– Это что, все поэты? – боязливым шепотом спросила Мэй Шуй.
– Нет, – ответил Бэзил, пододвигая ей стул. – Настоящие поэты собираются в Арнии. Это город на побережье. Я слышал, туда до сих пор является Анакреонт. Говорят, он выжил из ума и отшельничает где-то в пустыне, но все еще сочиняет стихи… Однако в Арнию простых мертвых не приглашают. А Гиппи любит талантливую молодежь. И вообще у нее можно уютно посидеть, попить, покурить. Она, конечно, выпендривается, но кто же из великих без тараканов?
В этот момент вокруг сцены вспыхнуло адское пламя. Это было так неожиданно, что многие из присутствующих взвизгнули. На сцену вышел юноша, обвел всех отчаянным взглядом и простер дрожащую руку вперед. Представление началось.
И я мечтал под гнетом современности, –
завывал юнец, –
Об этих берегах.
Я весь – коктейль из Вечности и Бренности,
Я весь…
Что было там еще, я не запомнил, но звучало звонко.
Один за другим на сцену потянулись юные дарования. Некоторые несли редкую чушь, другие читали неплохие стихи. Я расслабился, потягивая голубой Кюрасао. Рядом запахло паленой елочкой: это Бэзил с подругой закурили марихуану.
– Вы не скучаете? – Хозяйка тихо подошла к нашему столику. Ее духи пахли сухими цветами. Ничуть не смущаясь присутствием Мэй Шуй, Гиппиус уселась к Бэзилу на колени и затянулась его сигаретой.
– Ваш друг тоже был писателем, Базиль? – спросила она, близоруко щурясь в мою сторону.
– Нет, я был риелтором, – ответил я.
– Риелтором? Это что-то связанное с авто? Наверное, интересно. Однако жаль, что вы не пишете. Я многих заставила вновь взяться за перо.
– Гиппи, ты муза! – шепнул Бэзил, целуй ее руку.
– Только на тебя мои чары не действуют. Тебе нужна муза помоложе… С раскосыми рысьими глазами и волосами, как темный шелк, – засмеялась она.
– И в самом деле, почему ты не пишешь? – спросил я.
Бэзил сузил кошачьи глаза и произнес, как будто прочел заученный урок:
– Все очень просто. На Земле я жил скучной, бессмысленной жизнью. Словно впереди вечность, а не жалкие тридцать шесть лет, которые мне удалось протянуть. Я спал до полудня и не замечал, что дни летят все быстрее. Я забыл, что такое острота чувств. Зато мои герои получали сплошной эмоциональный фейерверк. И я, естественно, вместе с ними. Так что на Земле у меня была веская причина тратить время на писанину. Здесь такой причины нет.
– Но неужели тебе не хочется заниматься каким-то делом? – Сказав это, я удивился собственному занудству. И что я к нему пристал? Наверное, дело в Кюрасао…
Бэзил ощетинился.
– А ты не задумывался, Грег, что потребность «заняться делом», – подражая мне, он мерзко прогундосил эти слова, – это только твоя проблема? Что даже на Земле полно людей, которые научились жить, не подстегивая себя трудовым графиком? Не испытывая угрызения совести за день, проведенный в постели? Я понимаю, это высший пилотаж, хатха-йога… Но ты же был студентом?
– Всего два курса, – буркнул я.
– Неважно. Ты должен помнить… – Лицо Бэзила стало мечтательным. – Впереди – блаженная неопределенность. Едва знакомые люди становятся родными, в карманах свищет ветер, и ты не знаешь, куда занесет тебя завтра. Ты спишь под звездами, горланишь стихи и обнимаешь самую прекрасную девушку на свете. Ты сам красив и бесстрашен. Разве ты не хотел, чтобы эти мгновения не кончились никогда? Вечная свобода… Вот она, здесь, перед тобой. А ты говоришь – заняться делом…
– Не горячись, Базиль, – рассмеялась Гиппиус. – Между прочим, я тоже в Атхарте не написала ни одного стиха. Мне кажется, им здесь не понравится, моим бедным созданиям.
Она легко вскочила на ноги и вдруг улыбнулась ласковой, какой-то материнской улыбкой. Улыбка была адресована Мэй Шуй. Потом, саламандрой скользнув сквозь огонь, Гиппиус поднялась на сцену.
Она читала то же стихотворение, что и наш зловещий капитан. Но звучало оно по-другому. Я слушал ее голос, и странная грусть, приятная, тяжелая, теплая, обволакивала меня с ног до головы…
Мне чудится таинственный обет…
И, ведаю, он сердца не обманет, –
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.
20
Утро… Между горизонтом и тяжелой грядой туч забрезжила светлая полоска. Проклиная все на свете, мокрый от пота и морской воды, продуваемый ветром насквозь, я неуклюже выпрыгнул из лодки, оставив утлое творение моей фантазии в подарок морю. Но волнам не понравилась игрушка. Лодка ткнулась носом в песок и села на мель.
Со мной и раньше бывало такое – как раз в студенческие времена, о которых с таким пафосом говорил Бэзил: неожиданно, в самый разгар веселой вечеринки, мне становилось душно. Я не мог оставаться на месте и уходил по-английски – на воздух, в ночь, домой. Так и сегодня: в какой-то момент от дыма и стихов у меня разболелась голова. Соврав Бэзилу, что выйду на минутку, я почти бегом спустился на пристань.
Вот незадача! Пристань была пуста. Со скрипом раскачивался фонарь, волны плескались у скал, но корабля не было. Ждать до рассвета, пока соберутся остальные гости, я не хотел. Меня уже обуял дух перемещения. Препятствия только раззадоривали. В конце концов, я в Атхарте или где? Неужели не сделаю лодку?
Ты когда-нибудь лепила из пластилина, Сурок? Ну так вот. Тонкая материальность Атхарты как пластилин, только руки здесь ни при чем. Главное – представить себе искомый объект в мельчайших подробностях. Сначала это трудно, а потом начинает получаться само собой. Довольно быстро я создал красивую белую лодку, назвал ее «Победа», всунул в уключины весла и пустился в путь.
И тут же понял, что совершил глупость. Во-первых, стояла кромешная мгла. Не было даже звезд, хотя в Атхарте они сомнительные ориентиры. Я правил наугад… Во-вторых, море штормило. Как ни пытался я представить себе штиль, волны не утихали. Море – это фантазия многих, и в одиночку с волнами не совладать. К тому же у моей лодки получилась такая осадка, что она постоянно зачерпывала воду. С грехом пополам, вымокнув, заработав мозоли, я добрался до берега. А когда высадился, то понял: течением меня снесло далеко на север.
Передо мной расстилались пустынные владения «Экологов святого Терентия». Я даже видел очертания их уродливого храма. А в нескольких метрах от меня темнел Кратер.
Некоторые наивно считают, что Кратер – это окно на Землю, реальная дыра в облаках. На самом деле это скорее телевизор. Если заглянуть туда, ты увидишь места, где жил и умер, близких людей… «Программу» обычно выбирает Атхарта, но желание зрителя тоже учитывается. Говорят, сначала в Кратере действительно видны облака. Говорят – потому что за три года я так и не заглянул туда. Мне было бы тяжело наблюдать за жизнью, в которой меня больше нет. А вдруг там проблемы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90