А роль секретаря американца сыграл – и, по мнению Сергея Сергеевича, совсем недурно – агент третьего разряда Вербицкий. Как видишь, сотрудники третьей бригады Петрогуброзыска умеют выполнять свои обещания. А ты небось сомневался?
***
Василий Петрович вложил в папку документы и старую фотографию. Взглянул на часы:
– Однако мы с вами засиделись…
Он поставил папку в один из ящиков картотеки. Разминая затекшие от долгого сидения ноги, прошелся, ссутулясь, по комнате. Устало и буднично сказал:
– Вот, пожалуй, и все. Суд состоялся незадолго до годовщины Рабоче-крестьянской милиции, в октябре 1922 года. Тарковского и Сибирцеву судили по статье 188-й Уголовного кодекса РСФСР за сокрытие памятников старины и искусства, подлежащих передаче государству. Их осудили условно. Одновременно в соответствии с циркуляром Наркомюста Э 14 со всех осужденных, в том числе и с налетчиков, были взысканы в пользу голодающих весьма солидные штрафы. По справке Комиссии Помгола, которую мне показывал Ефимов, эти деньги дали возможность спасти от голодной смерти около ста человек.
Так что первый русский солдат с помощью сотрудников Петрогуброзыска отличился и на фронте борьбы с голодом…
Что же касается портрета, то он после реставрации был выставлен в музее «Общества поощрения художеств и популяризации художественных знаний при Российской Академии материальной культуры»
Я поинтересовался дальнейшей судьбой портрета.
– Погиб, – сказал Василий Петрович. – Осенью двадцать четвертого года во время наводнения в Петрограде. – И, словно оправдываясь перед кем-то, объяснил: – Ничего нельзя было сделать. Тогда снесло несколько мостов, и музей оказался совершенно отрезанным. Погибли не только картины, но и люди. От одних воспоминаний сердце сжимается. И все же… И все же за те полтора года, что портрет Бухвостова находился в нашем музее, он доставил радость тысячам петроградцев, ту великую радость, которую дает лишь подлинное искусство.
КОГДА АНГЕЛ ИГРАЕТ НА АРФЕ…
В рассказе Василия Петровича присутствовали: фаворитка французского короля мадам Помпадур, алхимик и парфюмер Лоренцо Менотти, с одинаковым искусством изготовлявший самые ароматные духи и самые надежные яды, русская императрица Елизавета Петровна и бесподобный маг Фальери, который умел превращать зиму в лето, а весну – в осень. В нем было все, кроме ангела, играющего на арфе… Но, во-первых, рамки любого рассказа ограничены, а во-вторых, оказавшийся в заглавии ангел все-таки присутствовал во время нашей беседы. Он пристроился на старинном хрустальном флаконе с остроконечной пробкой. А именно этот флакон и послужил поводом к рассказу.
– Для духов, разумеется, создавались и более изящные сосуды. Но ни у одного из них не было такой богатой биографии, как у нашего флакона, – сказал Василий Петрович и, одобрительно кивнув неутомимому ангелу, который уже два века не расставался со своей арфой, спросил: – Как вы думаете, сколько лет насчитывает искусство косметики и парфюмерии?
– Представления не имею.
– А все же?
По веселому блеску в глазах Василия Петровича легко было понять, что на столетия скупиться не следует.
– Веков десять – пятнадцать?
Он отрицательно покачал головой.
– Два тысячелетия?
– Нет, побольше.
– Четыре тысячи лет?
Василий Петрович был явно не в восторге от моей фантазии.
– Палочки губной помады, – назидательно сказал он, – были найдены археологами в доисторических пещерах, голубчик. Да, в пещерах. Чем люди научились пользоваться раньше, огнем или помадой, – это еще вопрос. Во всяком случае, неандертальцы знали по меньшей мере семнадцать косметических красок, а это, согласитесь, не так уж мало. «Четыре тысячи лет»! Четыре тысячи лет назад был золотой век косметики.
Древнеегипетские красавицы, чьи мумии ныне покоятся в различных музеях мира, пользовались великолепными розовыми и красными лаками для маникюра, румянами и помадами.
А о парфюмерии и говорить не приходится. Благовония, которые чаще всего приготовляли из цветов, считались необходимой принадлежностью дома. Во время пиров у Клеопатры лепестками роз усыпали пол, а гирляндами этих цветов украшали стены и колонны. Розовой водой струились многочисленные фонтаны, а гости в розовых венках возлежали на розовых подушках и пили розовое вино из увитых розами кубков…
Дань косметике отдали Финикия, Египет, Эллада, воинственный Рим и Византия.
