Пустота номера, напротив, создавала ощущение незащищенности. Но Иван Иванович специально выбрал огромный, как взлетное поле аэродрома, люкс. Чтобы меньше бросаться в глаза. Справедливо рассудив, что вряд ли преследователи станут искать его в валютных номерах пятизвездочных гостиниц. Он ведь не знал, что его не надо искать, что его уже нашли...
Потом Иван Иванович вставал, умывался и шел в ресторан. В руках у него находился объемный, купленный в ближайшем магазине «дипломат». В «дипломате» лежали пачки долларов, пистолеты и те проклятые дискеты. Оставлять «дипломат» в камере хранения Иван Иванович не решался и потому везде таскал его с собой. Даже в туалет таскал. И спал тоже с ним, подложив под голову.
Иван Иванович шел в ресторан и удивлялся тому, что вот ведь такая дорогая и респектабельная гостиница, а этажи полны какого-то странного вида сброда. Ну чуть не на каждом углу!
Внешне вроде ничего, и костюмы дорогие, и обувь, но сидят эти костюмы черт знает как. Как с чужого плеча. А уж рожи... Ну просто какие-то уголовные рожи. Стрижки короткие, ухмылки двусмысленные, взгляды... Взгляды такие, что мурашки по коже пробегают. Так и кажется, что в карманах их дорогих костюмов лежат кастеты или ножи.
Иван Иванович входил в лифт, и, как нарочно, в тот же лифт в последний момент втискивался один из этих самых, сомнительного вида, с сильно измятым костюмом и лицом постоялец. А вслед за ним еще один. На которого и вовсе смотреть было жутко.
— Вам, блин, какой этаж, простите? — вежливо спрашивал тот, на которого смотреть было жутко.
— Второй, — отвечал Иван Иванович. Постоялец нажимал на кнопку, демонстрируя огромные, как помидоры, золотые печатки на пальцах, прикрывающие синие татуировки с сопками, солнцем, какими-то вышками и какими-то надписями.
— Ты здесь давно? — спрашивал Ивана Ивановича тот, что вошел первым.
— Второй день.
— А я, блин, третью неделю кантуюсь. Ты в каком?
— В сотом.
— А я в сто первом. В трехкамерном люксе. Соседи значит. Через стенку. Ты в сотом. Я в сто первом. Дерьмо у них тут люксы. Фуфло. А бабки стригут, как за пять звезд. Скажи?
Иван Иванович неопределенно пожал плечами.
— Ты в шамовку?
— Куда?
— Я спрашиваю, ты в ресторан?
— В ресторан.
— Ну, тогда я тоже с тобой. Схаваю утреннюю пайку. За компанию. Я один есть не люблю. Я компанию люблю.
— Вообще-то я... — попытался отказаться от приглашения Иван Иванович.
— Да брось ты! Раз вместе, значит, вместе. Я теперь тебя ни на шаг от себя не отпущу. Потому как соседи. Так что ты даже и не думай. И не дергайся. — И сосед хлопнул Ивана Ивановича по плечу так, что тот присел к полу. — Мы сейчас по-быстрому похаваем, а потом ко мне пойдем, в буру перекинемся.
— В какую буру? Я в буру не умею.
— Ну, тогда в то, что умеешь. Хошь в шахматы. В ресторане Ивану Ивановичу не понравилось. Из-за общества не понравилось. Сидевшие за столиками посетители все были вроде того соседа. Кое-кто даже и хуже. Как будто это был не ресторан гостиницы высшей категории, а общая камера Бутырской тюрьмы. В момент выдачи шамовки.
Сосед щелчком пальцев подозвал официанта.
— Что будете заказывать?
— Значит, так, вот эту баланду из крабов, ну и на твое усмотрение. Да, и черняшку не забудь.
— Какую «черняшку»? — не понял официант.
— Хлеба, дурак.
Потом Иван Иванович и сосед с молчаливым, на которого смотреть жутко приятелем ели. Сосед ел шумно, периодически отрыгивая и вытирая руки о край скатерти.
— Дерьмо у них ресторан, — говорил он, — тошниловка. Вот я однажды в Брюсселе хавал... Ты в Брюсселе был?
— Нет.
— Дерьмо городишко. Беднота. Но хавка знатная. Мы с братанами там весь зал откупили, чтобы ихние фраеры веселью не мешали и...
— Спасибо, — сказал Иван Иванович, вставая.
— Сиди! — грозно сказал сосед. — Западло уходить, когда хавка осталась. И когда хорошая компания... Сиди! Я сказал!
Иван Иванович сел. И сидел, пока хавка не кончилась. А потом сидел в сто первом номере и играл в буру. Причем выигрывал. Потому что новичкам в карты везет...
— Он находится в сто первом номере, — доложил помощник Папы Папе.
— Что он там делает? В сто первом.
— В буру играет.
— С кем играет?
Помощник наклонился и сказал на ухо Папе имя.
— Да ты что?
— Точно! Мы по книге регистрации проверили.
— Что он там делает?
— Гуляет. Уже недели две как гуляет.
— Ну ты смотри, как в мире тесно! Как на зоне...
