— уже привычно спросил Александр Анатольевич.
— Через четверть.
— Только «винты»?
— Нет, на этот раз можно и компьютеры. У меня машина.
— Большая?
— Большая. Влезет все, что нужно. Еще и место останется.
Со сбором уложились в двадцать пять минут. Но эти не укладывающиеся в нормативы минуты я своим гражданским коллегам простил. Погони за нами не было. Можно было слегка расслабиться.
— Готовы?
— Готовы.
— Ну тогда на выход.
Вышли все разом, держа перед собой объемные спортивные сумки. В каждой — по компьютеру. А те, что не влезли, — оставили на подоконнике, предварительно выдернув из них диски. То-то хозяевам будет радость. Пока они во всем не разберутся.
Подъездную дверь пришлось открывать ногами, потому что руки были заняты.
— Ну и где обещанная машина?
— Да вот она.
— Где?
— Перед вашими носами.
«Перед носами» легковых машин не было.
— А это что?
— Это холодильник.
— Вот она эта наша машина и есть.
— В ней же мясо возят.
— Вы тоже не флора. Не фрукты-овощи.
— Мы, может, и нет, но кое-кто — точно фрукт, — попытался пошутить Александр Анатольевич.
Я молча открыл заднюю, похожую на ворота дверь.
— Бросайте сумки сюда.
— А сами?
— А сами, так и быть, в кабину. Выедем за город, там разберемся, кому какие авто по чину.
Я сел за руль, положив рядом мною же «нарисованные» права, путевки и накладные на несуществующий груз.
Выехав за город, я завернул в первый же встретившийся по пути лесок и заглушил двигатель.
— И что дальше?
— Дальше? Я за баранку. Вы — в кузов.
— А не замерзнем?
— А вы не раздевайтесь.
Я снова открыл рефрижераторную дверь.
У входа висели мороженые говяжьи туши.
— Нам навешиваться между ними? На крюки?
— Нет. Вам пробираться за них.
Я отодвинул одну из висящих туш, затем покрытую инеем полиэтиленовую пленку, затем открыл небольшой люк в сплошном монолите от пола до потолка мороженого мяса.
— Прошу!
За тушами было еще одно, гораздо большее, чем первое, помещение. С удобными креслами, откидным диванчиком, микрокухней, несколькими полками под аппаратуру и утепленными многими слоями пенопласта и пенопропилена стенами.
— Вот здесь вы и будете жить.
— А куда же в туалет ходить? — удивился Козловский-Баранников.
— А ходить, извините, вот в эти полиэтиленовые мешки. А потом выносить их на мороз. Благо он тут у вас под боком. А потом, когда все это застынет, — выбрасывать. Понятно?
— А какой-нибудь квартирки получше не нашлось? — спросил Александр Анатольевич. — Готов терпеть даже комнату в коммуналке.
— Вам квартирные удобства нужны или результаты нашей работы?
— А какая связь?
— Самая прямая. Вы утверждали, что на стационарной квартире со стационарным телефоном нас смогут легко вычислить. Так?
— Так.
— А если мы будем менять адреса каждый день, то вероятность быть пойманными за руку, набирающую очередной номер абонента, уменьшается? Верно?
— Ну, верно.
— А если мы меняем адреса каждый час?
— То вычислить нас будет практически невозможно! — докончил за меня фразу Козловский-Баранников.
— Ну вот видите.
— А где же в холодильнике телефонная линия? — удивился Александр Анатольевич.
— А телефонная линия есть на каждой улице. В любом квартальном распределителе. Помните такие высокие металлические «шкафы», в которых любят копаться монтеры с телефонными трубками? Или в любом колодце связи. Достаточно подцепить к ним все ту же «лапшу», и вы в релейных сетях ближайшей АТС.
— А ведь действительно, — хлопнул себя по лбу Александр Анатольевич. — Как это я сразу о «шкафах» не подумал?
— Потому что вы «сразу» о другом подумали. О теплом, со всеми удобствами туалете. И ванной.
— Точно. Был грешок.
— Ну что, поехали?
— Поехали. Куда деваться. У говядины, к которой нас приравняли, нет права собственного голоса.
— А вот здесь вы не правы. И право есть, и голос, и каналы его передачи. Вот здесь, обратите внимание, — кнопка срочного вызова. От нее сигнал идет ко мне в кабину. Это — динамик ретранслятора. Все, что я буду говорить в кабине, — вы будете слышать в салоне. Это микрофон обратной связи. Но сразу я по нему могу не ответить, только когда будет подходящее, без посторонних ушей и глаз место. Так что вы напрасно глотки не рвите. И не пугайтесь, если я не буду реагировать на ваши запросы. И, наконец, самое главное — лампочка тревоги. Если она загорится, вы должны, что бы в эту минуту ни делали, замереть, не двигаться, не разговаривать и желательно даже не дышать.
— Сколько не дышать?
— Пока лампочка не потухнет. Все понятно?
