Постепенно природа стала меняться к лучшему. Трава позеленее, сосны постройнее. «Сюда мы еще не забрались. Здесь мы еще не успели отравить воду и воздух, – думал печально я. – Может, и к лучшему, что люди наконец закрылись в своих квартирах. Может, самое нам там и место? Пусть каждый сидит в собственной конуре, а траве и деревьям без нас даже лучше. Что уж говорить о птицах и животных?» Внезапно я заметил, что звук двигателя «Фортуны» чуть изменился. Подо мной был каменистый берег горной речушки. Я медленно летел вдоль реки, разглядывая живописные отвесные скалы по левому борту. Альтиметр показывал пятьдесят метров. Я осмотрел приборы, мне казалось, что все в порядке. Температура двигателя чуть выше нормы. Но в целом в пределах допустимого. Тут река сделала прихотливый изгиб, и передо мной открылась уютная зеленая долина. Река падала в долину тридцатиметровым каскадным водопадом. Хлопья пены разлетались в разные стороны. Даже в герметичной кабине слышался гул низвергающейся воды. Я чуть прибавил скорость и направил аэромобиль в центр открытой мною долины. Позже, когда я анализировал произошедшее, я пришел к выводу, что альтиметр, работающий на принципе эхолота, ввел меня в заблуждение. На дисплее была высота восемьдесят метров. Именно столько было от днища машины до земли. А на самом деле, пробираясь в горы, я незаметно, но неуклонно поднимался над уровнем моря. Воздух становился все разряженнее, и система охлаждения перестала работать эффективно. Прибавив мощности плазменному двигателю, я привел ситуацию к катастрофе. Для меня эти пара секунд выглядели так: вдруг заморгали все красные лампочки на пульте, заверещала сирена. В следующую секунду компьютер катапультировал двигатель. Двухтонная «Фортуна», лишенная вертикальной поддержки, довольно резво устремилась вниз. Я только успел ойкнуть, как компьютер выпустил аварийный парашют из отсека в крыше. Меня хорошенько тряхнуло, и потом начался вполне комфортный спуск. Так что все системы отработали на удивление отлично. Дальнейшее можно было бы назвать просто невезением. Двигатель таки взорвался. И осколки изрешетили корпус, когда я был уже почти у самой земли. Один прошил мне икру правой ноги, второй зацепил плечо. И еще один перебил крепежные тросы парашюта. Последние метры «Фортуна» просто падала. Потом раздался глухой удар, скрежет металла, и я отключился. Очнулся я в противоперегрузочном кресле, ногами вверх, с кусочками каленого стекла на груди. Во рту соленый привкус крови, голова гудит, а надо мной синий небосвод. Я слабо улыбнулся. Теперь я точно не вернусь…
Старый Хоб нашел меня часа через полтора.
– Ну и грохоту же было! Всех овец мне распугал, – высказал он претензию. – Я Хоб. Некоторые называют меня Старый Хоб.
– Дерек. Дерек Джеральд фон Кроуз.
– Во как? Фон Кроуз? – Старик исчез из поля зрения. Что-то заскрежетало, потом бухнуло. Я повернул голову направо и увидел дверцу, валяющуюся на траве. Ремни безопасности заклинило от удара, и Хоб перерезал их большим охотничьим ножом. Лезвие ножа было тусклым и темным. Почему-то я сразу понял, что Хоб сделал его своими руками. Впрочем, как и грубую куртку из толстой кожи.
– Давай-ка, малыш, помоги мне чуть-чуть.
Хоб потянул меня наружу, а я, как мог, уперся здоровой ногой и перевалился через борт «Фортуны». Оказавшись на траве, я перевел дух и сел, разглядывая окружающие долину горы. Пахло хвоей и волшебной первозданной свободой. В мою память вдруг вернулся отрывок из далекого детства: я стою перед наряженной елкой и мое маленькое сердце переполняется ощущением грядущего счастья.