Первая модница своего времени, византийская императрица Феодора держала при себе целый штат косметологов и парфюмеров. На сделанном из цитрусового дерева туалетном столике императрицы стояли сотни флаконов и баночек с самой разнообразной косметикой. Выкрашенные в голубоватый цвет волосы Феодоры были усыпаны тончайшей золотой пудрой, а благоуханное туалетное мыло ей специально привозили из Испании…
Кстати говоря, косметика вслед за христианством пришла на Русь из той же Византии.
Наши прабабушки умывались отваром овсяной муки, смешанной с белилами, что, по свидетельству летописцев, делало их лица белыми и лучезарными.
Сваренный в воде толченый ячмень заменял нынешний крем от загара. Приготовленное особым способом сорочинское зерно разглаживало морщинки на лице.
Парфюмерию составляли «ячное пиво», «гуляфная водка», росный ладан, розовая вода и перец, ибо, как указывал один из парфюмеров того времени, «перец ефиопский, аще во рту жуем, – благовоние рту наводит».
Русские красавицы удлиняли себе ресницы (для этого существовали специальные «клеельницы») и злоупотребляли гримом.
Боярыни и боярышни красили не только лицо, но и шею, руки. Составленная из металлической сажи с розовой водой черная краска закапывалась даже в глаза. Черные ресницы перекрашивались в белые, а белые – в черные.
Несомненными признаками женской красоты на Руси XVI и XVII веков были белое лицо, красные щеки, тонкие пальцы рук, большие ноги и толстый стан.
В период средневековья искусство красоты в Европе находилось в упадке. А в эпоху Ренессанса две неразлучные сестры – Косметика и Парфюмерия – вновь вернулись на свой благоухающий трон.
Они завоевывали королевские дворцы; неприступные, казалось бы, замки; вторгались в респектабельные дома буржуа и жилища ремесленников. Но они не посягали на сословные перегородки: то, что поощрялось на верхней ступеньке иерархии, запрещалось на нижней.
У каждого сословия были свои наряды, свои украшения, своя косметика. Так определила королевская власть, которая очень опасалась, как бы модистку ненароком не приняли за благородную дворянку, а настоящую принцессу не перепутали с какой-нибудь захудалой графиней, чей замок вот-вот готов развалиться.
Поэтому принцессу, не прибегая к горошине, легко было узнать не только по длине шлейфа (принцессам королевской крови разрешался шлейф до шести метров, а дочерям короля – почти до одиннадцати), но и по яркости румян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
***
Василий Петрович вложил в папку документы и старую фотографию. Взглянул на часы:
– Однако мы с вами засиделись…
Он поставил папку в один из ящиков картотеки. Разминая затекшие от долгого сидения ноги, прошелся, ссутулясь, по комнате. Устало и буднично сказал:
– Вот, пожалуй, и все. Суд состоялся незадолго до годовщины Рабоче-крестьянской милиции, в октябре 1922 года. Тарковского и Сибирцеву судили по статье 188-й Уголовного кодекса РСФСР за сокрытие памятников старины и искусства, подлежащих передаче государству. Их осудили условно. Одновременно в соответствии с циркуляром Наркомюста Э 14 со всех осужденных, в том числе и с налетчиков, были взысканы в пользу голодающих весьма солидные штрафы. По справке Комиссии Помгола, которую мне показывал Ефимов, эти деньги дали возможность спасти от голодной смерти около ста человек.
Так что первый русский солдат с помощью сотрудников Петрогуброзыска отличился и на фронте борьбы с голодом…
Что же касается портрета, то он после реставрации был выставлен в музее «Общества поощрения художеств и популяризации художественных знаний при Российской Академии материальной культуры»
Я поинтересовался дальнейшей судьбой портрета.
– Погиб, – сказал Василий Петрович. – Осенью двадцать четвертого года во время наводнения в Петрограде. – И, словно оправдываясь перед кем-то, объяснил: – Ничего нельзя было сделать. Тогда снесло несколько мостов, и музей оказался совершенно отрезанным. Погибли не только картины, но и люди. От одних воспоминаний сердце сжимается. И все же… И все же за те полтора года, что портрет Бухвостова находился в нашем музее, он доставил радость тысячам петроградцев, ту великую радость, которую дает лишь подлинное искусство.
КОГДА АНГЕЛ ИГРАЕТ НА АРФЕ…
В рассказе Василия Петровича присутствовали: фаворитка французского короля мадам Помпадур, алхимик и парфюмер Лоренцо Менотти, с одинаковым искусством изготовлявший самые ароматные духи и самые надежные яды, русская императрица Елизавета Петровна и бесподобный маг Фальери, который умел превращать зиму в лето, а весну – в осень. В нем было все, кроме ангела, играющего на арфе… Но, во-первых, рамки любого рассказа ограничены, а во-вторых, оказавшийся в заглавии ангел все-таки присутствовал во время нашей беседы. Он пристроился на старинном хрустальном флаконе с остроконечной пробкой. А именно этот флакон и послужил поводом к рассказу.
