ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он зашел так далеко, что даже диктовал ей директивы для своего агента Лейзеганга - лишь бы довести ее до возмущения. Но она только отмалчивалась с брезгливым видом.
Наконец он не выдержал. Диктуя "Бомарше" - она как раз закладывала новую страницу, - он вдруг прервал работу.
- Да скажите же наконец что-нибудь, - потребовал он. - Вы, конечно, не одобряете моих директив Лейзегангу. Вы, конечно, считаете, что если слет молодежи и назначение Рауля кончатся крупным скандалом, то это будет мне поделом. Так скажите же что-нибудь, - повторял он настойчиво, уже совершенно не владея собой.
Мария не сняла с клавишей красивых бледно-смуглых рук, но с гневом посмотрела на него через плечо.
- Незачем мне вступать с вами в долгие пререкания, вы и так достаточно хорошо знаете мое мнение, - сказала она.
- Нет, не знаю, - солгал Визенер. - По-моему, это не по-дружески сидеть тут и донимать меня молчанием.
- А почему бы мне обращаться с вами по-дружески? - возразила Мария.
- Скажите, что вы думаете обо мне и моих действиях против "ПН"? - бурно настаивал Визенер. - Нехорошо и для вас, и для меня, что вы молча глотаете свой яд.
- Это не яд, - возразила Мария почти печально.
- Да говорите же, - настаивал Визенер. - Вы считаете подлостью то, что я делаю? - спросил он нетерпеливо, с некоторой иронией.
- Самое отвратительное, - сказала Мария, - это то, что вы все делаете наполовину. Ведь вы с самого начала знали, что нельзя сохранить и то и другое - и ваши отношения с мадам Шасефьер, и ваше положение в национал-социалистской партии. Но вы не могли принять решения, вы пробавлялись компромиссами. Все у вас наполовину, - возмутилась она, и Визенер понял, что наконец выливается наружу то, что она долго копила в себе. - Если вы совершаете порядочный поступок, то делаете это с ироническим подмигиванием, как бы стыдясь. А если делаете что-нибудь подлое, то так этим хвастаете, что сразу видно: совесть у вас неспокойна. А я-то думала, что вы мужчина. Вы так мне несимпатичны, что я и выразить этого не могу.
- Благодарю, - сказал Визенер. - Теперь мне по крайней мере все ясно. Воздух несколько очистился, мы можем продолжать работу над "Бомарше".
Но он продолжал думать о том, что сказала Мария. Он пространно писал об этом в Historia arcana. Когда Леа, мило и насмешливо улыбаясь, смотрела на него с портрета, он вкладывал ей в уста слова Марии.
В редакцию "ПН" поступило анонимное письмо с сообщением о предполагаемой встрече между французским союзом молодежи "Жанна д'Арк" и германским союзом "Юный Зигфрид". Письмо было написано лицом явно осведомленным. В нем содержались точные данные, отчасти поддававшиеся проверке, а также точная программа проектируемого слета молодежи и копии некоторых официальных документов.
В письме было указано, что в качестве руководителя французской делегации намечен молодой Рауль де Шасефьер. Сообщение это сопровождалось комментариями. Анонимный автор указывал, что нацист Эрих Визенер - частый гость на улице Ферм, что между юным господином де Шасефьером и Визенером существует поразительное сходство. Автор письма подчеркивал пикантность этого назначения. С одной стороны, именно благодаря близким отношениям к нацисту Визенеру Рауль де Шасефьер был до известной степени живым символом франко-германского сближения. С другой стороны, соответствующие французские инстанции, по-видимому, позволили себе шутку, назначив руководителем делегации человека, в жилах которого есть и капля еврейской крови.
В редакции "ПН" анонимным письмам обыкновенно не придавали значения. Тем не менее это письмо Гейльбрун прочел внимательно. Не было ли здесь ловушки? Нет, ловушки не было. Он решил использовать данные анонимного письма.
Он и Визенер были старые враги. Между газетой Визенера "Вестдейче цейтунг", виднейшей демократической газетой Веймарской Германии, и "Прейсише пост", самым влиятельным демократическим органом столицы, существовало острое соперничество. Гейльбрун давно уже презирал Визенера как сноба, эстета и беспринципного человека, а Визенер презирал Гейльбруна за вульгарность. То, что Визенер изменил демократии и перешел на сторону фашизма, было для Гейльбруна торжеством, моральным удовлетворением. И он был очень разочарован, убедившись, что Визенер, даже когда распространилась весть о его ренегатстве, все же нисколько не утратил своего авторитета. Его статьи по-прежнему цитировались мировой печатью, он жил, окруженный почетом и блеском, ни одна душа не поставила ему в вину его явную продажность. Визенер стал для Гейльбруна воплощением всей гнусности мира.
Изучив анонимное письмо, он с радостью принялся заготовлять ядовитое снадобье для ненавистного Визенера. Он понимал, что его прежняя статья была слишком неуклюжа. Теперь в руках у него лучшее, более острое оружие. Теперь он не только даст волю своему сердцу, он напишет статью не только в расчете на эмигрантов, - он уничтожит врага. И он взялся за перо. На этот раз он писал для тех, от кого зависели Визенер и его проект юношеского слета, он писал для заинтересованных французских инстанций, для германского посольства, для недругов Визенера из среды его единомышленников. Он осторожно дозировал яд, ограничиваясь деликатными намеками, которые были понятны только посвященным, но тем вернее действовали.
В ответ на тяжелый удар Визенер как-то внутренне сковывал себя непроницаемой броней и становился холодным, спокойным. То мертвенное равнодушие при полной ясности сознания, с которым он читал статью Гейльбруна, почти испугало его самого. Он деловито отметил, как хорошо написана статья, он сам не мог бы написать ее более тонко. "Придется пересмотреть мое суждение об этих людях, - думал он. - Я всегда называл их шмоками, продажными писаками. Но это не продажные писаки, они не пишут по заказу. Однако с их прообразом, с журналистом Эллесом, у них все же есть нечто общее. Они сентиментальны, в них есть чудаковатая взбалмошность детей гетто. Кстати, как мало людей знают, что Эллес был прообразом для фрейтаговского Шмока. Я действительно необычайно начитан и могу положиться на свою память".
Визенер читал, а между тем логика и интуиция ни на минуту не изменили ему, он ясно видел, как подействует атака Гейльбруна на его, Визенера, друзей и врагов. Он видел лицо посла, читающего статью, лицо Шпицци, лицо Леа, лицо Гейдебрега.
- Ватерлоо, - подвел он итог своим мыслям и чувствам, - это станет моим Ватерлоо.
Желая незамедлительно себя проверить, Визенер позвонил Гейдебрегу. Он не знал, чем мотивировать свой звонок, если Гейдебрег подойдет к телефону, но был убежден, что ему не придется ломать над этим голову. Случилось именно так, как он предвидел: Гейдебрег не подошел к телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231