Лавранс снова лег на кровать, Рагнфрид сидела, склонившись над больным ребенком, время от времени отирала лоб и руки девочки мокрым платком и смачивала ей вином губы.
Так прошло много времени. Турдис не раз заглядывала в горницу н от всего сердца хотела помочь, но Рагнфрид каждый раз высылала ее прочь. Кристин беззвучно плакала и молилась про себя, но вместе с тем все время думала о колдунье и напряженно ждала, когда та войдет в их дом.
Вдруг среди полной тишины раздался голос Рагнфрид:
– Ты спишь, Лавранс?
– Нет, – ответил муж, – я слушаю Ульвхильд. Бог поможет своему невинному агнцу, жена, в этом мы не смеем сомневаться! Не так томительно лежать здесь в ожидании…
– Бог, – сказала Рагнфрид в отчаянии, – ненавидит меня за грехи мои! Моим сыновьям хорошо там, где они сейчас, в этом я не смею сомневаться, а теперь, конечно, настал час и для Ульвхильд, – но меня, меня он отверг, потому что мое сердце – змеиное гнездо, исполненное грехами и скорбью!..
Тут кто-то взялся за дверную задвижку – вошел отец Эйрик, выпрямился во весь свой богатырский рост и произнес звучным, глубоким голосом:
– Да поможет вам Бог в доме сем!
Священник поставил ларец с лекарствами у ступеньки кровати, подошел к очагу и полил себе на руки теплой воды. Потом вынул из-за пазухи нательный крест, окрестил им все четыре угла комнаты, бормоча что-то по-латыни. После этого он открыл отдушину в крыше, устроенную для выхода дыма, так что свет ворвался в горницу, подошел к Ульвхильд и взглянул на нее.
Кристин испугалась, что священник ее найдет и выгонит вон – нелегко было чему-нибудь укрыться от глаз отца Эйрика. По он не смотрел по сторонам. Он вынул из ларца бутыль, налил из нее немного жидкости на комок хорошо расчесанной шерсти и положил его на рот и нос Ульвхильд.
– Ну вот, теперь ее страдания скоро уменьшатся, – сказал священник. Он подошел к Лаврансу и начал возиться с ним, пока тот ему рассказывал, как произошло несчастье. У Лавранса были сломаны два ребра и повреждены легкие; однако священ ник считал, что его положение не очень опасно.
– А Ульвхильд? – печально спросил отец.
– Об этом я скажу тебе, когда осмотрю ее, – ответил священник. – Но тебе придется лечь в стабюре, чтобы тем, кто будет ухаживать за ней, было свободнее и спокойнее в этой горнице.
Он положил руки Лавранса к себе на плечи, подхватил его снизу и вынес из комнаты. Теперь Кристин захотелось пойти вслед за отцом, но она не решалась показаться.
Вернувшись назад, отец Эйрик не стал разговаривать с Рагнфрид, а прежде всего разрезал и снял одежду с Ульвхильд, которая теперь меньше стонала и лежала как будто в забытьи. Он бережно ощупал тело, руки и ноги ребенка.
– Что, или моей девочке так уже плохо, Эйрик, что ты и сам не знаешь, как помочь, раз ни слова не говоришь? – спросила глухим голосом Рагнфрид.
Священник тихо ответил:
– По-видимому, Рагнфрид, у нее сильно повреждена спина. Я думаю, что лучше всего будет предоставить все Богу и святому Улаву; я же сам немногим могу здесь помочь.
Мать сказала с жаром:
– Тогда нам надо молиться! Ты отлично знаешь, что мы с Лаврансом дадим тебе все, что ты только пожелаешь, ничего не пожалеем, лишь бы ты вымолил у Бога, чтобы Ульвхильд осталась в живых!
– Это будет чудом, если она останется в живых и снова будет здорова, – сказал священник.
– А разве ты не проповедуешь о чудесах во всякое время дня и ночи? Что же, или ты не веришь, что с моим ребенком может произойти чудо? – сказала она с прежней страстностью.
– Это правда, – сказал священник, – чудеса, конечно, бывают. но Бог внемлет молитвам не всех людей, мы не знаем его неисповедимых путей. А ты не думаешь, что будет гораздо хуже, если эта красивая девочка выживет, но останется искалеченной или уродом?
Рагнфрид покачала головой и тихо заплакала.
– Я стольких потеряла, священник, – я не могу потерять и ее!
– Я сделаю все, что могу, – отвечал священник, – и буду молиться, сколько хватит сил моих. По ты должна стараться, Рагнфрид, безропотно снести судьбу, ниспосланную тебе Богом.
– Никого из детей своих не любила я так сильно, как эту малютку; если и ее тоже отнимут у меня, то сердце у меня, наверное, разорвется!
– Помоги тебе Боже, Рагнфрид, дочь Ивара, – сказал отец Эйрик и покачал головой. – Ты словно хочешь принудить Бога исполнить твою волю за все твои молитвы и посты! Что же ты удивляешься, что это так мало помогло?
