Внизу, футах в двухстах пятидесяти, темнела бирюзовая поверхность озера, лица путников орошала микроскопическая освежающая изморось клокочущего водопада.
Шествие замыкал дон Диего. Он подождал, пока последняя лошадь вскарабкается по выбоинам в скале и скроется в узкой, почти неприметной с площадки расселине, а когда из-за скалы вновь показалась рука с оружием, хладнокровным выстрелом перебил злоумышленнику запястье. Но для того чтобы обеспечить безопасность ушедших вперед участников экспедиции, этого оказалось недостаточно. Перед самым водопадом отвесный склон изгибался таким образом, что примерно сорока-пятидесятифутовый участок тропы открывался прячущимся за скальным выступом стрелкам. Те, разумеется, учли этот момент и теперь терпеливо ждали, когда первый из путников подойдет на расстояние прицельного выстрела. Мишенью для пристрелки оказался, разумеется, шедший впереди Тилькуате; едва старик вошел в сектор обстрела, как над его плечом тут же брызнул фонтанчик мельчайшей каменной крошки, выбитой из скалы медной револьверной пулей со стальным сердечником. Двигаться дальше в таких условиях было крайне рискованно: отрезок тропы был достаточно велик, а скорость продвижения по нему настолько ничтожна, что вероятность добраться до пенистой кромки широкого водопадного языка сводилась практически к нулю. И Тилькуате понял это; он отступил на шаг назад и, оказавшись в относительной безопасности, рукавом куртки стер со смуглой щеки кровь, выступившую из оставленных каменными брызгами царапин.
Положение сделалось тупиковым, ибо ни та, ни другая сторона не хотела рисковать даже ради достижения заветной пещеры, подставляя лбы под весьма профессиональные выстрелы. Правда, пару раз преследователи пытались достать дона Диего практически беспорядочной, бесприцельной стрельбой «из-за угла», но простреленные кисти и отброшенные в озеро револьверы очень быстро убедили их в бесполезности и даже прямом вреде подобных попыток.
С другой стороны дон Росендо, поменявшийся местами с Тилькуате, пытался упредить противника, войдя в сектор обстрела и тут же выпустив в сторону скального выступа целый барабан своего кольта. Но его пальба вызвала такой шквал ответного огня, что молодой человек, уклоняясь от пуль, чудом удержал равновесие на узкой каменной кромке.
После такого обмена любезностями стороны на некоторое время затаились, то ли продумывая варианты атак, то ли выжидая, у кого раньше сдадут нервы. При этом ни у одной из сторон не было какого-то явного преимущества, кроме, быть может, того, что дон Диего сотоварищи находились все же ближе к заветной цели. Конечно, путники могли сами устроить над тропой самую форменную засаду, и тогда уже преследователям пришлось бы пробиваться сквозь меткий револьверный огонь с весьма малыми шансами на успех. Но такой тактический ход обрекал обе стороны на весьма долгую перестрелку, грозящую продлиться до темноты, которая в данной ситуации могла изменить соотношение сил в пользу преследователей. В конце концов, среди них тоже мог оказаться отчаянный парень, способный вскарабкаться по скале и внезапно оказаться над головами всей четверки. Итак, оставался только один способ защиты — нападение. Тем более что преследователи так или иначе провоцировали путников на какие-то активные действия: швыряли камни на площадку, используя в качестве пращи шелковые пояса, выставляли сомбреро на кнутовищах — в общем, хоть и не причиняли путникам ощутимого вреда, но тем не менее держали их в напряжении: кто знает, не покажется ли вслед за шляпой револьверный ствол?
Но как раз таким моментом и воспользовался дон Диего для того, чтобы резко переломить ход этого маленького сражения. Он встал возле самого выступа и, едва из-за скалы в очередной раз показался край шляпы, резким круговым движением метнул в его сторону длинный ковбойский кнут. В следующий миг он уже подтаскивал к себе упирающегося и беспорядочно размахивающего руками человека. Связать его было делом мгновения, а когда эта процедура благополучно завершилась, дон Диего выставил своего пленника перед выступом так, что тот перекрыл тропу и во весь рост предстал перед своими товарищами.