— Все.
— Ну тогда по коням?
— Скорее по... морозильным камерам.
Я вырулил на автостраду. По ней на Кольцевую дорогу. С нее на проспект. С которого свернул в малоприметный переулок. У первого же «шкафа» связи я затормозил.
Встал я очень расчетливо, чтобы длинным корпусом рефрижератора перекрыть подходы к телефонному распределителю. Открыв отмычкой «шкаф», подсоединился к ближним клеммам.
«Контакт?»
Я закрыл «шкаф», залез в кабину и приложил к уху наушник.
«Есть контакт!» Пошла связь!
Измученный долгим перегоном водитель рефрижератора, загнав машину в первый встретившийся на пути переулок, спал, навалившись головой на рулевую баранку. Он даже не нашел в себе сил расстелить на спальном месте постель. Он даже не успел снять с уха плейерный наушник. Так и дремал под тихое перекручивание давно кончившейся кассеты.
Такую кинематографически классическую картинку из нелегкой жизни водителей-дальнобойщиков наблюдали идущие мимо прохожие.
Вот только водитель был не водителем, наушник подсоединен не к плейеру, а о сне вообще разговор не шел.
— Я начинаю. Вторая, третья, четвертая, пятая, шестая машина — готовы...
— Программа пошла...
— Не могу открыть файл.
— Попробуй в другом режиме.
— Не могу открыть файл! Запрос — отказ.
Запрос — отказ.
Отказ.
Отказ.
Отказ.
Час. Второй. Третий.
Все, дальше тянуть нельзя. Три часа — критический срок.
Водитель просыпается, выбирается из кабины, зевает, почесывается, ходит вокруг машины, пинает скаты. А заодно отрубает связь.
Улица. Еще улица. Еще одна. Переулок. «Шкаф».
Остановка.
И снова завершивший дальнюю дорогу водитель засыпает на баранке, забыв в ухе наушник.
Запрос.
Запрос.
Запрос.
«Не могу открыть файл».
Отказ.
Отказ.
Отказ.
Час. Второй. Третий.
И новое перемещение.
— Эй! Ты чего это тут встал?
Гаишник. Этого только не хватало!
Нажать кнопку тревоги. Слегка потянуть кабель, чтобы провод соскочил с клемм. Теперь все недоказуемо. Просто болтающийся, скорее всего зацепившийся на дороге провод. И просто открытый «шкаф». Два разных, не связанных (именно не связанных — в самом прямом смысле слова) факта.
— Ты чего, не слышишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Через четверть.
— Только «винты»?
— Нет, на этот раз можно и компьютеры. У меня машина.
— Большая?
— Большая. Влезет все, что нужно. Еще и место останется.
Со сбором уложились в двадцать пять минут. Но эти не укладывающиеся в нормативы минуты я своим гражданским коллегам простил. Погони за нами не было. Можно было слегка расслабиться.
— Готовы?
— Готовы.
— Ну тогда на выход.
Вышли все разом, держа перед собой объемные спортивные сумки. В каждой — по компьютеру. А те, что не влезли, — оставили на подоконнике, предварительно выдернув из них диски. То-то хозяевам будет радость. Пока они во всем не разберутся.
Подъездную дверь пришлось открывать ногами, потому что руки были заняты.
— Ну и где обещанная машина?
— Да вот она.
— Где?
— Перед вашими носами.
«Перед носами» легковых машин не было.
— А это что?
— Это холодильник.
— Вот она эта наша машина и есть.
— В ней же мясо возят.
— Вы тоже не флора. Не фрукты-овощи.
— Мы, может, и нет, но кое-кто — точно фрукт, — попытался пошутить Александр Анатольевич.
Я молча открыл заднюю, похожую на ворота дверь.
— Бросайте сумки сюда.
— А сами?
— А сами, так и быть, в кабину. Выедем за город, там разберемся, кому какие авто по чину.
Я сел за руль, положив рядом мною же «нарисованные» права, путевки и накладные на несуществующий груз.
Выехав за город, я завернул в первый же встретившийся по пути лесок и заглушил двигатель.
— И что дальше?
— Дальше? Я за баранку. Вы — в кузов.
— А не замерзнем?
— А вы не раздевайтесь.
Я снова открыл рефрижераторную дверь.
У входа висели мороженые говяжьи туши.
— Нам навешиваться между ними? На крюки?
— Нет. Вам пробираться за них.
Я отодвинул одну из висящих туш, затем покрытую инеем полиэтиленовую пленку, затем открыл небольшой люк в сплошном монолите от пола до потолка мороженого мяса.
— Прошу!
За тушами было еще одно, гораздо большее, чем первое, помещение. С удобными креслами, откидным диванчиком, микрокухней, несколькими полками под аппаратуру и утепленными многими слоями пенопласта и пенопропилена стенами.
— Вот здесь вы и будете жить.
— А куда же в туалет ходить? — удивился Козловский-Баранников.