Через пару часов мы сидели у очага на стоянке Старого Хоба. Округлые бока речных валунов потемнели от бесчисленных костров. Языки пламени облизывали закопченное дно подвешенного котелка, в котором булькало какое-то варево. Неподалеку паслась отара из двух десятков овец. Рыжая шелти бдительно наблюдала за отарой, изредка поводя острыми ушами.
– Это Лея. Она умница. – Хоб махнул в сторону собаки. – Прекрасно справляется без меня. Как нога-то? Не сильно болит?
– Уже почти нет, – ответил я. Воспользовавшись стандартной аптечкой из аэромобиля, Хоб довольно ловко залатал меня.
– Сегодня в деревню не пойдем. Во-первых, дотемна не успеем, а во-вторых, тебе надо чуток отдохнуть, пускай раны хоть немного затянутся.
Я кивнул. В это самое время нанодвигатели, посаженные мне в кровь еще десять лет назад, работали на полную мощность. Они восстанавливали поврежденные ткани, синтезировали необходимые ферменты, мобилизуя организм на активную регенерацию. Пару дней – и я буду как новенький. Я сидел на огромном овчинном тулупе (кажется, так это называется), привалившись спиной к толстому бревну, щурился от дыма костра и чувствовал себя абсолютно покойно. Хоб неторопливо открыл дверцу небольшой хижины и принес оттуда две тарелки и две ложки. Поставил это на траву подле меня и снова вернулся в хижину. Сквозь плетеные стенки внутренности крохотной постройки были прекрасно видны. Два гамака, полки на стенах и много подвешенных матерчатых мешков. Видимо, с пищей. Так и есть. Хоб достал из одного мешка краюху хлеба, захватил с полки две кружки и направился к очагу.
– Да это я так, больше для развлекаловки делаю, – ответил он. Я удивленно разглядывал глиняные миски, которые принес Хоб. Сейчас такое можно увидеть только в музее, правда кто в них ходит?
Уже начало смеркаться, когда Хоб разлил наконец суп по мискам. Такой вкуснятины я не ел, наверное, уже лет двадцать. Настоящий суп из баранины. Картофель, морковь, лук! Все было настоящим, не сублимированным. Я уж не говорю про мясо. Сытый и довольный, я отвалился на свое бревно, прихлебывая из большой кружки травяной чай. Надо мной было глубокое, темно-синее небо с мириадами звезд. Млечный Путь мерцал молочной белизной, а Хоб рассказывал про свою деревню:
– Нас уже шестьдесят восемь. Разводим овец. Есть коровы, куры, козы, ну, и прочая живность. Я ведь раньше тоже в городе жил. Главным механиком был на заводе. Если что из железа сварганить – это ко мне. – Хоб довольно ухмыльнулся. – Мы все стараемся делать сами. В тридцати километрах военная база. Мы у них продукты на лекарства меняем. Ну, иногда одежду берем, обувь, инструменты, мелочовку разную. А так – все сами. Я вот, видишь, – Хоб потеребил полу куртки, – даже портняжничать начал.
Старик хохотнул и встал, разминая косточки.
– Лея, малышка! Иди сюда, умница моя, поешь. – Овцы мирно дремали, сбившись в кучу, и собака, оставив свой пост, подбежала к костру. Она осторожно обнюхала меня и направилась к своей алюминиевой миске. После еды Лея снова подошла ко мне. Повиляла хвостом, ткнулась мокрым носом в руку, и в моем мозгу вдруг вспыхнула яркая картинка:
1 2 3 4 5 6 7 8
Старый Хоб нашел меня часа через полтора.
– Ну и грохоту же было! Всех овец мне распугал, – высказал он претензию. – Я Хоб. Некоторые называют меня Старый Хоб.
– Дерек. Дерек Джеральд фон Кроуз.
– Во как? Фон Кроуз? – Старик исчез из поля зрения. Что-то заскрежетало, потом бухнуло. Я повернул голову направо и увидел дверцу, валяющуюся на траве. Ремни безопасности заклинило от удара, и Хоб перерезал их большим охотничьим ножом. Лезвие ножа было тусклым и темным. Почему-то я сразу понял, что Хоб сделал его своими руками. Впрочем, как и грубую куртку из толстой кожи.
