– Не оборачивайся!
Но когда они уже стояли высоко на помосте, брат Эдвин осторожно повернул девочку, и Кристин увидела такое прекрасное зрелище, что у нее захватило дыхание.
Прямо напротив нее, на южной стороне корабля храма, светилась картина, как будто бы она была сделана из одних сверкающих каменьев. Пестрые световые пятна на стене получались от лучей, исходивших от этой картины; Кристин и монах стояли в самой середине сияния; руки у нее были красные, будто она окунула их в вино, лицо у монаха казалось сплошь позолоченным, а от его темной рясы мягко отражались краски картины Кристин вопросительно взглянула на него, но он только кивнул ей и улыбнулся.
Казалось, они перенеслись куда-то далеко-далеко и теперь перед ними было Царствие Небесное. Сквозь сеть черных полос Кристин мало-помалу различила самого Господа Христа в драгоценном красном плаще, деву Марию в синем, как небо, одеянии, святых мужей и дев в сияющих желтых, зеленых и лиловых одеждах. Они стояли под арками и колоннами светящихся домов, а кругом них вились ветки деревьев с удивительной прозрачной листвою…
Монах потянул ее за собою немножко дальше.
– Стой здесь, – прошептал он, – тогда на тебя прямо будет падать свет от Христова плаща!
Снизу, из помещения церкви, к ним подымался слабый аромат курений и запах холодных камней. Внизу было сумрачно, но солнечные лучи врывались наискось через ряд оконных отверстий в южной стене корабля храма. Кристин начала догадываться, что небесная картина, должно быть, что-то вроде оконного стекла, так как она заполняла одно из таких отверстий. Другие отверстия были пусты или же закрыты роговыми пластинами в деревянных рамах. Вот влетела птичка, села на подоконник, попрыгала и снова улетела, а за стеною хоров слышались удары металла по камню. Впрочем, все было тихо, только ветер влетал легкими порывами, – повздыхает немного меж стен церкви и затихнет.
– Да, да, – сказал брат Эдвин и вздохнул. – Таких вещей никто не умеет делать у нас, хотя, правда, в Нидаросе занимаются живописью по стеклу, но это все-таки не то, что здесь… Но в чужих краях, на юге, Кристин, в больших соборах есть расписные окна такой величины, как врата вот в этой церкви…
Кристин подумала о картинах в церкви у них дома. Там были алтари Улава и Томаса из Каптерборга с изображениями святых на вратах и на стене алтаря, но они казались ей такими бесцветными и бледными, когда она вспоминала о них теперь.
Они спустились вниз по приставной лестнице и взошли па хоры. Там стоял престол, голый и ничем не покрытый, а на его каменной плите были расставлены коробочки и чашечки из металла, дерева и глины, около них лежали странные ножички и кусочки железа, перья и кисти. И брат Эдвин сказал, что это все его инструмент; его ремесло – малевать картины и делать резьбу на престолах; и все красивые панели, стоящие у скамей на хорах, – его работа. Они пойдут на украшение врат алтаря в этой самой церкви братьев проповедников.
Он позволил Кристин смотреть, как он смешивает цветные порошки и растирает их в каменных чашечках, и помогать ему переносить разные вещи на одну из скамей у стены. И пока монах переходил от одной картины к другой, проводя кисточкой тонкие красные линии в волосах святых мужей и жен, чтобы каждый мог видеть, как эти волосы вьются локонами, Кристин ходила за ним по пятам, наблюдая и расспрашивая, а брат Эдвин объяснял ей, что он делает.
Па одной из таких картин был изображен Христос на золотом троне, а святой Николай и святой Клемент стояли около него под одной с ним кровлей. А по бокам было изображено житие святого Николая. Сначала он, еще грудным ребенком, сидел на коленях у Матери, отворачиваясь от груди, которую она ему предлагала, так как был святым с самого рождения и ас хотел сосать больше одного раза по пятницам. Рядом была картина, на которой изображалось, как он кладет кошелек с деньгами перед дверью дома, где жили три девы, такие бедные, что не могли найти себе мужей. Кристин увидела также, как он исцеляет ребенка римского рыцаря, увидела и самого рыцаря с поддельным золотым кубком в руке. Тот пообещал церкви золотой кубок, который был в его роде целую тысячу лег, в награду за то, что святой исцелил его ребенка. Но потом захотел обмануть святого Николая и дать ему поддельный золотой кубок вместо настоящего; за это его мальчик упал в море с .настоящим кубком в руке. Но святой Николай провел ребенка невредимым под водою, и тот вышел на берег в ту самую минуту; когда отец его стоял в церкви святого Николая, принося в дар поддельный сосуд. Все это было изображено на доске золотом и прекраснейшими красками.
На другой картине была дева Мария с младенцем Христом на коленях; он держал мать за подбородок одной рукой, а в другой у него было яблоко. Рядом святая Сюннива и святая Кристина стояли, прелестно изогнув стан, и их лица были белые и розовые, а волосы и короны – золотые.
Поддерживая левой рукой правую у запястья, брат Эдвин рисовал листья и розы на коронах.
– Мне кажется, что дракон ужасно маленький, – сказала Кристин, глядя на изображение святой, имя которой она носила. – Не похоже, что он мог проглотить деву.
– Да он этого и не мог сделать, – сказал брат Эдвин. – Он и на самом деле был не больше. Дракон и всякие такие иные слуги дьявола только кажутся нам большими, пока мы таим в себе страх. Не если человек пламенно и от всей души ищет Бога, так что его усердие преисполняет его силой, то тогда могущество дьявола тотчас же терпит такое страшное поражение, что все его орудия становятся мелкими и бессильными – драконы, злые духи съеживаются и делаются не больше гномов, кошек ворон. Ты же видишь, что вся та гора, где была заключена святая Сюннива, так мала, что дева может забрать ее целиком в полу своего плаща.
– Но разве они были не в пещерах, и святая Сюннива и мужи из Селье? – спросила Кристин. – Значит, это не правда?
Монах подмигнул девочке и снова улыбнулся.
– Это и правда и не правда! Так казалось людям, которые обрели их святые тела. И правда еще, что так это казалось и самой Сюнниве и мужам из Селье, потому что они были смиренны и думали, что мир сильнее всех грешных людей, они знали, что они сильнее мира, потому что любят его. Но если бы они знали это, то могли бы взять да и побросать все горы в море, словно камешки! Никто и ничто не может причинить нам вред, дитя мое, кроме того, что мы любим или чего боимся.
– А если человек не боится и не любит Бога? – с ужасом спросила Кристин.
Монах взял девочку за белокурые волосы, ласково отогнул ей назад голову и заглянул в глаза Кристин; ее синие глаза были широко открыты.
– Нет ни одного человека на свете, который не любил бы и не боялся бы Бога, Кристин; если же мы живем и умираем недостойно, то потому лишь, что сердце наше поделено между любовью к Богу и страхом перед дьяволом – и любовью к миру и плоти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86