Чему учил? Европеец не держал дыхания, его глаза были безумны, по лицу тек пот, сердечный ритм сбился.
Бунтаро вздохнул, в который раз встречая на своем мече меч Ала и вяло отталкивая его в сторону.
Мешать Алу или нападать на него всерьез Бунтаро не стал бы ни за что на свете. Вот еще! Небось сам устанет и подставится под удар. Таким образом тренировал его в свое время отец. Давал Бунтаро погасить свою ярость, бездарно рубя воздух, а потом осаживал его одним точным движением.
Видя, что Ал уже порядком выдохся, Бунтаро в очередной раз отразил удар, на этот раз ловко выбив меч из рук противника, так что тот отлетел на несколько шагов. Но Ал, вместо того чтобы признать свое поражение и вежливо поблагодарить Бунтаро за доставленное ему удовольствие, вдруг ни с того ни с сего кинулся за потерянным оружием. Тода Бунтаро продолжал стоять посреди поля боя, ожидая нового нападения. Вокруг них самураи с факелами вполголоса обсуждали происходящее.
Весь в поту, едва подобрав меч, Ал набросился на Бунтаро с такой яростью, что тот теперь едва успевал отражать атаки.
«Ну и странные же люди эти варвары, – подумал Бунтаро, – могут полдня отлынивать от тренировок, а тут ночью и такие вдруг силы. Не иначе, как не все у него получается в постели с Фудзико и Тахикиро, вот мужчина и отводит душеньку, разминаясь на мечах.
Надо будет поговорить с племянницами, пусть расскажут напрямик, что у них там с Андзин-сан. Должно быть, во всем виновата Фудзико. Беременные женщины такие занудливые. Хотя, может это он сам боится повредить ребенку, но тогда у него должны быть служанки… Надо выяснить, спит ли он со служанками, и если нет, понять, что ему не нравится, и прислать своих. Молодой мужчина должен хотя бы через день переплетать ноги с какой-нибудь дамой или служанкой. Иначе здоровье уйдет и сил не будет.
Не нанося ни одного упреждающего удара, а лишь вяло отбиваясь, Бунтаро, тем не менее, чувствовал, как его силы слабеют, в то время как неистовый Андзин-сан наносил удар за ударом, не прикрываясь щитом и вообще забыв про собственную защиту. Из-за последнего обстоятельства Бунтаро не решился переходить в нападение, опасаясь случайно задеть Ала.
Наконец ему надоел этот бестолковый поединок: перехватив взгляд появившейся на пороге дома Фудзико, Бунтаро кивнул ей и тут же склонился, положив на землю свой меч. В следующее мгновение он шмыгнул мышью под мечом Ала и, схватив его одной рукой за пояс, а другой за правую руку, отводя от себя меч, весело поднял противника над головой и положил на траву возле крыльца.
При этом Бунтаро постарался проделать свой маневр таким образом, чтобы, с одной стороны, с честью выйти из поединка, и с другой, не унизить своего противника.
Смеясь, Ал поднялся на ноги, его кимоно можно было выжимать.
Они степенно поклонились друг другу, после чего Ал велел слуге приготовить для него баню, а сам попросил Фудзико подать саке.
Вопреки общему мнению, Ал знал, что выиграл свой поединок. Быть может, самый главный поединок в жизни. Он принял жизнь такой, какая она сложилась, потому что понял, что любит эту самую жизнь.
«Галлюцинация или нет, что толку думать да гадать. Я люблю Фудзико – и буду там, где будет она. А она здесь, в семнадцатом, в Японии. Какой же смысл рваться отсюда? Из мира, где есть любовь?»
Глава 55
Поединок не может оставаться незаконченным. Человек, отказавшийся от боя, будет оставлен всеми божествами и буддами.
Из умных мыслей господина Тода Бунтаро
Благополучно форсировав гору Синано, самураи Токугавы вышли из окружения и теперь представляли реальную угрозу для Исидо и его союзников. Ожидая обещанной женитьбы на матери наследника, Дзатаки уже планировал усыновление Хидэёри, объявление военного режима и принятие на себя полномочий сегуна.
«Токугава уничтожит Исидо, или Исидо Токугаву, какая, в сущности, разница? – рассуждал он, – если погибнет Исидо – его земли получит Токугава, а потом, когда я на правах военного правителя потребую голову Токугавы и его сыновей, все богатейшие земли двух самых сильных в Японии даймё достанутся мне, как брату Токугавы. Мудро. Будда свидетель – как мудро».
Братья еще раз встретились для того, чтобы обсудить вопросы, касаемые доли каждого в готовящейся Токугавой военной кампании.
Встреча произошла на нейтральной земле. Где Дзатаки соорудил небольшой помост с белой изящной линией запрета движения. Нарушить святость этой границы не могли даже самые отчаянные головы, под угрозой вечного проклятия.