Дон Росендо следил за происходящим в каком-то странном оцепенении; грохот водопада уже стал настолько привычным для его ушей, что воспринимался как полная тишина, и в ней, в этой тишине, перед его глазами разыгрывалось некое немое действо, чем-то похожее на представления бродячих фокусников, жонглеров и мимов. Но если канатоходец или пожиратель огня рисковал в худшем случае лишь сломать ногу или опалить лицо, то здесь все происходило всерьез и единственной преградой между жизнью и смертью был перехваченный за горло заложник и револьвер, выставленный доном Диего поверх его плеча. Грохот водопада глушил все звуки, но так как ситуация для обеих сторон была предельно ясна, переговоры не имели никакого смысла. Ствол, направленный на скучковавшихся на тропе преследователей, яснее всяких слов говорил, что если хоть один из них осмелится воспрепятствовать продвижению путников к пещере, то выстрел дона Диего пресечет эти намерения в самом зародыше.
Медлить дальше не стоило; Тилькуате вновь поменялся местами с доном Росендо и, цепляясь за выступы, стал шаг за шагом двигаться к пенистой кромке водопада. На самом последнем, не больше десяти-двенадцати футов, отрезке тропа оделась так узка, что Тилькуате буквально прилип к скале, чем-то напомнив дону Росендо тореадора, так же припадающего к потному боку разъяренного быка в тот миг, когда смертоносный рог протыкает атласный камзол. Но если там, на арене, смерть выступала невидимым всадником, то здесь, над горным озером, в преддверии кровавого жертвенника у подножия жестокого бога Уицилопочтли, она караулила свои жертвы с неподвижностью каменного истукана. Невидимая, смерть тем не менее была везде: в бирюзовой чаше озера, в клокочущей бездне водопада, в кучке преследователей, следивших из-за выступа, как сперва Тилькуате, а затем и Касильда с доном Росендо укрылись за спасительной водяной стеной. Оставался дон Диего, и теперь уже не ему, а дону Росендо предстояло прикрывать отход и продвижение к пещере последнего участника экспедиции.
Противников разделяло футов сто пятьдесят грохочущего, напоенного водяной пылью пространства, и это обстоятельство придавало противостоянию какой-то неземной, фантастический колорит. Отряд дона Росендо вышел в путь задолго до рассвета, и теперь приближающееся к зениту солнце пронизывало широкие водопадные языки яркими, переливающимися всеми цветами радуги лучами. Порой в них сверкала затянутая стремниной рыбина, и тогда в глазах дона Росендо золотой искрой вспыхивал солнечный зайчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Шествие замыкал дон Диего. Он подождал, пока последняя лошадь вскарабкается по выбоинам в скале и скроется в узкой, почти неприметной с площадки расселине, а когда из-за скалы вновь показалась рука с оружием, хладнокровным выстрелом перебил злоумышленнику запястье. Но для того чтобы обеспечить безопасность ушедших вперед участников экспедиции, этого оказалось недостаточно. Перед самым водопадом отвесный склон изгибался таким образом, что примерно сорока-пятидесятифутовый участок тропы открывался прячущимся за скальным выступом стрелкам. Те, разумеется, учли этот момент и теперь терпеливо ждали, когда первый из путников подойдет на расстояние прицельного выстрела. Мишенью для пристрелки оказался, разумеется, шедший впереди Тилькуате; едва старик вошел в сектор обстрела, как над его плечом тут же брызнул фонтанчик мельчайшей каменной крошки, выбитой из скалы медной револьверной пулей со стальным сердечником. Двигаться дальше в таких условиях было крайне рискованно: отрезок тропы был достаточно велик, а скорость продвижения по нему настолько ничтожна, что вероятность добраться до пенистой кромки широкого водопадного языка сводилась практически к нулю. И Тилькуате понял это; он отступил на шаг назад и, оказавшись в относительной безопасности, рукавом куртки стер со смуглой щеки кровь, выступившую из оставленных каменными брызгами царапин.
Положение сделалось тупиковым, ибо ни та, ни другая сторона не хотела рисковать даже ради достижения заветной пещеры, подставляя лбы под весьма профессиональные выстрелы. Правда, пару раз преследователи пытались достать дона Диего практически беспорядочной, бесприцельной стрельбой «из-за угла», но простреленные кисти и отброшенные в озеро револьверы очень быстро убедили их в бесполезности и даже прямом вреде подобных попыток.
С другой стороны дон Росендо, поменявшийся местами с Тилькуате, пытался упредить противника, войдя в сектор обстрела и тут же выпустив в сторону скального выступа целый барабан своего кольта. Но его пальба вызвала такой шквал ответного огня, что молодой человек, уклоняясь от пуль, чудом удержал равновесие на узкой каменной кромке.