– Давай-ка, малыш, помоги мне чуть-чуть.
Хоб потянул меня наружу, а я, как мог, уперся здоровой ногой и перевалился через борт «Фортуны». Оказавшись на траве, я перевел дух и сел, разглядывая окружающие долину горы. Пахло хвоей и волшебной первозданной свободой. В мою память вдруг вернулся отрывок из далекого детства: я стою перед наряженной елкой и мое маленькое сердце переполняется ощущением грядущего счастья.
Через пару часов мы сидели у очага на стоянке Старого Хоба. Округлые бока речных валунов потемнели от бесчисленных костров. Языки пламени облизывали закопченное дно подвешенного котелка, в котором булькало какое-то варево. Неподалеку паслась отара из двух десятков овец. Рыжая шелти бдительно наблюдала за отарой, изредка поводя острыми ушами.
– Это Лея. Она умница. – Хоб махнул в сторону собаки. – Прекрасно справляется без меня. Как нога-то? Не сильно болит?
– Уже почти нет, – ответил я. Воспользовавшись стандартной аптечкой из аэромобиля, Хоб довольно ловко залатал меня.
– Сегодня в деревню не пойдем. Во-первых, дотемна не успеем, а во-вторых, тебе надо чуток отдохнуть, пускай раны хоть немного затянутся.
Я кивнул. В это самое время нанодвигатели, посаженные мне в кровь еще десять лет назад, работали на полную мощность. Они восстанавливали поврежденные ткани, синтезировали необходимые ферменты, мобилизуя организм на активную регенерацию. Пару дней – и я буду как новенький. Я сидел на огромном овчинном тулупе (кажется, так это называется), привалившись спиной к толстому бревну, щурился от дыма костра и чувствовал себя абсолютно покойно. Хоб неторопливо открыл дверцу небольшой хижины и принес оттуда две тарелки и две ложки. Поставил это на траву подле меня и снова вернулся в хижину. Сквозь плетеные стенки внутренности крохотной постройки были прекрасно видны. Два гамака, полки на стенах и много подвешенных матерчатых мешков. Видимо, с пищей. Так и есть. Хоб достал из одного мешка краюху хлеба, захватил с полки две кружки и направился к очагу.
– Да это я так, больше для развлекаловки делаю, – ответил он. Я удивленно разглядывал глиняные миски, которые принес Хоб. Сейчас такое можно увидеть только в музее, правда кто в них ходит?
Уже начало смеркаться, когда Хоб разлил наконец суп по мискам. Такой вкуснятины я не ел, наверное, уже лет двадцать. Настоящий суп из баранины. Картофель, морковь, лук! Все было настоящим, не сублимированным. Я уж не говорю про мясо. Сытый и довольный, я отвалился на свое бревно, прихлебывая из большой кружки травяной чай. Надо мной было глубокое, темно-синее небо с мириадами звезд. Млечный Путь мерцал молочной белизной, а Хоб рассказывал про свою деревню:
– Нас уже шестьдесят восемь. Разводим овец. Есть коровы, куры, козы, ну, и прочая живность. Я ведь раньше тоже в городе жил. Главным механиком был на заводе. Если что из железа сварганить – это ко мне. – Хоб довольно ухмыльнулся. – Мы все стараемся делать сами. В тридцати километрах военная база. Мы у них продукты на лекарства меняем. Ну, иногда одежду берем, обувь, инструменты, мелочовку разную. А так – все сами. Я вот, видишь, – Хоб потеребил полу куртки, – даже портняжничать начал.
Старик хохотнул и встал, разминая косточки.
– Лея, малышка! Иди сюда, умница моя, поешь. – Овцы мирно дремали, сбившись в кучу, и собака, оставив свой пост, подбежала к костру. Она осторожно обнюхала меня и направилась к своей алюминиевой миске. После еды Лея снова подошла ко мне. Повиляла хвостом, ткнулась мокрым носом в руку, и в моем мозгу вдруг вспыхнула яркая картинка:
1 2 3 4 5 6 7 8