По заранее оговоренному протоколу встречи, оба даймё взошли на помост, прихватив с собой лишь по одному телохранителю. Их почетный эскорт стоял по обе стороны помоста, ожидая решения своих господ и готовый в любой момент нарушить перемирие, перейдя к более решительным действиям.
С первого взгляда на Токугаву, Дзатаки понял, что брат обречен. Живой мертвец с потухшим взором и горбатой спиной. Токугава шаркал ногами, взгляд его метался.
«Возможно ли так измениться за каких-нибудь два или три года? – недоумевал Дзатаки. – Неужели эта война с Исидо отняла у него все силы?»
– Ваши самураи перешли через охраняемые мной горы Синано. Довольны ли вы теперь, брат? – в какой-то момент Дзатаки показалось, что он будет вынужден повторить вопрос, настолько ушедшим в себя показался ему Токугава.
– Да. Благодарю вас. – Токугава посмотрел на Дзатаки мутным взором, его голова тряслась. – Могу ли я обеспокоить вас еще одной просьбой?
– Какой именно? – Дзатаки нахмурился.
– Не могли бы вы уступить мне гору Белой луны, откуда открывается такой замечательный вид на осакский замок. Взамен ее я готов дать вам две свои лучшие деревни, что примыкают к вашей территории? Те самые, что так вам нравились?
– Гору Белой луны? – Дзатаки скрыл удивление. – Это очень хорошая гора. Вид Осаки мне тоже по нраву. Могу ли я спросить вас, почему вы вдруг захотели приобрести у меня эту гору? Если это, конечно, не обидит вас? Уж не собираетесь ли вы сидеть на ней, моля Будду простить вам ваши прегрешения, как какой-нибудь бритоголовый монах?
– Монах лучше, нежели самурай, не так ли, брат? – Руки Токугавы задвигались, голова задергалась еще сильнее, кроме того, он противно жевал ртом. – Долг каждого самурая сделаться на склоне лет монахом. Не так ли? Вы отгадали мою мечту брат. Чувствую, что дни мои на исходе. Скоро я передам власть моему старшему сыну Хидэтаде. А пока… – Он закашлялся. – Простите меня, брат. Кровь убиенных мною стоит у меня в легких, мешая дышать. Я чувствую, что умираю грешником, и от этого мне еще тяжелее. Вот я и решил воздвигнуть три храма Будде на трех разных горах. Одной из которых видится мне гора Белой луны. Впрочем, если это слишком смелая просьба, прошу простить меня, похожая гора, также глядящая на Осаку цитадель моего друга и господина на все времена, покойного тайко, находится на земле господина Касиги, и если вы откажете, я не сочту это обидным для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Бунтаро вздохнул, в который раз встречая на своем мече меч Ала и вяло отталкивая его в сторону.
Мешать Алу или нападать на него всерьез Бунтаро не стал бы ни за что на свете. Вот еще! Небось сам устанет и подставится под удар. Таким образом тренировал его в свое время отец. Давал Бунтаро погасить свою ярость, бездарно рубя воздух, а потом осаживал его одним точным движением.
Видя, что Ал уже порядком выдохся, Бунтаро в очередной раз отразил удар, на этот раз ловко выбив меч из рук противника, так что тот отлетел на несколько шагов. Но Ал, вместо того чтобы признать свое поражение и вежливо поблагодарить Бунтаро за доставленное ему удовольствие, вдруг ни с того ни с сего кинулся за потерянным оружием. Тода Бунтаро продолжал стоять посреди поля боя, ожидая нового нападения. Вокруг них самураи с факелами вполголоса обсуждали происходящее.
Весь в поту, едва подобрав меч, Ал набросился на Бунтаро с такой яростью, что тот теперь едва успевал отражать атаки.
«Ну и странные же люди эти варвары, – подумал Бунтаро, – могут полдня отлынивать от тренировок, а тут ночью и такие вдруг силы. Не иначе, как не все у него получается в постели с Фудзико и Тахикиро, вот мужчина и отводит душеньку, разминаясь на мечах.
Надо будет поговорить с племянницами, пусть расскажут напрямик, что у них там с Андзин-сан. Должно быть, во всем виновата Фудзико. Беременные женщины такие занудливые. Хотя, может это он сам боится повредить ребенку, но тогда у него должны быть служанки… Надо выяснить, спит ли он со служанками, и если нет, понять, что ему не нравится, и прислать своих. Молодой мужчина должен хотя бы через день переплетать ноги с какой-нибудь дамой или служанкой. Иначе здоровье уйдет и сил не будет.
Не нанося ни одного упреждающего удара, а лишь вяло отбиваясь, Бунтаро, тем не менее, чувствовал, как его силы слабеют, в то время как неистовый Андзин-сан наносил удар за ударом, не прикрываясь щитом и вообще забыв про собственную защиту. Из-за последнего обстоятельства Бунтаро не решился переходить в нападение, опасаясь случайно задеть Ала.