После такого обмена любезностями стороны на некоторое время затаились, то ли продумывая варианты атак, то ли выжидая, у кого раньше сдадут нервы. При этом ни у одной из сторон не было какого-то явного преимущества, кроме, быть может, того, что дон Диего сотоварищи находились все же ближе к заветной цели. Конечно, путники могли сами устроить над тропой самую форменную засаду, и тогда уже преследователям пришлось бы пробиваться сквозь меткий револьверный огонь с весьма малыми шансами на успех. Но такой тактический ход обрекал обе стороны на весьма долгую перестрелку, грозящую продлиться до темноты, которая в данной ситуации могла изменить соотношение сил в пользу преследователей. В конце концов, среди них тоже мог оказаться отчаянный парень, способный вскарабкаться по скале и внезапно оказаться над головами всей четверки. Итак, оставался только один способ защиты — нападение. Тем более что преследователи так или иначе провоцировали путников на какие-то активные действия: швыряли камни на площадку, используя в качестве пращи шелковые пояса, выставляли сомбреро на кнутовищах — в общем, хоть и не причиняли путникам ощутимого вреда, но тем не менее держали их в напряжении: кто знает, не покажется ли вслед за шляпой револьверный ствол?
Но как раз таким моментом и воспользовался дон Диего для того, чтобы резко переломить ход этого маленького сражения. Он встал возле самого выступа и, едва из-за скалы в очередной раз показался край шляпы, резким круговым движением метнул в его сторону длинный ковбойский кнут. В следующий миг он уже подтаскивал к себе упирающегося и беспорядочно размахивающего руками человека. Связать его было делом мгновения, а когда эта процедура благополучно завершилась, дон Диего выставил своего пленника перед выступом так, что тот перекрыл тропу и во весь рост предстал перед своими товарищами.
Дон Росендо следил за происходящим в каком-то странном оцепенении; грохот водопада уже стал настолько привычным для его ушей, что воспринимался как полная тишина, и в ней, в этой тишине, перед его глазами разыгрывалось некое немое действо, чем-то похожее на представления бродячих фокусников, жонглеров и мимов. Но если канатоходец или пожиратель огня рисковал в худшем случае лишь сломать ногу или опалить лицо, то здесь все происходило всерьез и единственной преградой между жизнью и смертью был перехваченный за горло заложник и револьвер, выставленный доном Диего поверх его плеча. Грохот водопада глушил все звуки, но так как ситуация для обеих сторон была предельно ясна, переговоры не имели никакого смысла. Ствол, направленный на скучковавшихся на тропе преследователей, яснее всяких слов говорил, что если хоть один из них осмелится воспрепятствовать продвижению путников к пещере, то выстрел дона Диего пресечет эти намерения в самом зародыше.
Медлить дальше не стоило; Тилькуате вновь поменялся местами с доном Росендо и, цепляясь за выступы, стал шаг за шагом двигаться к пенистой кромке водопада. На самом последнем, не больше десяти-двенадцати футов, отрезке тропа оделась так узка, что Тилькуате буквально прилип к скале, чем-то напомнив дону Росендо тореадора, так же припадающего к потному боку разъяренного быка в тот миг, когда смертоносный рог протыкает атласный камзол. Но если там, на арене, смерть выступала невидимым всадником, то здесь, над горным озером, в преддверии кровавого жертвенника у подножия жестокого бога Уицилопочтли, она караулила свои жертвы с неподвижностью каменного истукана. Невидимая, смерть тем не менее была везде: в бирюзовой чаше озера, в клокочущей бездне водопада, в кучке преследователей, следивших из-за выступа, как сперва Тилькуате, а затем и Касильда с доном Росендо укрылись за спасительной водяной стеной. Оставался дон Диего, и теперь уже не ему, а дону Росендо предстояло прикрывать отход и продвижение к пещере последнего участника экспедиции.
Противников разделяло футов сто пятьдесят грохочущего, напоенного водяной пылью пространства, и это обстоятельство придавало противостоянию какой-то неземной, фантастический колорит. Отряд дона Росендо вышел в путь задолго до рассвета, и теперь приближающееся к зениту солнце пронизывало широкие водопадные языки яркими, переливающимися всеми цветами радуги лучами. Порой в них сверкала затянутая стремниной рыбина, и тогда в глазах дона Росендо золотой искрой вспыхивал солнечный зайчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89