Из соседнего кабинета доносились громкие голоса. У подружки Верну сдали нервы. Совершенно очевидно, что она была непричастна к убийству старика коммерсанта. Единственной ее серьезной ошибкой, способной завести дело слишком далеко, была чрезмерная любовь – или чрезмерная покладистость,– заставлявшая ее покрывать ложь своего друга. Хуже всего для нее было не то, что ей предстояло явиться в суд, а то, что сейчас, именно в эту минуту, ей открылась жестокость ее любовника.
Интересно, что же нужно было съесть в полдень, чтобы сейчас так разболелся живот? Теперь уж и не вспомнить. Комиссар снял трубку и позвонил психиатру Рене Веркору-Лори, чтобы условиться о встрече. Секретарша предложила приехать на следующее утро в одиннадцать. Он назвал свое имя: Жан-Батист Адамберг – и двери для него тут же широко распахнулись. Он еще не привык к такой славе. Между тем он стал известным уже давно. Однако у Адамберга сложилось впечатление, будто он не имеет абсолютно ничего общего с тем человеком, каким он выглядел в глазax общества, и поэтому ему казалось, что он как бы раздваивается. В детстве он уже ощущал себя раздвоенным, он был, во-первых, Жан-Батистом, и во-вторых, Адамбергом; последний как бы наблюдал со стороны за тем, что поделывает тот, другой, и, ухмыляясь, ходил за ним по пятам. А вот теперь их стало трое: Жан-Батист, Адамберг и известная в обществе личность – Жан-Батист Адамберг. Святая Троица, терзаемая противоречиями.
Он встал и отправился за кофе в соседнюю комнату, где стоял автомат, а рядом частенько болтался Маржелон. Оказалось, что там собрались почти все сотрудники, и еще была какая-то женщина, судя по всему, взбудоражившая всех до крайности. Кастро терпеливо увещевал ее: «Мадам, послушайте, вам лучше уйти».
Адамберг налил себе кофе и посмотрел на женщину. Она говорила хриплым голосом, сильно нервничала и казалась расстроенной.
Очевидно, полицейские порядком ее раздражали. Одета она была во все черное. Адамберг подумал, что таких, как она, можно встретить только в Египте или еще в каком-нибудь краю, где рождаются люди с прекрасными смуглыми, горбоносыми лицами, которые невозможно забыть, – как лицо его любимой малышки.
Тем временем Кастро продолжал:
– Здесь же не справочное бюро, мадам, будьте так любезны, уйдите отсюда, пожалуйста.
Женщина была уже немолода, Адамберг прикинул, что ей, должно быть, между сорока пятью и шестьюдесятью. Загорелые, сильные руки, ногти коротко подстрижены – руки женщины, много странствовавшей по свету и много чего державшей в своих ладонях.
– А зачем тогда вообще полицейские?– заявила женщина и тряхнула головой, откинув черные, до плеч волосы. – Вам всего-то и нужно, что чуть-чуть потрудиться и дать мне маленький совет. Разве вы от этого умрете? Если я буду сама его искать, мне понадобится лет десять, а вы за один день управитесь!
Теперь уже Кастро окончательно потерял терпение.
– Плевать я хотел на ваши дурацкие истории! – заорал он. – Тот мужик, о котором вы спрашиваете, он что, числится среди пропавших без вести? Не числится! Ну так и идите отсюда! Мы не обязаны давать частные объявления в газеты! А будете и дальше скандалить, я позову сюда начальство!
Адамберг все так же стоял в глубине комнаты, прислонившись к стене.
– Я – начальство, – произнес он, не трогаясь с места.
Матильда обернулась. Его глаза, наполовину прикрытые веками, смотрели на нее необычайно ласково, из брюк с одной стороны торчал подол небрежно заправленной сорочки, худое лицо и руки, словно украденные у статуи Родена, казалось, принадлежали двум разным людям. И тут она вдруг поняла, что теперь все пойдет хорошо.
Отделившись от стены, Адамберг толкнул дверь в свой кабинет и жестом пригласил ее войти.
– Пусть так, вы не справочное бюро,– сказала Матильда и села. – Сегодня день начался для меня неудачно. Впрочем, вчера и позавчера было не лучше. Целый отрезок недели пропал даром. Надеюсь, для вас этот отрезок прошел благополучно.
– Отрезок?
– Согласно моей теории, понедельник, вторник и среда составляют единый отрезок, отрезок первый. То, что происходит в первом отрезке, весьма отличается от того, что происходит во втором.
– То есть в четверг, пятницу и субботу?
– Точно. Если как следует понаблюдать, то можно заметить, что в первом отрезке, в общем и целом, случается больше неожиданных и серьезных событий, я подчеркиваю, в общем и целом; а вот во втором отрезке всегда больше суеты и развлечений. Все дело в ритме жизни. Такой порядок неизменен, в отличие от порядка парковки автомобилей на некоторых улицах, где полмесяца можно ставить машины, а другие полмесяца – нельзя. Интересно, почему? Чтобы улица отдохнула, что ли? Как поле под паром? Вот где загадка. Так или иначе, отрезки недели всегда постоянны. Отрезок первый: человек любознателен, он размышляет и действует. В результате случаются несчастья или творятся чудеса. Отрезок второй: человек пассивен и нелюбопытен, он равнодушен к людям и событиям. Во втором отрезке кто попало занимается чем попало, и люди частенько напиваются, в то время как в первом отрезке, вне всяких сомнений, важно все происходящее. Практика показывает, что вторые отрезки обычно не имеют серьезных последствий. С первыми – все наоборот: если в течение первого отрезка устроить какую-нибудь пакость, как было на этой неделе, она не останется безнаказанной. А тут еще вдобавок в кафе в меню значилась баранья лопатка с чечевицей. От бараньей лопатки с чечевицей у меня становится тоскливо на душе. Она приводит меня в отчаяние. Чтобы такое – и в самом конце первого отрезка! Эта проклятая лопатка – к несчастью!
– А воскресенье?
– Ну, воскресенье – это третий отрезок. Это единственный день, составляющий целый отрезок недели, что свидетельствует о том, насколько он важен. В третьем отрезке люди обращаются в паническое бегство. Если соединить ту самую баранью лопатку и третий отрезок – останется только лечь и умереть.
– Итак, на чем мы остановились? – спросил Адамберг. Внезапно у него возникло впечатление, что мысли этой женщины сбили его с толку еще больше, нежели его собственные.
– Ни на чем.
– Ах да, конечно, ни на чем.
– Мне это нравится,– произнесла Матильда.– Поскольку мой первый отрезок почти пропал даром, то, когда я шла мимо вашего здания, у меня возникла мысль, что я все же попытаю счастья, несмотря ни на что. Теперь понимаете, какой был соблазн – попытаться спасти хотя бы остаток первого отрезка, впрочем, ничего хорошего из этого все равно выйти не могло. А у вас как прошел первый отрезок?
– Неплохо, – признался Адамберг.
– На прошлой неделе первый отрезок у меня был просто потрясающий, можете мне поверить!
– И что же тогда произошло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56