Рагнфрид вызывающе взглянула на священника и молвила:
– Я уже послала за фру Осхильд!
– Да, ты ее знаешь, но я не знаю! – сказал священник.
– Я не могу жить без Ульвхильд, – сказала Рагнфрид по-прежнему. – Если Бог ей не поможет, то я буду искать помощи у фру Осхильд или отдам душу дьяволу, если он захочет пособить мне!
По лицу священника было видно, что он собирался ответить гневно, но сдержался. Он снова наклонился и снова ощупал тельце больной девочки.
– У нее похолодели руки и ноги, – сказал он. – Надо обложить ее корчагами с горячей водой, и потом больше не трогайте ее, пока не приедет фру Осхильд.
Кристин неслышно опрокинулась навзничь на скамейке и притворилась спящей. Сердце колотилось у нее от страха – она немногое поняла из разговора отца Эйрика с матерью, но разговор этот ужасно испугал ее, и она хорошо знала, что он был не для ее ушей.
Мать встала, чтобы идти за водой, но вдруг разразилась рыданиями:
– Молись за нас все-таки, отец Эйрик!
Немного спустя мать вернулась в горницу вместе с Турдис. Священник и женщины стали хлопотать около Ульвхильд, но тут Кристин нашли и выслали вон.
Свет ослепил девочку, когда она вышла во двор. Ей казалось, что большая часть дня уже прошла, пока она сидела в темной зимней горнице, а тут серые дома были освещены, и трава блестела, как шелковая, в лучах яркого полуденного солнца. Позади то темной, то золотистой решетки ветвей ольховой поросли блестела река, наполняя воздух веселым однозвучным шумом, потому что здесь, около Йорюндгорда, она быстро бежала по неглубокому, заваленному большими камнями руслу. Стены утесов уходили ввысь, в темно-голубую дымку, а сверху сбегали ручьи, пробиваясь через тающие снега. На дворе стояла сладостная и могучая весна, и Кристин невольно заплакала от горя, из-за беспомощности, которую она чувствовала повсюду вокруг себя.
На дворе никого не было, но девочка слышала голоса в людской. Свежей землей было посыпано то место, где отец убил быка. Кристин не знала, чем ей заняться, и поэтому забралась на стену строящегося дома – он был уже сложен высотою в два-три венца. Там лежали игрушки ее и Ульвхильд; она собрала их и спрятала в ямку между самым нижним бревном и фундаментом. В последнее время Ульвхильд постоянно требовала себе все игрушки Кристин, и Кристин это иногда злило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Так прошло много времени. Турдис не раз заглядывала в горницу н от всего сердца хотела помочь, но Рагнфрид каждый раз высылала ее прочь. Кристин беззвучно плакала и молилась про себя, но вместе с тем все время думала о колдунье и напряженно ждала, когда та войдет в их дом.
Вдруг среди полной тишины раздался голос Рагнфрид:
– Ты спишь, Лавранс?
– Нет, – ответил муж, – я слушаю Ульвхильд. Бог поможет своему невинному агнцу, жена, в этом мы не смеем сомневаться! Не так томительно лежать здесь в ожидании…
– Бог, – сказала Рагнфрид в отчаянии, – ненавидит меня за грехи мои! Моим сыновьям хорошо там, где они сейчас, в этом я не смею сомневаться, а теперь, конечно, настал час и для Ульвхильд, – но меня, меня он отверг, потому что мое сердце – змеиное гнездо, исполненное грехами и скорбью!..
Тут кто-то взялся за дверную задвижку – вошел отец Эйрик, выпрямился во весь свой богатырский рост и произнес звучным, глубоким голосом:
– Да поможет вам Бог в доме сем!
Священник поставил ларец с лекарствами у ступеньки кровати, подошел к очагу и полил себе на руки теплой воды. Потом вынул из-за пазухи нательный крест, окрестил им все четыре угла комнаты, бормоча что-то по-латыни. После этого он открыл отдушину в крыше, устроенную для выхода дыма, так что свет ворвался в горницу, подошел к Ульвхильд и взглянул на нее.
Кристин испугалась, что священник ее найдет и выгонит вон – нелегко было чему-нибудь укрыться от глаз отца Эйрика. По он не смотрел по сторонам. Он вынул из ларца бутыль, налил из нее немного жидкости на комок хорошо расчесанной шерсти и положил его на рот и нос Ульвхильд.
– Ну вот, теперь ее страдания скоро уменьшатся, – сказал священник. Он подошел к Лаврансу и начал возиться с ним, пока тот ему рассказывал, как произошло несчастье. У Лавранса были сломаны два ребра и повреждены легкие; однако священ ник считал, что его положение не очень опасно.
– А Ульвхильд? – печально спросил отец.
– Об этом я скажу тебе, когда осмотрю ее, – ответил священник. – Но тебе придется лечь в стабюре, чтобы тем, кто будет ухаживать за ней, было свободнее и спокойнее в этой горнице.