— А ходить, извините, вот в эти полиэтиленовые мешки. А потом выносить их на мороз. Благо он тут у вас под боком. А потом, когда все это застынет, — выбрасывать. Понятно?
— А какой-нибудь квартирки получше не нашлось? — спросил Александр Анатольевич. — Готов терпеть даже комнату в коммуналке.
— Вам квартирные удобства нужны или результаты нашей работы?
— А какая связь?
— Самая прямая. Вы утверждали, что на стационарной квартире со стационарным телефоном нас смогут легко вычислить. Так?
— Так.
— А если мы будем менять адреса каждый день, то вероятность быть пойманными за руку, набирающую очередной номер абонента, уменьшается? Верно?
— Ну, верно.
— А если мы меняем адреса каждый час?
— То вычислить нас будет практически невозможно! — докончил за меня фразу Козловский-Баранников.
— Ну вот видите.
— А где же в холодильнике телефонная линия? — удивился Александр Анатольевич.
— А телефонная линия есть на каждой улице. В любом квартальном распределителе. Помните такие высокие металлические «шкафы», в которых любят копаться монтеры с телефонными трубками? Или в любом колодце связи. Достаточно подцепить к ним все ту же «лапшу», и вы в релейных сетях ближайшей АТС.
— А ведь действительно, — хлопнул себя по лбу Александр Анатольевич. — Как это я сразу о «шкафах» не подумал?
— Потому что вы «сразу» о другом подумали. О теплом, со всеми удобствами туалете. И ванной.
— Точно. Был грешок.
— Ну что, поехали?
— Поехали. Куда деваться. У говядины, к которой нас приравняли, нет права собственного голоса.
— А вот здесь вы не правы. И право есть, и голос, и каналы его передачи. Вот здесь, обратите внимание, — кнопка срочного вызова. От нее сигнал идет ко мне в кабину. Это — динамик ретранслятора. Все, что я буду говорить в кабине, — вы будете слышать в салоне. Это микрофон обратной связи. Но сразу я по нему могу не ответить, только когда будет подходящее, без посторонних ушей и глаз место. Так что вы напрасно глотки не рвите. И не пугайтесь, если я не буду реагировать на ваши запросы. И, наконец, самое главное — лампочка тревоги. Если она загорится, вы должны, что бы в эту минуту ни делали, замереть, не двигаться, не разговаривать и желательно даже не дышать.
— Сколько не дышать?
— Пока лампочка не потухнет. Все понятно?
— Все.
— Ну тогда по коням?
— Скорее по... морозильным камерам.
Я вырулил на автостраду. По ней на Кольцевую дорогу. С нее на проспект. С которого свернул в малоприметный переулок. У первого же «шкафа» связи я затормозил.
Встал я очень расчетливо, чтобы длинным корпусом рефрижератора перекрыть подходы к телефонному распределителю. Открыв отмычкой «шкаф», подсоединился к ближним клеммам.
«Контакт?»
Я закрыл «шкаф», залез в кабину и приложил к уху наушник.
«Есть контакт!» Пошла связь!
Измученный долгим перегоном водитель рефрижератора, загнав машину в первый встретившийся на пути переулок, спал, навалившись головой на рулевую баранку. Он даже не нашел в себе сил расстелить на спальном месте постель. Он даже не успел снять с уха плейерный наушник. Так и дремал под тихое перекручивание давно кончившейся кассеты.
Такую кинематографически классическую картинку из нелегкой жизни водителей-дальнобойщиков наблюдали идущие мимо прохожие.
Вот только водитель был не водителем, наушник подсоединен не к плейеру, а о сне вообще разговор не шел.
— Я начинаю. Вторая, третья, четвертая, пятая, шестая машина — готовы...
— Программа пошла...
— Не могу открыть файл.
— Попробуй в другом режиме.
— Не могу открыть файл! Запрос — отказ.
Запрос — отказ.
Отказ.
Отказ.
Отказ.
Час. Второй. Третий.
Все, дальше тянуть нельзя. Три часа — критический срок.
Водитель просыпается, выбирается из кабины, зевает, почесывается, ходит вокруг машины, пинает скаты. А заодно отрубает связь.
Улица. Еще улица. Еще одна. Переулок. «Шкаф».
Остановка.
И снова завершивший дальнюю дорогу водитель засыпает на баранке, забыв в ухе наушник.
Запрос.
Запрос.
Запрос.
«Не могу открыть файл».
Отказ.
Отказ.
Отказ.
Час. Второй. Третий.
И новое перемещение.
— Эй! Ты чего это тут встал?
Гаишник. Этого только не хватало!
Нажать кнопку тревоги. Слегка потянуть кабель, чтобы провод соскочил с клемм. Теперь все недоказуемо. Просто болтающийся, скорее всего зацепившийся на дороге провод. И просто открытый «шкаф». Два разных, не связанных (именно не связанных — в самом прямом смысле слова) факта.
— Ты чего, не слышишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96