Наконец ему надоел этот бестолковый поединок: перехватив взгляд появившейся на пороге дома Фудзико, Бунтаро кивнул ей и тут же склонился, положив на землю свой меч. В следующее мгновение он шмыгнул мышью под мечом Ала и, схватив его одной рукой за пояс, а другой за правую руку, отводя от себя меч, весело поднял противника над головой и положил на траву возле крыльца.
При этом Бунтаро постарался проделать свой маневр таким образом, чтобы, с одной стороны, с честью выйти из поединка, и с другой, не унизить своего противника.
Смеясь, Ал поднялся на ноги, его кимоно можно было выжимать.
Они степенно поклонились друг другу, после чего Ал велел слуге приготовить для него баню, а сам попросил Фудзико подать саке.
Вопреки общему мнению, Ал знал, что выиграл свой поединок. Быть может, самый главный поединок в жизни. Он принял жизнь такой, какая она сложилась, потому что понял, что любит эту самую жизнь.
«Галлюцинация или нет, что толку думать да гадать. Я люблю Фудзико – и буду там, где будет она. А она здесь, в семнадцатом, в Японии. Какой же смысл рваться отсюда? Из мира, где есть любовь?»
Глава 55
Поединок не может оставаться незаконченным. Человек, отказавшийся от боя, будет оставлен всеми божествами и буддами.
Из умных мыслей господина Тода Бунтаро
Благополучно форсировав гору Синано, самураи Токугавы вышли из окружения и теперь представляли реальную угрозу для Исидо и его союзников. Ожидая обещанной женитьбы на матери наследника, Дзатаки уже планировал усыновление Хидэёри, объявление военного режима и принятие на себя полномочий сегуна.
«Токугава уничтожит Исидо, или Исидо Токугаву, какая, в сущности, разница? – рассуждал он, – если погибнет Исидо – его земли получит Токугава, а потом, когда я на правах военного правителя потребую голову Токугавы и его сыновей, все богатейшие земли двух самых сильных в Японии даймё достанутся мне, как брату Токугавы. Мудро. Будда свидетель – как мудро».
Братья еще раз встретились для того, чтобы обсудить вопросы, касаемые доли каждого в готовящейся Токугавой военной кампании.
Встреча произошла на нейтральной земле. Где Дзатаки соорудил небольшой помост с белой изящной линией запрета движения. Нарушить святость этой границы не могли даже самые отчаянные головы, под угрозой вечного проклятия.
По заранее оговоренному протоколу встречи, оба даймё взошли на помост, прихватив с собой лишь по одному телохранителю. Их почетный эскорт стоял по обе стороны помоста, ожидая решения своих господ и готовый в любой момент нарушить перемирие, перейдя к более решительным действиям.
С первого взгляда на Токугаву, Дзатаки понял, что брат обречен. Живой мертвец с потухшим взором и горбатой спиной. Токугава шаркал ногами, взгляд его метался.
«Возможно ли так измениться за каких-нибудь два или три года? – недоумевал Дзатаки. – Неужели эта война с Исидо отняла у него все силы?»
– Ваши самураи перешли через охраняемые мной горы Синано. Довольны ли вы теперь, брат? – в какой-то момент Дзатаки показалось, что он будет вынужден повторить вопрос, настолько ушедшим в себя показался ему Токугава.
– Да. Благодарю вас. – Токугава посмотрел на Дзатаки мутным взором, его голова тряслась. – Могу ли я обеспокоить вас еще одной просьбой?
– Какой именно? – Дзатаки нахмурился.
– Не могли бы вы уступить мне гору Белой луны, откуда открывается такой замечательный вид на осакский замок. Взамен ее я готов дать вам две свои лучшие деревни, что примыкают к вашей территории? Те самые, что так вам нравились?
– Гору Белой луны? – Дзатаки скрыл удивление. – Это очень хорошая гора. Вид Осаки мне тоже по нраву. Могу ли я спросить вас, почему вы вдруг захотели приобрести у меня эту гору? Если это, конечно, не обидит вас? Уж не собираетесь ли вы сидеть на ней, моля Будду простить вам ваши прегрешения, как какой-нибудь бритоголовый монах?
– Монах лучше, нежели самурай, не так ли, брат? – Руки Токугавы задвигались, голова задергалась еще сильнее, кроме того, он противно жевал ртом. – Долг каждого самурая сделаться на склоне лет монахом. Не так ли? Вы отгадали мою мечту брат. Чувствую, что дни мои на исходе. Скоро я передам власть моему старшему сыну Хидэтаде. А пока… – Он закашлялся. – Простите меня, брат. Кровь убиенных мною стоит у меня в легких, мешая дышать. Я чувствую, что умираю грешником, и от этого мне еще тяжелее. Вот я и решил воздвигнуть три храма Будде на трех разных горах. Одной из которых видится мне гора Белой луны. Впрочем, если это слишком смелая просьба, прошу простить меня, похожая гора, также глядящая на Осаку цитадель моего друга и господина на все времена, покойного тайко, находится на земле господина Касиги, и если вы откажете, я не сочту это обидным для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90