
– Но и вы тоже иногда повторяетесь.
– Так часто бывает в определенные моменты следствия: все начинает повторяться. Журналисты называют это «топтаться на месте».
– Отрезки второй и третий,– вздохнула Матильда.
– Потом внезапно все раскручивается с такой скоростью, – продолжал Адамберг, – что уже не хватает времени даже поговорить.
– Отрезок первый, – заключила Матильда.
– Вы правы, Матильда, все совсем как в жизни. То спад, то подъем.
– Весьма банальная мысль, – сердито пробурчал Шарль.
– Я часто говорю банальности,– согласился Адамберг. – Я повторяюсь, высказываю очевидные истины, короче говоря, разочаровываю собеседника. С вами никогда такое не случается, господин Рейе?
– Стараюсь этого избегать, – заявил слепой, – потому что терпеть не могу заурядной болтовни.
– А я могу. Мне все равно.
– Ладно, хватит,– устало сказала Матильда. – Комиссар, мне не нравится, когда разговоры принимают подобный оборот. Так и увязнуть недолго. Я предпочитаю видеть вас «на подъеме», когда у вас глаза горят.
– Весьма банальная мысль,– ответил Адамберг с улыбкой.
– Что правда, то правда: поэтические и сентиментальные метафоры Матильды иногда бывают просто чудовищны, но это ее не смущает, – съязвил Рейе.– Вы с ней выступаете в разных жанрах.
– Ну, что? Может быть, закончим? Не пора ли нам уходить? – сердито спросила Матильда. – Вы оба меня раздражаете. А это уж совсем другой жанр.
Адамберг улыбнулся и помахал им рукой. Через секунду он уже остался один.
«Зачем Шарль Рейе сказал: «Вот и все, что мне стало известно», почему он счел необходимым это подчеркнуть?» – подумал комиссар.
Очевидно, потому, что ему было известно гораздо больше. Зачем же тогда он признался, пусть даже это далеко не вся правда? Затем, чтобы мы не стали копать глубже.
Адамберг позвонил в гостиницу «Жилище Великих Людей». Портье вспомнил и о газете 5-го округа, и о том, что говорил один из клиентов по поводу той статьи. Слепого он тоже отлично помнил. Такого слепого разве забудешь?
– Рейе просил подробно пересказать ему статью? – спросил Адамберг.
– Ну, разумеется, господин комиссар. Он потребовал, чтобы я ему эту статью прочитал. В противном случае я бы все это так хорошо не запомнил.
– Какой была его реакция?
– Трудно сказать, господин комиссар. Иногда он улыбался так, что у меня мороз пробегал по коже и я чувствовал себя полным идиотом. В тот день он как раз так и улыбался, но я совершенно не понял, что он хотел этим сказать.
Адамберг поблагодарил его и повесил трубку. Шарль Рейе хотел узнать как можно больше. И потому сегодня пошел с Матильдой в комиссариат. Что касается самой Матильды, она узнала о существовании человека, рисующего синие круги, гораздо раньше, чем говорила. Конечно, все это могло не иметь ровно никакого значения. Ему всегда было скучно анализировать информацию такого сорта. Он избавился от этого нудного занятия, сообщив полученные сведения Данглару. В случае необходимости Данглар воспользуется ими гораздо лучше, чем он. Таким образом, он теперь мог думать о человеке, рисующем синие круги, и только о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56