встретив какого-нибудь мальчика, сопровождавшего отца, они просили позволения ощупать его череп с научной целью.
Большинство даже не удостаивало их ответом; другие, решив, что речь идёт о какой-нибудь мази от лишаев, обижались и отказывали им; лишь немногие, ко всему равнодушные, соглашались пойти с ними на церковную паперть, где никто не помешает исследованию.
Как-то утром, когда Бувар и Пекюше только что принялись за дело, неожиданно появился священник и, увидев, чем они занимаются, обрушился на френологию, утверждая, что она ведёт к безбожию и фатализму.
Воры, убийцы, прелюбодеи могут теперь в своё оправдание ссылаться на свои шишки.
Бувар возразил, что органы только предрасполагают к тому или иному действию, но отнюдь не принуждают к нему. Если человек носит в себе зерно преступности, это ещё не значит, что он непременно станет преступником.
— Впрочем, я восторгаюсь людьми, мыслящими ортодоксально: они отстаивают врождённые идеи и отвергают склонности. Какое противоречие!
Но френология, по словам Жефруа, отрицает всемогущество божье, и заниматься ею под сенью святого храма, возле самого алтаря, непристойно.
— Уходите отсюда! Уходите, уходите!
Они устроились у парикмахера Гано. Чтобы предотвратить колебания, они предлагали родителям ребёнка побриться или завиться на их счёт.
Как-то в послеобеденное время в парикмахерскую зашёл врач, — ему надо было постричься. Садясь в кресло, он в зеркале увидел, как наши френологи ощупывают шишки на головке ребёнка.
— Вы занимаетесь такой ерундой? — спросил он.
— Почему ерундой?
Вокорбей презрительно улыбнулся; потом объявил, что в мозгу никаких шишек нет.
Так, например, один человек легко переваривает пищу, которую не переваривает другой. Следует ли предположить в желудке столько желудков, сколько имеется различных вкусов? Между тем за одной работой отдыхаешь от другой, умственное усилие не напрягает одновременно всех способностей, у каждой из них своё определённое место.
— Анатомы таких мест не обнаружили, — заметил Вокорбей.
— Значит, плохо вскрывали, — возразил Пекюше.
— Как так?
— Да очень просто. Они режут слои, не считаясь с соединением частей. (Эту фразу он вычитал из какой-то книги.)
— Что за вздор! — воскликнул доктор. — Череп не лепится по форме мозга, — внешнее — по внутреннему. Галль ошибается. Попробуйте-ка доказать его теорию, взяв наугад трёх человек из числа присутствующих.
Первою оказалась крестьянка с большими голубыми глазами.
Пекюше сказал:
— У неё превосходная память.
Муж её подтвердил этот вывод и сам предложил подвергнуться обследованию.
— Ну, почтенный, ладить с вами нелегко.
Присутствующие подтвердили, что другого такого упрямца не сыскать.
Третьим подопытным стал мальчишка, который находился здесь с бабушкой.
Пекюше заявил, что он, несомненно, обожает музыку.
— Совершенно верно, — подтвердила старушка, — покажи-ка господам, как ты умеешь играть.
Мальчик вынул из кармана сопелку и принялся дудеть.
Тут раздался громкий стук — это доктор, уходя, изо всех сил хлопнул дверью.
Теперь друзья уже больше не сомневались в самих себе и, призвав питомцев, возобновили исследования их черепов.
У Викторины череп был в общем гладкий — знак уравновешенности, зато череп её брата производил прискорбное впечатление: значительные выпуклости в сосцевидных углах теменных костей указывали на склонность к разрушению, убийству, а выпуклость пониже говорила об алчности, вороватости. Бувар и Пекюше сокрушались по этому поводу целую неделю.
Нужно вникать в точный смысл каждого слова; то, что принято называть драчливостью, подразумевает презрение к смерти. Если человек может совершать убийства, то может также и спасать людей. Стяжательство заключает в себе как ловкость мошенника, так и рвение коммерсанта. Непочтительность идёт рука об руку с критическим духом, хитрость — с осмотрительностью. Всякий инстинкт раздваивается, образуя начало хорошее и дурное. Можно свести на нет дурное, развивая хорошее, — при такой методе отчаянный озорник станет не разбойником, а полководцем. У труса останется только осторожность, у скупца — бережливость, у расточителя — щедрость.
Они увлеклись прекрасной мечтой: если воспитание их питомцев пойдёт хорошо, они со временем учредят заведение, цель которого будет развивать ум, укрощать своенравие, облагораживать сердце. Они уже поговаривали об открытии подписки и постройке здания.
Триумф у Гано прославил их, и теперь к ним приходили, чтобы посоветоваться и узнать, можно ли рассчитывать на удачу.
