И с той раны чах да чах, и года с два Богу душу отдал. А Вилька, твой обидчик, чего доброго, далеко пойдёт, ко двору царь его взял…
- Что ж, при сестрице состоит?..
- При какой?
- Известно, при Анютке…
- Э-э! Да ты, брат, сидя в Азове, ничего, видно, слыхом не слыхивал, как и что на Москве деялось.
- Да откуда же?.. Иной и знает, да в беседу с ним не вступишь. А с кем зубы приходилось точить - тёмный люд, до одного. И про Москву-то редкий слыхивал, что это за зверь.
- Анютка отсидела взаперти годков пять-шесть на покаянье за свою дурость, коли не называть художества её как бы следовало, впрямь… Да потом замуж таки вышла за пруссачка… и померла уж вдовой, год с походцем будет… А Матрёна за комендантом была, в Эльбинке… А Вилимушку державный теперь отличает, и малый, хоть в ушко вдевай, стрёма такой и ловчак… Одно нехорошо, такой красавец из себя, а кулак хуже мужика. Облунит хоть кого и так подлезет, что просто, братец ты мой, сам не заметишь, как мошна раскроется и что в ней покрупнее Вилимушке дашь на нужды его. Хапает-хапает, а вечно жалуется, что без деньжонок. По весне вожжался с коньком, всем навязывал - купите. А кончил тем, что и конёк остался, и ещё пару рысачков прикупил, бедняжка.
- Каким же чином он… ворог мой, теперь?..
- Генерал-адъютантом от кавалерии.
- При Самом, говорите?
- При Самом.
- И через его допускаются к государю челобитчики, буде… кому желательно предстать Самому на очи?
- Нет… Денщик есть дневальной. Как придёт кто, он уж пойдёт скажет - пришёл такой-то и то-то просит. Выслушает государь и, коли досужно, тогда же велит пустить… А недосужно - после… А отказу челобитчикам не бывает… коли не на Сенат жалуешься, а на воеводу, что ль, аль там пониже…
- А я, может, челобитчиком явлюся на того, кто всех повыше…
Иван Васильевич Кикин расхохотался. Погрозил пальцем и примолвил:
- Только не моги сказать, что я тебя учил так далеко залетать.
- Какие мне нужны учителя?.. Слава те Христу, пятнадцать годов капральство веду.
Тут пришли незнакомые Балакиреву лица, и разговор принял другой оборот. Двое из пришедших были старые отставные дворяне. Возвращались из Питера через Белокаменную, чтобы оставить по записке, данной на смотру царском, в арифметических школах недоростков-внучат.
- Чтобы провал взял этот самый Питер непутный! - разразился старик один, передавая Ивану Васильевичу своё горе. Его обокрали на постоялом дворе, а комиссар по наряду обругал и прогнал самого потерпевшего, обозвав его и пьяницею и бродягой.
- Мудрёное дело, голубчик, с тобой учинилось, говоришь… В Питере в самом откуда взять выборного-то? Ты мне скажи… может, не в городе, а на дороге… где ни на есть около Новагорода.
- Да не все ль едино?.. Мне не легче, что в вашинском Питере, в старом аль новом городе… Знаю я, что подголовок унесли, и теперь от своих-от животов должен чуть не Христовым именем назад ворочаться. Спасибо Еремею Игнатьичу, - указывая на товарища, промолвил он, - везёт, по знаемости, на своё… за то с благодарностью, с лихвой отдам.
- А я так довольным и предовольным себя почитать должен за питерску поездку… На смотру, как внука являл, государю бедность свою без запинки высказал… как воевода вотчину мою хотел оттеребить за то единственно, что во дворе грамотки сгорели и выписи все. Одно слово - хапуга! Выслушал государь милостиво. Кормовые велел давать внуку в школе, пока не поправлюся, и наказать уж послали не трогать меня, старика, а пусть разряд выправится. А в разряде все есть. Был уж я, и показали записи тамо все; и противни дали закреплённые. А про воеводу розыск начался. Истинно Божья благодать царь-от нынешний, прямой сын кротчайшего и милосливого Алексея Михайлыча. Как родитель, сам выслушивает и переспросить себя позволяет… И просить нечего тебе о допуске… Дошла очередь до тебя - о внуке да о себе все высказал. Велел в токарную зайти да наказал секретарю своему, Алексею Васильичу, со слов моих записать и доложить не мешкая.
Алексей Балакирев слушал и молчал. Только вздохнул, когда Еремей Игнатьич про доступ заговорил и про написанье бумаги для доклада его царскому величеству.
«Попробуем-ка и мы такожде! - решил он в уме своём. - Как знать, может, и часть своих наследственных после дяди ворочу и доход отдадут Апраксины за полтора десятка годов… Вот бы важно было-то! Тем паче на голые зубы».
- А коли секретарь что не может, то у царя есть зоркий генерал-адъютант, Павел Иваныч Ягужинский, - высказал Кикин.
- Не тот ли Павел Иваныч, что у Монцовых на посылках бывал? - спросил Балакирев.