— И что теперь делать?
— Ничего не делать, ждать.
— А может, его из сто первого попробовать выцепить?
— Осади! Если сто первый тронуть, вони не оберешься.
— Да там при нем всего один охранник! А наших на этаже человек шесть!
— Осади, сказал! Тот один охранник твоих троих стоит! Да и не в нем дело. Если к тому в сто первом в дверь стукнуться, там через минуту толпа мочильщиков будет, а мало покажется, взвод ОМОНа при автоматах прибудет. И всех в лапшу покрошит. За тем сто первым такие бабки стоят! И такие люди! Со сто первым дружить надо. Так что скажи своим «шестеркам», чтобы не дай Бог! Чтобы на цыпочках ходили...
И «шестерки» бесшумно отлипали от дверей, которые до того обступили, чтобы при первом приказе ломать...
— Ну ты клевый чувак, хоть видно, что не наш, что простой фраер, — радостно хлопал Ивана Ивановича по плечу его не в меру гостеприимный сосед. — Давай сдавай по новой.
И Иван Иванович сдавал.
Потом пришли проститутки. Много. Штук восемь. Все как на подбор. Все как Клаудиа Шиффер.
Или даже лучше.
— А-а, б... привели, — сказал сосед. — Ну давай проходи, стройся.
Проститутки встали в ряд, отставив ножки, как манекенщицы на подиуме.
— Видал, какие у меня телки! — похвастался сосед. — Одна к одной. Как они тебе?
— Клевые, — сдавленно сказал Иван Иванович, используя соседский, который за день уже начал осваивать, жаргон. И стал обаятельно улыбаться и застегивать пуговицы на рубахе.
— Вообще-то дерьмо телки. Только видимость одна. А на самом деле ни хрена не умеют. Только ходить, стоять и зубы скалить. Любая вокзальная шлюха лучше будет. Вокзальные шлюхи вообще класс. Кабы не их дешевизна, я бы только с ними. Но нельзя. Меньше сотни баксов нельзя! Престиж.
Проститутки продолжали стоять, отставив ножки. И продолжали улыбаться, словно ничего из того, что про них тут говорят, не слышали. Словно с рождения глухие.
— Ты какую будешь?
— Вообще-то я...
— Ну и правильно. Они один хрен все одинаковы. Все как кусковой сахар в пачке. Ну чего встали, шалавы? Чего лыбитесь? Не видите, что ли, что ваша шконка занята. Валите с глаз отсюда. Мы потом, когда доиграем... Может быть. Что, не поняли, что ли? А ну разом, с левой ноги, на... отсюда...
Проститутки повернулись, как по команде, и строем, одновременно покачивая бедрами, вышли в соседнюю комнату. Ну, значит, не глухие, раз команды слышат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Потом Иван Иванович вставал, умывался и шел в ресторан. В руках у него находился объемный, купленный в ближайшем магазине «дипломат». В «дипломате» лежали пачки долларов, пистолеты и те проклятые дискеты. Оставлять «дипломат» в камере хранения Иван Иванович не решался и потому везде таскал его с собой. Даже в туалет таскал. И спал тоже с ним, подложив под голову.
Иван Иванович шел в ресторан и удивлялся тому, что вот ведь такая дорогая и респектабельная гостиница, а этажи полны какого-то странного вида сброда. Ну чуть не на каждом углу!
Внешне вроде ничего, и костюмы дорогие, и обувь, но сидят эти костюмы черт знает как. Как с чужого плеча. А уж рожи... Ну просто какие-то уголовные рожи. Стрижки короткие, ухмылки двусмысленные, взгляды... Взгляды такие, что мурашки по коже пробегают. Так и кажется, что в карманах их дорогих костюмов лежат кастеты или ножи.
Иван Иванович входил в лифт, и, как нарочно, в тот же лифт в последний момент втискивался один из этих самых, сомнительного вида, с сильно измятым костюмом и лицом постоялец. А вслед за ним еще один. На которого и вовсе смотреть было жутко.
— Вам, блин, какой этаж, простите? — вежливо спрашивал тот, на которого смотреть было жутко.
— Второй, — отвечал Иван Иванович. Постоялец нажимал на кнопку, демонстрируя огромные, как помидоры, золотые печатки на пальцах, прикрывающие синие татуировки с сопками, солнцем, какими-то вышками и какими-то надписями.
— Ты здесь давно? — спрашивал Ивана Ивановича тот, что вошел первым.
— Второй день.
— А я, блин, третью неделю кантуюсь. Ты в каком?
— В сотом.
— А я в сто первом. В трехкамерном люксе. Соседи значит. Через стенку. Ты в сотом. Я в сто первом. Дерьмо у них тут люксы. Фуфло. А бабки стригут, как за пять звезд. Скажи?
Иван Иванович неопределенно пожал плечами.
— Ты в шамовку?
— Куда?
— Я спрашиваю, ты в ресторан?
— В ресторан.
— Ну, тогда я тоже с тобой. Схаваю утреннюю пайку. За компанию. Я один есть не люблю. Я компанию люблю.
— Вообще-то я... — попытался отказаться от приглашения Иван Иванович.