Он положил руки Лавранса к себе на плечи, подхватил его снизу и вынес из комнаты. Теперь Кристин захотелось пойти вслед за отцом, но она не решалась показаться.
Вернувшись назад, отец Эйрик не стал разговаривать с Рагнфрид, а прежде всего разрезал и снял одежду с Ульвхильд, которая теперь меньше стонала и лежала как будто в забытьи. Он бережно ощупал тело, руки и ноги ребенка.
– Что, или моей девочке так уже плохо, Эйрик, что ты и сам не знаешь, как помочь, раз ни слова не говоришь? – спросила глухим голосом Рагнфрид.
Священник тихо ответил:
– По-видимому, Рагнфрид, у нее сильно повреждена спина. Я думаю, что лучше всего будет предоставить все Богу и святому Улаву; я же сам немногим могу здесь помочь.
Мать сказала с жаром:
– Тогда нам надо молиться! Ты отлично знаешь, что мы с Лаврансом дадим тебе все, что ты только пожелаешь, ничего не пожалеем, лишь бы ты вымолил у Бога, чтобы Ульвхильд осталась в живых!
– Это будет чудом, если она останется в живых и снова будет здорова, – сказал священник.
– А разве ты не проповедуешь о чудесах во всякое время дня и ночи? Что же, или ты не веришь, что с моим ребенком может произойти чудо? – сказала она с прежней страстностью.
– Это правда, – сказал священник, – чудеса, конечно, бывают. но Бог внемлет молитвам не всех людей, мы не знаем его неисповедимых путей. А ты не думаешь, что будет гораздо хуже, если эта красивая девочка выживет, но останется искалеченной или уродом?
Рагнфрид покачала головой и тихо заплакала.
– Я стольких потеряла, священник, – я не могу потерять и ее!
– Я сделаю все, что могу, – отвечал священник, – и буду молиться, сколько хватит сил моих. По ты должна стараться, Рагнфрид, безропотно снести судьбу, ниспосланную тебе Богом.
– Никого из детей своих не любила я так сильно, как эту малютку; если и ее тоже отнимут у меня, то сердце у меня, наверное, разорвется!
– Помоги тебе Боже, Рагнфрид, дочь Ивара, – сказал отец Эйрик и покачал головой. – Ты словно хочешь принудить Бога исполнить твою волю за все твои молитвы и посты! Что же ты удивляешься, что это так мало помогло?
Рагнфрид вызывающе взглянула на священника и молвила:
– Я уже послала за фру Осхильд!
– Да, ты ее знаешь, но я не знаю! – сказал священник.
– Я не могу жить без Ульвхильд, – сказала Рагнфрид по-прежнему. – Если Бог ей не поможет, то я буду искать помощи у фру Осхильд или отдам душу дьяволу, если он захочет пособить мне!
По лицу священника было видно, что он собирался ответить гневно, но сдержался. Он снова наклонился и снова ощупал тельце больной девочки.
– У нее похолодели руки и ноги, – сказал он. – Надо обложить ее корчагами с горячей водой, и потом больше не трогайте ее, пока не приедет фру Осхильд.
Кристин неслышно опрокинулась навзничь на скамейке и притворилась спящей. Сердце колотилось у нее от страха – она немногое поняла из разговора отца Эйрика с матерью, но разговор этот ужасно испугал ее, и она хорошо знала, что он был не для ее ушей.
Мать встала, чтобы идти за водой, но вдруг разразилась рыданиями:
– Молись за нас все-таки, отец Эйрик!
Немного спустя мать вернулась в горницу вместе с Турдис. Священник и женщины стали хлопотать около Ульвхильд, но тут Кристин нашли и выслали вон.
Свет ослепил девочку, когда она вышла во двор. Ей казалось, что большая часть дня уже прошла, пока она сидела в темной зимней горнице, а тут серые дома были освещены, и трава блестела, как шелковая, в лучах яркого полуденного солнца. Позади то темной, то золотистой решетки ветвей ольховой поросли блестела река, наполняя воздух веселым однозвучным шумом, потому что здесь, около Йорюндгорда, она быстро бежала по неглубокому, заваленному большими камнями руслу. Стены утесов уходили ввысь, в темно-голубую дымку, а сверху сбегали ручьи, пробиваясь через тающие снега. На дворе стояла сладостная и могучая весна, и Кристин невольно заплакала от горя, из-за беспомощности, которую она чувствовала повсюду вокруг себя.
На дворе никого не было, но девочка слышала голоса в людской. Свежей землей было посыпано то место, где отец убил быка. Кристин не знала, чем ей заняться, и поэтому забралась на стену строящегося дома – он был уже сложен высотою в два-три венца. Там лежали игрушки ее и Ульвхильд; она собрала их и спрятала в ямку между самым нижним бревном и фундаментом. В последнее время Ульвхильд постоянно требовала себе все игрушки Кристин, и Кристин это иногда злило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86