- Он самый.
- Гм! Да не узнает, чай, меня… Сошлись-то мы всего единожды, как угостил я его, сердечного… Павлуша был тогда, а теперь, вишь, енарал, говорите…- с сомнением в голосе высказался Алексей Балакирев.
- Он не особенно зазнается, а впрочем… что говорить - тонкий человек.
Затем разговор перемежился. Закусывать стали. Калякали старики о прошлых временах, а слушать про времена царей Федора да Ивана, скорбного главою, Алёша не находил интересным и спать попросился устатку ради. Отвели его в светёлку с лежаночкой. И завалился служака на боковую с полным своим довольствием.
Утром он принялся хлопотать по делам и возвратился только на ночлег к Ивану Васильевичу, который и сам весь день в хлопотах был, но, слава Богу, все кончил. За вечерею сказал Алёше: «Завтра едем, коли хошь, не откладываючи».
Для человека, ломавшего такие концы, как до Азова, дорога до Питера по первопутку за пустяк показалась. Ели вволю, а сон от нечего делать к сытому сам приходит; так что проспали и Алексей Гаврилович и Иван Васильевич, почитай, чуть не всю дорогу. Как пришлось вылезать из саней с покрышкой, догадался Алёша, что, видно, уж доехали.
Так и было в самом деле.
Приехали уж темно. Зги не видать, и какая-то каша липкая сверху падает.
Обогрелись - да известно, что делать в ночь - поесть да спать лечь.
Утром Александр Васильевич Кикин ранёхонько, прослышав, что брат приехал, прискакал к нему.
Иван из-под одеяла руку подаёт.
- Здорово ли все?.. Изломало, что ль?
- Нет… ничего! - зевнул и вставать стал.
- А это кто у тебя? - спросил Александр Васильевич брата, увидев на лежанке чью-то голову.
- Отгадай! Знаком ведь тебе.
Вглядывается внимательно в спящего Кикин, припоминает:
- Знакомое, правда, лицо… Только не возьму в толк, кто бы это?
- Алексей Балакирев.
- Может ли быть? И жив и здоров! Ах он разбойник!.. Вишь, как подкрался! - и он бросился будить спящего и душить его в своих объятиях.
Нужно ли досказывать, что для приятелей пятнадцать лет были как бы вчера? После первых излияний взаимной радости начался между Кикиным и Алексеем Балакиревым разговор о деле.
- Позволено в Москву приехать, а я упросил Кошелева до Питера дать посылку и должен здеся грамоты отдать и счётные книги… Куда нести, научи, Александр Васильич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230
- Что ж, при сестрице состоит?..
- При какой?
- Известно, при Анютке…
- Э-э! Да ты, брат, сидя в Азове, ничего, видно, слыхом не слыхивал, как и что на Москве деялось.
- Да откуда же?.. Иной и знает, да в беседу с ним не вступишь. А с кем зубы приходилось точить - тёмный люд, до одного. И про Москву-то редкий слыхивал, что это за зверь.
- Анютка отсидела взаперти годков пять-шесть на покаянье за свою дурость, коли не называть художества её как бы следовало, впрямь… Да потом замуж таки вышла за пруссачка… и померла уж вдовой, год с походцем будет… А Матрёна за комендантом была, в Эльбинке… А Вилимушку державный теперь отличает, и малый, хоть в ушко вдевай, стрёма такой и ловчак… Одно нехорошо, такой красавец из себя, а кулак хуже мужика. Облунит хоть кого и так подлезет, что просто, братец ты мой, сам не заметишь, как мошна раскроется и что в ней покрупнее Вилимушке дашь на нужды его. Хапает-хапает, а вечно жалуется, что без деньжонок. По весне вожжался с коньком, всем навязывал - купите. А кончил тем, что и конёк остался, и ещё пару рысачков прикупил, бедняжка.
- Каким же чином он… ворог мой, теперь?..
- Генерал-адъютантом от кавалерии.
- При Самом, говорите?
- При Самом.
- И через его допускаются к государю челобитчики, буде… кому желательно предстать Самому на очи?
- Нет… Денщик есть дневальной. Как придёт кто, он уж пойдёт скажет - пришёл такой-то и то-то просит. Выслушает государь и, коли досужно, тогда же велит пустить… А недосужно - после… А отказу челобитчикам не бывает… коли не на Сенат жалуешься, а на воеводу, что ль, аль там пониже…
- А я, может, челобитчиком явлюся на того, кто всех повыше…
Иван Васильевич Кикин расхохотался. Погрозил пальцем и примолвил:
- Только не моги сказать, что я тебя учил так далеко залетать.
- Какие мне нужны учителя?.. Слава те Христу, пятнадцать годов капральство веду.
Тут пришли незнакомые Балакиреву лица, и разговор принял другой оборот. Двое из пришедших были старые отставные дворяне. Возвращались из Питера через Белокаменную, чтобы оставить по записке, данной на смотру царском, в арифметических школах недоростков-внучат.