— Да брось ты! Раз вместе, значит, вместе. Я теперь тебя ни на шаг от себя не отпущу. Потому как соседи. Так что ты даже и не думай. И не дергайся. — И сосед хлопнул Ивана Ивановича по плечу так, что тот присел к полу. — Мы сейчас по-быстрому похаваем, а потом ко мне пойдем, в буру перекинемся.
— В какую буру? Я в буру не умею.
— Ну, тогда в то, что умеешь. Хошь в шахматы. В ресторане Ивану Ивановичу не понравилось. Из-за общества не понравилось. Сидевшие за столиками посетители все были вроде того соседа. Кое-кто даже и хуже. Как будто это был не ресторан гостиницы высшей категории, а общая камера Бутырской тюрьмы. В момент выдачи шамовки.
Сосед щелчком пальцев подозвал официанта.
— Что будете заказывать?
— Значит, так, вот эту баланду из крабов, ну и на твое усмотрение. Да, и черняшку не забудь.
— Какую «черняшку»? — не понял официант.
— Хлеба, дурак.
Потом Иван Иванович и сосед с молчаливым, на которого смотреть жутко приятелем ели. Сосед ел шумно, периодически отрыгивая и вытирая руки о край скатерти.
— Дерьмо у них ресторан, — говорил он, — тошниловка. Вот я однажды в Брюсселе хавал... Ты в Брюсселе был?
— Нет.
— Дерьмо городишко. Беднота. Но хавка знатная. Мы с братанами там весь зал откупили, чтобы ихние фраеры веселью не мешали и...
— Спасибо, — сказал Иван Иванович, вставая.
— Сиди! — грозно сказал сосед. — Западло уходить, когда хавка осталась. И когда хорошая компания... Сиди! Я сказал!
Иван Иванович сел. И сидел, пока хавка не кончилась. А потом сидел в сто первом номере и играл в буру. Причем выигрывал. Потому что новичкам в карты везет...
— Он находится в сто первом номере, — доложил помощник Папы Папе.
— Что он там делает? В сто первом.
— В буру играет.
— С кем играет?
Помощник наклонился и сказал на ухо Папе имя.
— Да ты что?
— Точно! Мы по книге регистрации проверили.
— Что он там делает?
— Гуляет. Уже недели две как гуляет.
— Ну ты смотри, как в мире тесно! Как на зоне...
— И что теперь делать?
— Ничего не делать, ждать.
— А может, его из сто первого попробовать выцепить?
— Осади! Если сто первый тронуть, вони не оберешься.
— Да там при нем всего один охранник! А наших на этаже человек шесть!
— Осади, сказал! Тот один охранник твоих троих стоит! Да и не в нем дело. Если к тому в сто первом в дверь стукнуться, там через минуту толпа мочильщиков будет, а мало покажется, взвод ОМОНа при автоматах прибудет. И всех в лапшу покрошит. За тем сто первым такие бабки стоят! И такие люди! Со сто первым дружить надо. Так что скажи своим «шестеркам», чтобы не дай Бог! Чтобы на цыпочках ходили...
И «шестерки» бесшумно отлипали от дверей, которые до того обступили, чтобы при первом приказе ломать...
— Ну ты клевый чувак, хоть видно, что не наш, что простой фраер, — радостно хлопал Ивана Ивановича по плечу его не в меру гостеприимный сосед. — Давай сдавай по новой.
И Иван Иванович сдавал.
Потом пришли проститутки. Много. Штук восемь. Все как на подбор. Все как Клаудиа Шиффер.
Или даже лучше.
— А-а, б... привели, — сказал сосед. — Ну давай проходи, стройся.
Проститутки встали в ряд, отставив ножки, как манекенщицы на подиуме.
— Видал, какие у меня телки! — похвастался сосед. — Одна к одной. Как они тебе?
— Клевые, — сдавленно сказал Иван Иванович, используя соседский, который за день уже начал осваивать, жаргон. И стал обаятельно улыбаться и застегивать пуговицы на рубахе.
— Вообще-то дерьмо телки. Только видимость одна. А на самом деле ни хрена не умеют. Только ходить, стоять и зубы скалить. Любая вокзальная шлюха лучше будет. Вокзальные шлюхи вообще класс. Кабы не их дешевизна, я бы только с ними. Но нельзя. Меньше сотни баксов нельзя! Престиж.
Проститутки продолжали стоять, отставив ножки. И продолжали улыбаться, словно ничего из того, что про них тут говорят, не слышали. Словно с рождения глухие.
— Ты какую будешь?
— Вообще-то я...
— Ну и правильно. Они один хрен все одинаковы. Все как кусковой сахар в пачке. Ну чего встали, шалавы? Чего лыбитесь? Не видите, что ли, что ваша шконка занята. Валите с глаз отсюда. Мы потом, когда доиграем... Может быть. Что, не поняли, что ли? А ну разом, с левой ноги, на... отсюда...
Проститутки повернулись, как по команде, и строем, одновременно покачивая бедрами, вышли в соседнюю комнату. Ну, значит, не глухие, раз команды слышат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90