Неплохо подшутили над народом, вручив ему такой подарок.
* * *
На прошлой неделе в мою честь устроили прием с ужином, можно сказать отвальную. Решили отметить мой последний полный день на службе. Происходило это событие в доме Леланда Клюза и его милой жены Сары. Они так и жили у себя на цокольном этаже в Тюдор-сити, а Сара, как и прежде, работала сиделкой по вызовам, хоть Леланд и заколачивал теперь в корпорации РАМДЖЕК около ста тысяч долларов в год. Но деньги в основном жертвуются им на программу «Приемные родители», при помощи которой оказывают поддержку детям разных стран мира, попавшим в тяжелое положение. Леланд с Сарой, если не ошибаюсь, помогают пятидесяти детям, так они говорили. У них есть письма от этих детей и фотографии, которые они всем показывают.
В глазах некоторых я теперь стал героем — необычное, знаете ли, чувство. Исключительно благодаря мне корпорация РАМДЖЕК просуществовала последние два года с лишним. Не спрячь я подальше завещание Мэри Кэтлин, и никто бы из них, явившихся на прощальный ужин, вице-президентом РАМДЖЕКа в жизни не сделался. Да мне бы и самому указали приличествующее место, впрочем, еще укажут, если только дотяну до конца свой новый срок, — стану я бродягой с сумой.
Что, опять ни цента в кармане, спрашиваете? Точно. Адвокаты дорого мне обошлись. Да и те адвокаты, которые вели мое уотергейтское дело, пристали со счетами, не отвяжешься. Так я им и остался должен немалую сумму за их хлопоты.
Пришел на тот прощальный ужин бывший мой конвоир, а ныне вице-президент объединения «Крайслер. Автомобили и кондиционеры», входящего в РАМДЖЕК, Клайд Картер, и красивая его жена Клаудия тоже пришла. Клайд заставил всех от хохота корчиться, голосом своего троюродного братца-президента объявив, что «я никому не даю лживых обещаний», посулив снести трущобы в Южном Бронксе и так далее.
И Фрэнк Убриако тоже пришел со своей новой женой красавицей Мерилин, ей всего семнадцать лет. Фрэнку-то уже пятьдесят три. Они на дискотеке познакомились. Вроде как очень друг с другом счастливы. Она говорит, ей стало любопытно, почему у него белая перчатка на одной руке, а на другой нет, с этого и началось. Должна же она была выяснить, почему. Сначала он ей врал, что руку эту ему покалечил из огнемета коммунист-китаец во время Корейской войны, но потом сознался, что сам ее спалил, полезши за часами в кипящее масло. Они с Мерилин любят рыбок из тропических морей. Купили такой кофейный столик в виде аквариума, и там эти рыбки плавают.
Фрэнк изобрел новый кассовый аппарат для объединения «Макдоналдсы. Гамбургеры». Все труднее становилось найти служащих, которые хорошо знают цифры, и поэтому Фрэнк клавиши эти с аппарата снял, заменив другими, на которых нарисованы гамбургеры, молочные коктейли, чипсы, кока-кола и прочее. Надо счет приготовить — официант просто пройдется пальцем по такой клавиатуре, помня, что клиент заказывал, а уж автомат сам что надо сложит и вычтет.
За это изобретение Фрэнку большую премию выплатили.
Думаю, новые владельцы из Саудовской Аравии с работы его не погонят.
Доктор Роберт Фендер, который по-прежнему сидел все там же в Джорджии, телеграмму мне прислал. Мэри Кэтлин хотелось, чтобы его тоже сделали вице-президентом РАМДЖЕКа, но никак было не вытащить Фендера из тюрьмы. Государственная измена — дело уж слишком серьезное. Клайд Картер написал ему, что я к ним в исправительную колонию возвращаюсь и по этому случаю устраивается прощальный ужин, пусть телеграмму пришлет.
А в телеграмме написано всего два слова через черточку: «Тинь-линь».
Помните, конечно, — это из его рассказа про судью с планеты Вику на, которому надо было подыскать себе новое тело, и он, добравшись до авиабазы Финлеттер, влетел в мое ушное отверстие, после, чего, пока я не умру, ему придется испытывать то же, что я испытываю, и делить мою судьбу.
У Фендера судья рассказывал, что на их планете и здоровались, и прощались вот так: «Тинь-линь».
Ну, как гавайцы «алоха» говорят — тоже и здравствуй, и прощай означает.
Здравствуй, прощай. А что еще говорить-то? Наш язык явно слишком словами изобилует.
Спросил я у Клайда, не знает ли он, что сейчас пишет Фендер.
— Научно-фантастический роман про экономику, — сказал Клайд.
— А под каким псевдонимом, не говорил?
— Килгор Траут.
* * *
Моя верная секретарша Леора Бордеро тоже пришла. И муж ее Лэнс. Этому Лэнсу хирурги только что грудь отхватили. Говорит, на двести случаев приходится один такой, когда грудь удаляют мужчине. Век живи — век учись.
А еще несколько моих приятелей по РАМДЖЕКу должны бы были явиться, но не решились. Почувствовали, что репутацию свою могут подмочить, выказав ко мне дружеское расположение, а значит, могут поставить под угрозу и свое служебное благополучие в будущем.
Зато прислали телеграммы кое-кто из тех, кто бывал у меня раньше на вечеринках, — Джон Кеннет Гелбрайт, Сальвадор Дали, Эрика Джонг, Лив Улльман, рок-группа «Летучие гонщики» и другие.
В телеграмме от Роберта Редфорда, помню, было написано «Держитесь твердо».
Ну, не то чтобы эти телеграммы посылали мне, отдавшись порыву сострадания. Сара Клюз потом призналась, что она всю неделю разным людям названивала, напоминала.
Арпад Лин просил Сару передать мне вот эти слова, только для моих ушей предназначенные: «Отличное представление». Как хочешь, так и понимай.
Кстати, ликвидация РАМДЖЕКа происходила уже не под его руководством. Ему предложили пост директора Американской телефонной и телеграфной компании, которую только что приобрела новая корпорация из Монако, называющаяся БИБЕК. Пока никто толком не знает, что этот БИБЕК такое. Некоторые думают, что там всем русские заправляют.
Ладно, спасибо и на том, что в этот раз найдутся и у меня настоящие друзья, пока отсиживаю.
На столе, прямо посередине, стояла ваза с большим букетом желтых тюльпанов. Опять апрель.
За окном шел дождь. Природа меня оплакивала.
* * *
Посадили меня на самое почетное место справа от хозяйки — от Сары Клюз, сиделки нашей заботливой. Из тех четырех женщин, которых я любил в своей жизни, с нею мне всего легче обо всем на свете разговоры вести. Может, это оттого, что никогда я ей ничего не обещал и никогда ее не обманывал. Господи, а сколько всего я попусту наобещал своей матери, и бедной своей жене, и Мэри Кэтлин!
Пришел Исраель Эдель со своей не очень красивой женой Нормой. Говорю: не очень красивой — по той простой причине, что она всегда терпеть меня не могла. Не знаю уж, почему. Я ее ничем не обидел, а уж перемена участи, случившаяся в жизни мужа, радует ее до небес. Если бы не я, так бы он сейчас и дежурил по ночам в «Арапахо». А теперь Эдели перестраивают купленный ими дом на Бруклин-Хайтс, еще бы не перестраивать — при его-то деньжищах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67