Через их руки прошли самые разнообразные черепа: круглые, грушевидные, похожие на сахарные головы, квадратные, вытянутые, сжатые, приплюснутые, с бычьими челюстями, с птичьими носами, со свиными глазками; но такое множество народа мешало парикмахеру работать. Люди задевали локтями стеклянные шкафы с парфюмерией, разбрасывали гребни, разбили рукомойник, и цирюльник выгнал вон всех любителей френологии, попросив Бувара и Пекюше последовать за ними; ультиматум этот они приняли безропотно, ибо черепоскопия уже успела их утомить.
На другой день, проходя мимо палисадника капитана, они заметили самого капитана, беседовавшего с Жирбалем, Кулоном и стражником; тут же был и младший сын стражника Зефирен, одетый в певческий стихарь. Стихарь был совсем новенький; мальчик разгуливал в нём, прежде чем сдать в ризницу, и все поздравляли его с обновкой.
Желая узнать мнение учёных господ о сыне, Плакван попросил их ощупать подростка.
Кожа у него на лбу казалась натянутой; нос был тонкий, хрящеватый на кончике и чуть вкось нависал над тонкими губами; подбородок был острый, взгляд бегающий, правое плечо выше левого.
— Сними скуфейку, — приказал отец.
Бувар запустил пальцы в светлые, как лён, волосы мальчика, потом то же проделал Пекюше, и они шёпотом поделились результатами обследования.
— Явная биофилия! И апробативность. Совестливость отсутствует. К деторождению неспособен.
— Ну как? — спросил сторож.
Пекюше открыл табакерку и взял понюшку.
— Признаться, ничего хорошего, — ответил Бувар.
Плакван покраснел от обиды:
— Как бы то ни было, он будет делать то, что я велю.
— Ну-ну!
— Да ведь я же ему отец, чёрт побери! Значит, имею полное право…
— До некоторой степени, — возразил Пекюше.
Жирбаль вставил:
— Родительская власть неоспорима.
— А если отец дурак?
— Всё равно, — возразил капитан, — это не умаляет его власти.
— В интересах детей, — добавил Кулон.
По мнению Бувара и Пекюше, дети ничем не обязаны тем, кто произвёл их на свет, родители же, наоборот, обязаны их кормить, обучать, оберегать и т.д.
Шавиньольцы возмутились, услышав столь безнравственные рассуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Большинство даже не удостаивало их ответом; другие, решив, что речь идёт о какой-нибудь мази от лишаев, обижались и отказывали им; лишь немногие, ко всему равнодушные, соглашались пойти с ними на церковную паперть, где никто не помешает исследованию.
Как-то утром, когда Бувар и Пекюше только что принялись за дело, неожиданно появился священник и, увидев, чем они занимаются, обрушился на френологию, утверждая, что она ведёт к безбожию и фатализму.
Воры, убийцы, прелюбодеи могут теперь в своё оправдание ссылаться на свои шишки.
Бувар возразил, что органы только предрасполагают к тому или иному действию, но отнюдь не принуждают к нему. Если человек носит в себе зерно преступности, это ещё не значит, что он непременно станет преступником.
— Впрочем, я восторгаюсь людьми, мыслящими ортодоксально: они отстаивают врождённые идеи и отвергают склонности. Какое противоречие!
Но френология, по словам Жефруа, отрицает всемогущество божье, и заниматься ею под сенью святого храма, возле самого алтаря, непристойно.
— Уходите отсюда! Уходите, уходите!
Они устроились у парикмахера Гано. Чтобы предотвратить колебания, они предлагали родителям ребёнка побриться или завиться на их счёт.
Как-то в послеобеденное время в парикмахерскую зашёл врач, — ему надо было постричься. Садясь в кресло, он в зеркале увидел, как наши френологи ощупывают шишки на головке ребёнка.
— Вы занимаетесь такой ерундой? — спросил он.
— Почему ерундой?
Вокорбей презрительно улыбнулся; потом объявил, что в мозгу никаких шишек нет.
Так, например, один человек легко переваривает пищу, которую не переваривает другой. Следует ли предположить в желудке столько желудков, сколько имеется различных вкусов? Между тем за одной работой отдыхаешь от другой, умственное усилие не напрягает одновременно всех способностей, у каждой из них своё определённое место.
— Анатомы таких мест не обнаружили, — заметил Вокорбей.
— Значит, плохо вскрывали, — возразил Пекюше.
— Как так?
— Да очень просто. Они режут слои, не считаясь с соединением частей. (Эту фразу он вычитал из какой-то книги.)