- Чтобы провал взял этот самый Питер непутный! - разразился старик один, передавая Ивану Васильевичу своё горе. Его обокрали на постоялом дворе, а комиссар по наряду обругал и прогнал самого потерпевшего, обозвав его и пьяницею и бродягой.
- Мудрёное дело, голубчик, с тобой учинилось, говоришь… В Питере в самом откуда взять выборного-то? Ты мне скажи… может, не в городе, а на дороге… где ни на есть около Новагорода.
- Да не все ль едино?.. Мне не легче, что в вашинском Питере, в старом аль новом городе… Знаю я, что подголовок унесли, и теперь от своих-от животов должен чуть не Христовым именем назад ворочаться. Спасибо Еремею Игнатьичу, - указывая на товарища, промолвил он, - везёт, по знаемости, на своё… за то с благодарностью, с лихвой отдам.
- А я так довольным и предовольным себя почитать должен за питерску поездку… На смотру, как внука являл, государю бедность свою без запинки высказал… как воевода вотчину мою хотел оттеребить за то единственно, что во дворе грамотки сгорели и выписи все. Одно слово - хапуга! Выслушал государь милостиво. Кормовые велел давать внуку в школе, пока не поправлюся, и наказать уж послали не трогать меня, старика, а пусть разряд выправится. А в разряде все есть. Был уж я, и показали записи тамо все; и противни дали закреплённые. А про воеводу розыск начался. Истинно Божья благодать царь-от нынешний, прямой сын кротчайшего и милосливого Алексея Михайлыча. Как родитель, сам выслушивает и переспросить себя позволяет… И просить нечего тебе о допуске… Дошла очередь до тебя - о внуке да о себе все высказал. Велел в токарную зайти да наказал секретарю своему, Алексею Васильичу, со слов моих записать и доложить не мешкая.
Алексей Балакирев слушал и молчал. Только вздохнул, когда Еремей Игнатьич про доступ заговорил и про написанье бумаги для доклада его царскому величеству.
«Попробуем-ка и мы такожде! - решил он в уме своём. - Как знать, может, и часть своих наследственных после дяди ворочу и доход отдадут Апраксины за полтора десятка годов… Вот бы важно было-то! Тем паче на голые зубы».
- А коли секретарь что не может, то у царя есть зоркий генерал-адъютант, Павел Иваныч Ягужинский, - высказал Кикин.
- Не тот ли Павел Иваныч, что у Монцовых на посылках бывал? - спросил Балакирев.
- Он самый.
- Гм! Да не узнает, чай, меня… Сошлись-то мы всего единожды, как угостил я его, сердечного… Павлуша был тогда, а теперь, вишь, енарал, говорите…- с сомнением в голосе высказался Алексей Балакирев.
- Он не особенно зазнается, а впрочем… что говорить - тонкий человек.
Затем разговор перемежился. Закусывать стали. Калякали старики о прошлых временах, а слушать про времена царей Федора да Ивана, скорбного главою, Алёша не находил интересным и спать попросился устатку ради. Отвели его в светёлку с лежаночкой. И завалился служака на боковую с полным своим довольствием.
Утром он принялся хлопотать по делам и возвратился только на ночлег к Ивану Васильевичу, который и сам весь день в хлопотах был, но, слава Богу, все кончил. За вечерею сказал Алёше: «Завтра едем, коли хошь, не откладываючи».
Для человека, ломавшего такие концы, как до Азова, дорога до Питера по первопутку за пустяк показалась. Ели вволю, а сон от нечего делать к сытому сам приходит; так что проспали и Алексей Гаврилович и Иван Васильевич, почитай, чуть не всю дорогу. Как пришлось вылезать из саней с покрышкой, догадался Алёша, что, видно, уж доехали.
Так и было в самом деле.
Приехали уж темно. Зги не видать, и какая-то каша липкая сверху падает.
Обогрелись - да известно, что делать в ночь - поесть да спать лечь.
Утром Александр Васильевич Кикин ранёхонько, прослышав, что брат приехал, прискакал к нему.
Иван из-под одеяла руку подаёт.
- Здорово ли все?.. Изломало, что ль?
- Нет… ничего! - зевнул и вставать стал.
- А это кто у тебя? - спросил Александр Васильевич брата, увидев на лежанке чью-то голову.
- Отгадай! Знаком ведь тебе.
Вглядывается внимательно в спящего Кикин, припоминает:
- Знакомое, правда, лицо… Только не возьму в толк, кто бы это?
- Алексей Балакирев.
- Может ли быть? И жив и здоров! Ах он разбойник!.. Вишь, как подкрался! - и он бросился будить спящего и душить его в своих объятиях.
Нужно ли досказывать, что для приятелей пятнадцать лет были как бы вчера? После первых излияний взаимной радости начался между Кикиным и Алексеем Балакиревым разговор о деле.
- Позволено в Москву приехать, а я упросил Кошелева до Питера дать посылку и должен здеся грамоты отдать и счётные книги… Куда нести, научи, Александр Васильич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230