– Для духов, разумеется, создавались и более изящные сосуды. Но ни у одного из них не было такой богатой биографии, как у нашего флакона, – сказал Василий Петрович и, одобрительно кивнув неутомимому ангелу, который уже два века не расставался со своей арфой, спросил: – Как вы думаете, сколько лет насчитывает искусство косметики и парфюмерии?
– Представления не имею.
– А все же?
По веселому блеску в глазах Василия Петровича легко было понять, что на столетия скупиться не следует.
– Веков десять – пятнадцать?
Он отрицательно покачал головой.
– Два тысячелетия?
– Нет, побольше.
– Четыре тысячи лет?
Василий Петрович был явно не в восторге от моей фантазии.
– Палочки губной помады, – назидательно сказал он, – были найдены археологами в доисторических пещерах, голубчик. Да, в пещерах. Чем люди научились пользоваться раньше, огнем или помадой, – это еще вопрос. Во всяком случае, неандертальцы знали по меньшей мере семнадцать косметических красок, а это, согласитесь, не так уж мало. «Четыре тысячи лет»! Четыре тысячи лет назад был золотой век косметики.
Древнеегипетские красавицы, чьи мумии ныне покоятся в различных музеях мира, пользовались великолепными розовыми и красными лаками для маникюра, румянами и помадами.
А о парфюмерии и говорить не приходится. Благовония, которые чаще всего приготовляли из цветов, считались необходимой принадлежностью дома. Во время пиров у Клеопатры лепестками роз усыпали пол, а гирляндами этих цветов украшали стены и колонны. Розовой водой струились многочисленные фонтаны, а гости в розовых венках возлежали на розовых подушках и пили розовое вино из увитых розами кубков…
Дань косметике отдали Финикия, Египет, Эллада, воинственный Рим и Византия.
Первая модница своего времени, византийская императрица Феодора держала при себе целый штат косметологов и парфюмеров. На сделанном из цитрусового дерева туалетном столике императрицы стояли сотни флаконов и баночек с самой разнообразной косметикой. Выкрашенные в голубоватый цвет волосы Феодоры были усыпаны тончайшей золотой пудрой, а благоуханное туалетное мыло ей специально привозили из Испании…
Кстати говоря, косметика вслед за христианством пришла на Русь из той же Византии.
Наши прабабушки умывались отваром овсяной муки, смешанной с белилами, что, по свидетельству летописцев, делало их лица белыми и лучезарными.
Сваренный в воде толченый ячмень заменял нынешний крем от загара. Приготовленное особым способом сорочинское зерно разглаживало морщинки на лице.
Парфюмерию составляли «ячное пиво», «гуляфная водка», росный ладан, розовая вода и перец, ибо, как указывал один из парфюмеров того времени, «перец ефиопский, аще во рту жуем, – благовоние рту наводит».
Русские красавицы удлиняли себе ресницы (для этого существовали специальные «клеельницы») и злоупотребляли гримом.
Боярыни и боярышни красили не только лицо, но и шею, руки. Составленная из металлической сажи с розовой водой черная краска закапывалась даже в глаза. Черные ресницы перекрашивались в белые, а белые – в черные.
Несомненными признаками женской красоты на Руси XVI и XVII веков были белое лицо, красные щеки, тонкие пальцы рук, большие ноги и толстый стан.
В период средневековья искусство красоты в Европе находилось в упадке. А в эпоху Ренессанса две неразлучные сестры – Косметика и Парфюмерия – вновь вернулись на свой благоухающий трон.
Они завоевывали королевские дворцы; неприступные, казалось бы, замки; вторгались в респектабельные дома буржуа и жилища ремесленников. Но они не посягали на сословные перегородки: то, что поощрялось на верхней ступеньке иерархии, запрещалось на нижней.
У каждого сословия были свои наряды, свои украшения, своя косметика. Так определила королевская власть, которая очень опасалась, как бы модистку ненароком не приняли за благородную дворянку, а настоящую принцессу не перепутали с какой-нибудь захудалой графиней, чей замок вот-вот готов развалиться.
Поэтому принцессу, не прибегая к горошине, легко было узнать не только по длине шлейфа (принцессам королевской крови разрешался шлейф до шести метров, а дочерям короля – почти до одиннадцати), но и по яркости румян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70