— Что за вздор! — воскликнул доктор. — Череп не лепится по форме мозга, — внешнее — по внутреннему. Галль ошибается. Попробуйте-ка доказать его теорию, взяв наугад трёх человек из числа присутствующих.
Первою оказалась крестьянка с большими голубыми глазами.
Пекюше сказал:
— У неё превосходная память.
Муж её подтвердил этот вывод и сам предложил подвергнуться обследованию.
— Ну, почтенный, ладить с вами нелегко.
Присутствующие подтвердили, что другого такого упрямца не сыскать.
Третьим подопытным стал мальчишка, который находился здесь с бабушкой.
Пекюше заявил, что он, несомненно, обожает музыку.
— Совершенно верно, — подтвердила старушка, — покажи-ка господам, как ты умеешь играть.
Мальчик вынул из кармана сопелку и принялся дудеть.
Тут раздался громкий стук — это доктор, уходя, изо всех сил хлопнул дверью.
Теперь друзья уже больше не сомневались в самих себе и, призвав питомцев, возобновили исследования их черепов.
У Викторины череп был в общем гладкий — знак уравновешенности, зато череп её брата производил прискорбное впечатление: значительные выпуклости в сосцевидных углах теменных костей указывали на склонность к разрушению, убийству, а выпуклость пониже говорила об алчности, вороватости. Бувар и Пекюше сокрушались по этому поводу целую неделю.
Нужно вникать в точный смысл каждого слова; то, что принято называть драчливостью, подразумевает презрение к смерти. Если человек может совершать убийства, то может также и спасать людей. Стяжательство заключает в себе как ловкость мошенника, так и рвение коммерсанта. Непочтительность идёт рука об руку с критическим духом, хитрость — с осмотрительностью. Всякий инстинкт раздваивается, образуя начало хорошее и дурное. Можно свести на нет дурное, развивая хорошее, — при такой методе отчаянный озорник станет не разбойником, а полководцем. У труса останется только осторожность, у скупца — бережливость, у расточителя — щедрость.
Они увлеклись прекрасной мечтой: если воспитание их питомцев пойдёт хорошо, они со временем учредят заведение, цель которого будет развивать ум, укрощать своенравие, облагораживать сердце. Они уже поговаривали об открытии подписки и постройке здания.
Триумф у Гано прославил их, и теперь к ним приходили, чтобы посоветоваться и узнать, можно ли рассчитывать на удачу.
Через их руки прошли самые разнообразные черепа: круглые, грушевидные, похожие на сахарные головы, квадратные, вытянутые, сжатые, приплюснутые, с бычьими челюстями, с птичьими носами, со свиными глазками; но такое множество народа мешало парикмахеру работать. Люди задевали локтями стеклянные шкафы с парфюмерией, разбрасывали гребни, разбили рукомойник, и цирюльник выгнал вон всех любителей френологии, попросив Бувара и Пекюше последовать за ними; ультиматум этот они приняли безропотно, ибо черепоскопия уже успела их утомить.
На другой день, проходя мимо палисадника капитана, они заметили самого капитана, беседовавшего с Жирбалем, Кулоном и стражником; тут же был и младший сын стражника Зефирен, одетый в певческий стихарь. Стихарь был совсем новенький; мальчик разгуливал в нём, прежде чем сдать в ризницу, и все поздравляли его с обновкой.
Желая узнать мнение учёных господ о сыне, Плакван попросил их ощупать подростка.
Кожа у него на лбу казалась натянутой; нос был тонкий, хрящеватый на кончике и чуть вкось нависал над тонкими губами; подбородок был острый, взгляд бегающий, правое плечо выше левого.
— Сними скуфейку, — приказал отец.
Бувар запустил пальцы в светлые, как лён, волосы мальчика, потом то же проделал Пекюше, и они шёпотом поделились результатами обследования.
— Явная биофилия! И апробативность. Совестливость отсутствует. К деторождению неспособен.
— Ну как? — спросил сторож.
Пекюше открыл табакерку и взял понюшку.
— Признаться, ничего хорошего, — ответил Бувар.
Плакван покраснел от обиды:
— Как бы то ни было, он будет делать то, что я велю.
— Ну-ну!
— Да ведь я же ему отец, чёрт побери! Значит, имею полное право…
— До некоторой степени, — возразил Пекюше.
Жирбаль вставил:
— Родительская власть неоспорима.
— А если отец дурак?
— Всё равно, — возразил капитан, — это не умаляет его власти.
— В интересах детей, — добавил Кулон.
По мнению Бувара и Пекюше, дети ничем не обязаны тем, кто произвёл их на свет, родители же, наоборот, обязаны их кормить, обучать, оберегать и т.д.
Шавиньольцы возмутились, услышав столь безнравственные рассуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79